Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

Это так же захватывающе, как и страшно.

Вытянув правую руку, а левую по-прежнему прижимая к груди, я делаю еще два круга на Мист, чтобы подготовиться и дать единорогу время выработать свою энергию. Я бросаю оценивающие взгляды на его спину ― Мист держит ровный темп, подсекая его, когда он пытается ускориться или перейти на рысь.

Сейчас я сяду на тебя, ― говорю я ему.

Черта с два. ― Он фыркает, но уже спокойнее, он устал.

Когда мы делаем круг, я краем глаза замечаю Райана. Все солдаты перегибаются через перила, совершенно потеряв дар речи, и сейчас Райан ничем не отличается от них.

Именно так, ― говорю я.

Задержав дыхание, я приподнимаю левую лодыжку, опираясь только на подушечку стопы. Почувствовав мое движение, единорог пытается ускориться, но Мист резко пинает его, чтобы удержать рядом.

Сейчас.

Я перебрасываю свой вес вправо, ставя ногу ему на спину. Он почти вдвое больше Мист ― его спина широкая и крепкая, как жернов. На короткую, потрясающую секунду я оказываюсь между ними. По одной ноге на каждой лошади. Единорог фыркает, сердито выдыхая пар, но продолжает скакать по кругу.

Неужели я это делаю?

Словно осмелившись ступать по облакам, я переношу весь свой вес на правую ногу, не обращая внимания на ноющую боль в руке, а левой ногой скольжу по спине единорога. Колено подгибается ― я едва не падаю, ― но затем ловлю равновесие и быстро опускаюсь в сидячее положение, обнимая обеими ногами его массивную фигуру.

Слава богам за брюки.

Невозможное становится реальностью ― я сижу верхом на единороге и не могу в это поверить. Мист держит ровный темп слева от нас, хотя я слышу ее затрудненное дыхание. Единорог держит голову низко, из нее продолжают вырываться гневные струйки пара. Я запускаю правую руку в основание его гривы, но тут же отдергиваю, когда пряди режут мне ладонь ― надо было надеть перчатки.

И все же наступает краткий, прекрасный миг, когда я сижу на нем верхом, как сама бессмертная Фрасия в истории «Гонка Солнца и Луны». В этот момент я думаю ― я могу это сделать. Это действительно возможно. Впервые я вижу перед собой путь. В груди зарождается странный гул, шепот, будто я уже делала это раньше, глубокая связь со зверем, заставляющая родимое пятно на груди пульсировать, как второе сердце.

Шепот становится звуком, словно забытый сон. Слово. Нет, имя. Т?

Не проходит и трех секунд, как он резко останавливается и, взбрыкнув мощными бедрами, перебрасывает меня через свою голову по дуге, пока я не врезаюсь спиной в песок.

Черта с два, ― фыркает он.

Несмотря на боль, пронизывающую мое тело, я ошеломленно улыбаюсь звездам, подмигивающим через открытый люк над головой.

Я сделала это. Мгновение я скакала на нем.

Я смутно осознаю, что в манеж вбегают солдаты и железными копьями загоняют единорога обратно в стойло, слышу торопливые шаги Максимэна, который опускается на колени рядом со мной.

― Проклятые боги, ― бормочет он, нежно ощупывая мое левое предплечье. ― У нее сломана рука ― позовите лекаря!

Последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание, ― это абсолютно лишенное выражения лицо Райана, нависшее над моим, когда он говорит:

― Видишь, певчая птичка? Тебе нужна только правильная мотивация.

Глава 22

Вульф

Кирпичные стены. Железные прутья.

Вот он я, в очередной камере, прикованный к прошлому, от которого, как мне казалось, я давно освободился. Тогда я боролся за свой ужин. На этот раз ― за помилование. Я почти слышу гул кровожадной толпы на трибунах над головой, который эхом отдается в моей голове.

Я сжимаю костяшки пальцев, вспоминая старые навыки.

Вот что я скажу о казармах бойцов под ареной Дюрена ― это все еще тюрьма, но еда здесь в разы лучше, чем в подземелье.

