Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

Однажды ночью, после того как Белая матрона до крови отхлестала меня по костяшкам пальцев молитвенной палочкой, я погрузилась в глубокий сон. Когда я проснулась, пауки облепили мои руки, издавая свои ужасные звуки. Я запаниковала, пока геккон на стене не сказал:

Не бойся.

Я ждала. Совершенно неподвижно. Когда пауки отступили, мои окровавленные костяшки были вычищены дочиста, паучья паутина покрывала раны, а их яд оказался мощным антисептиком.

Все это время они пытались мне помочь. Я не могла говорить с ними, как с другими животными, потому что не понимала, что пауки не говорят ― они поют.

Тк-тк-тк, сссссссссс, Тк-Тк-Тк-Тк…

Это означает что-то вроде ― опасность в воздухе.

В общем, нет ничего удивительного в том, что пока семья Валверэй занята тем, что клевещет обо мне, называя шлюхой, во все украшенные драгоценностями уши высшего общества, простолюдины Дюрена боготворят нас с Бастеном, очарованные трагической историей невольной невесты лорда, влюбившейся в своего телохранителя. Крылатая Леди и Одинокий Волк ― так нас называют. Может, Райан и мало думает о своих подданных, но я знаю, что жители этого города обладают силой.

Кто-то идет! ― Мышь ныряет под подушку за секунду до того, как в замке поворачивается ключ.

― Леди Сабина? ― Максимэн открывает дверь. В кои-то веки его строгое лицо успокаивает ― по крайней мере, он не смотрит на меня как на шлюху. ― Лорд Райан желает видеть вас в своих покоях.

Мое сердце падает.

Я прищелкиваю пальцами, чтобы мышь переползла ко мне на плечо, но Максимэн твердо говорит:

― Никаких животных.

Я нервничаю во время долгой прогулки по извилистым коридорам Сорша-Холла. Райан не отличается горячим нравом ― я бы предпочла, чтобы он был таким, чтобы мы могли устроить одну горячую разборку, а затем двигаться дальше. Нет, Райан из тех, кто терпеливо варится в своих обидах всю жизнь.

― Верховный лорд Валверэй? ― говорит Максимэн, останавливаясь в дверном проеме. ― Она здесь.

Когда Максимэн предлагает мне войти, я замираю, прежде чем сделать шаг. Я никогда не была в личных покоях Райана. Она вдвое больше моей спальни в башне, с одной стороны стоит массивная кровать красного дерева, а за углом ― камин с кожаными креслами и столом, на котором вырезана карта Астаньона; сейчас ее детали скрыты книгами и корреспонденцией, приколотой кинжалами.

Райан, облокотившийся на стол, захлопывает книгу, которую читал, и переводит на меня нечитаемый взгляд.

― Оставь нас, Максимэн.

Дверь захлопывается за мной, заставляя вздрогнуть. В камине вспыхивает полено, пугая меня.

Райан медленными, неторопливыми шагами обходит стол, приближаясь ко мне, и смотрит, как охотничья собака, сбившаяся со следа.

― Ты любишь его? ― В его голосе звучит редкая хрипотца.

Я пытаюсь сглотнуть, но горло пересохло. Наконец я отвечаю:

― Я… я не знаю, что такое любовь, милорд. Мне казалось, что я люблю Адана, похитившего меня.

Райан медленно качает головой, разочарованный моей очевидной ложью. Он прислоняется спиной к столу с картами, его глаза, острые и расчетливые, как лезвие.

― Ну что, любимая? Разве ты не собираешься умолять меня о его жизни? Отдашься мне в обмен на его свободу? ― Он небрежно отводит одно колено, открывая доступ к своим бедрам. И выжидающе смотрит на меня.

Мое тело дергается, словно в костер подбросили еще одно полено, хотя пламя уже горит ровно. Краем глаза я вижу кровать из темного дерева. Неужели Райан хочет именно этого? Переспать с ним, и Бастен будет спасен?

Сердцебиение учащается, и я делаю трясущийся шаг вперед, моя рука тянется к его поясу медленно, словно сквозь холодный мед. Пальцы дрожат так сильно, что я едва могу расстегнуть латунную пряжку. Пульс стучит в голове, непрерывно и болезненно. Райан лишь неотрывно наблюдает за мной, как за соперником за игрой в карты.

Глубоко вздохнув, я прижимаю ладони к его груди и приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его ― и в последнюю секунду замираю.