Последнюю неделю меня вместе с другими бойцами откармливают тушеной говядиной и хлебом с маслом. Меня лечит поцелованный богом лекарь, которого наняли Валверэи. Со мной обращаются, как с призовым боровом перед закланием. И да, меня не покидает мысль, что именно так мы поступали с Максом, чтобы привести его в достаточно хорошую форму для пыток.

Всего здесь шестнадцать бойцов. Все мы ― «преступники», хотя этот термин трактуется очень свободно, чтобы отобрать сильных бойцов для зрелищности. Есть фермерские мальчишки-близнецы, сложенные как волы, чей дядя не заплатил налоги, а вовсе не они. Целая команда моряков, обвиненных в пиратстве. Капитан Золотых Стражей, который продавал украденную армейскую взрывчатку на Улицах Греха. Проститутка, задушившая жестокого клиента. Пожилой кузнец с кулаками, похожими на наковальню даже в его возрасте. И ― плохая новость для всех нас ― еще два поцелованных богом бойца, мужчина и женщина.

Мужчина ― специанец, наделенный божественной силой. Он и сам по себе достаточно пугающий, но у него еще и стальные пластины на бицепсах, предплечьях, груди и спине, которые буквально прикручены к его костям. Как такое возможно, я понятия не имею.

Но больше всего меня беспокоит женщина. Воровка, которую годами держат взаперти в одном подземелье. Насколько я могу судить, ее дар позволяет ей управлять ветром, включая все, что он может использовать, например землю или воду. Ее родимое пятно было вырезано, а по шее, конечностям и лицу тянутся многолетние шрамы, жутко имитирующие линии богов.

Она не говорит. Никто не знает, кто ее так изуродовал. Есть только предположения, которые передаются между нашими отдельными камерами, как монеты из рук в руки.

Но вот чего я никому не говорил, так это того, что я ее помню.

Мне было шестнадцать лет. Я искал Райана, который опоздал на наш спарринг. Я открыл не ту дверь в восточном крыле Сорша-Холла, не обращая внимания на странные запахи, которые уловили мои органы чувств, не понимая, что это экспериментальная камера лорда Берольта.

Там была она. Без сознания на столе. Я и через тысячу лет не забуду, как увидел ее глаза, открытые, но не видящие. У нее еще не было этих шрамов, но ее крестный поцелуй уже был вырезан.

И это наводит меня на мысль, что я, в конце концов, уже знаю, откуда у этого специанца его поганая броня.

Если мы, пленники, не едим, значит, мы тренируемся. Отжимаемся. Приседаем. Прыгаем. Мы изолированы друг от друга решетками, так что мы не можем спарринговать, и я могу только догадываться, какими боевыми навыками обладают остальные. Я не хочу выдавать свои собственные умения, но я должен тренироваться. Я заржавел как черт.

Каждую ночь, когда я сплю на своей грязной кровати, старый боец во мне, монстр, тень, которой я был, нависает надо мной. Он пробивает себе дорогу назад. На краткий миг мне показалось, что я выбрался из сточной канавы и потянулся к свету. К ней. Потому что любовь к Сабине ― это единственный святой обряд, который может очистить такого ублюдка, как я.

Особенно когда мне приходится иметь дело с такими, как…

― Вставай и иди к ним, Вульф, ― рычит хриплый голос, его горло навсегда повреждено после инцидента пятилетней давности, когда я наткнулся на него в опиумном притоне и попытался задушить, пока меня не оттащили часовые.

Джоки ― постаревший, морщинистый, но все еще крепкий, как чертова дубленая кожа, ― ухмыляется своими кривыми зубами, которые преследовали меня в детстве.

― Пора осмотреть арену. Подготовиться к Турниру. Как в старые добрые времена, да, парень?

Так тому и быть, думаю я про себя. Давай, блядь, потанцуем, в последний раз.

***

― Турнир начнется через неделю. В четыре часа дня. Это значит, что солнце будет там, на юго-востоке. Джоки направляет свой сложенный зонт от солнца на пустые сиденья. ― Еще одна неделя, чтобы придумать, как каждый из вас собирается стать единственным победителем.