Его рука обхватывает мою талию, притягивая к себе.

Наши губы встречаются, жестко и плотно прижимаясь друг к другу, и мое тело напрягается. Поцелуй Райана карающий и злой, его губы ― голодные воры. Мне кажется, что я не могу дышать. Как будто кто-то другой находится в моем теле, и я снова тянусь к его поясу дрожащими руками…

Внезапно он отталкивает меня. Я падаю на один из стульев, тяжело дыша, жар от камина окрашивает мои щеки.

Его лицо искажается, когда он шипит:

― Ты думаешь, мне нужна твоя киска? Ты даже не понимаешь, да? Я хочу, чтобы ты дорожила моей жизнью настолько, чтобы умолять о ней на коленях. Как о его.

Я сижу, напряженно моргая.

Тест. Это был тест, и я его провалила.

― Пожалуйста, ― шепчу я. ― Я знаю, что где-то в глубине твоего сердца живет любовь к Бастену, Райан. Ты не хуже меня знаешь, что он не принуждал меня. Если он заслужил темницу, то и я тоже.

Райан усмехается:

― Не рой себе могилу, Сабина. Ты унижаешь достоинство хорошего человека, бросая ему в лицо его жертву. ― Он хватает меня за челюсть одной рукой, сдавливая щеки и заставляя смотреть на него. ― Я уже говорил тебе, что бывает с обманщиками. Я дал Бастену возможность сражаться в Турнире самых стойких. Он сражался всю свою жизнь, так что у него есть шанс выстоять. А ты? Тебя прикончат в считанные секунды. Ни одна мышь не остановит топор палача.

Турнир самых стойких? Крошечный проблеск надежды находит трещину в страхе, сковавшем мое сердце. Подземелье ― смертный приговор, и турнир тоже ― для девяноста девяти процентов преступников. Но с его даром и годами тренировок кто может быть лучшим бойцом, чем Бастен?

― Каждый в Дюрене готов сделать что угодно, чтобы получить билет на турнир, ― мурлычет Райан в дюйме от моего сжатого его рукой лица. ― Чтобы увидеть, как влюбленный охотник, оскорбивший проклятого Верховного лорда, сражается за шанс на искупление. Твое предательство хорошо хотя бы для одного ― для продажи билетов.

В его язвительной шутке нет ни капли юмора.

Он наконец отпускает мою челюсть и поворачивается, чтобы угрюмо уставиться в камин. Но была секунда, когда, клянусь, я увидела в его глазах настоящую боль. Сердце Райана, конечно, черное, но оно у него все же есть. Он жестоко обошелся со мной, но и я ответила ему тем же. Мы с Бастеном ранили его сильнее, чем кто-либо другой, и мне почти жаль его. Я была одинока, но у меня всегда были друзья-животные.

А у Райана кто был? Лорд Берольт?

― Райан… ― тихо говорю я, желая раз и навсегда сбросить маски.

― Завтра я уезжаю в Старый Корос. ― Его голос холоден, как декабрь, и все мои надежды достучаться до него исчезают. ― Значит, этот вечер станет последней тренировкой единорога до моего возвращения. Ты хочешь спасти своего возлюбленного? Тогда я предлагаю тебе приручить этого монстра, потому что единственное, что отвлечет меня от желания вонзить нож в горло Вульфа Боуборна, ― это оружие, столь же мощное, как те звери, которых будит твой отец.

***

Когда Максимэн провожает меня в конюшню на тренировочной площадке Золотых Стражей, где Райан уже ждет на дальнем краю стального ограждения, в небе зажигаются первые звезды. Единорог мчится по кругу вокруг манежа, лягаясь, взбрыкивая и фыркая, пока бедного Золотого Стража уносят на носилках, стонущего и зовущего свою мать.

― Ты должен был дождаться меня. ― Я едва смотрю на Райана, когда поднимаю юбку до колен, открыв брюки под ней, которые Бриджит нашла для меня в прачечной. ― Небезопасно позволять кому-то еще открывать дверь его стойла.

Не обращая внимания на стоны раненого, Райан, слегка приподняв бровь, рассматривает мою одежду.

― Брюки?

― Ты потребовал, чтобы я села на единорога, хотя он еще не готов. Ты ожидал, что я сделаю это в бальном платье?

Повернувшись к единорогу, он бормочет себе под нос: