Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна
Говоря, что пути обратного у меня нет, я жестоко обманываюсь. Я спокойно и мирно могу стереть корявый, перевернутый треугольник, нарисованный моими окровавленными пальцами, лечь в постель, закрыть глаза. Я могу вернуться к семье и не превращаться в то существо, что внушает ужас всей Астерии. И я хочу этого. Хочу увидеть родителей, Лору, хочу избавиться от осуждения окружающих, презрительных, испуганных взглядов. Да. Но не больше, чем остаться в живых.
Решительно впиваюсь ладонями в деревянный пол, опустив голову, и шепчу:
— V ocavit vos, Lucifer.
Неприятный скрип проносится по комнате. Дверь за моей спиной захлопывается, над полом вспыхивают серые занавески, и ветер, ворвавшийся с улицы, безжалостно врезается в мое вспотевшее, бледное лицо.
— V ocavit vos, Lucifer! — Громче повторяю я, и разом захлопываются оконные рамы. Я неожиданно ощущаю безумный прилив энергии, который заставляет меня выгнуть спину и откинуть голову под таким углом, что перед глазами возникает шероховатый потолок.
Я не могу дышать! Панически округляю глаза, пытаясь сесть ровно, но мое тело мне не подчиняется. Позвоночник взвывает от напряжения, я кричу, а звука нет. Пальцы резко выпрямляются; обеспамятевшим взглядом я осматриваю знакомые мне стены. Невидимые силки тянут меня все ниже и ниже, пока мое тело не прогибается так сильно, что волосы каскадом разливаются по черным половицам. Горло дерет от боли, мне кажется, что кричу я изо всех сил, со всей мощи! Но не единого звука не срывается с моих губ. Я уверена, что потеряю сознание от невыносимой рези в спине, однако внезапно мое тело отпружинивает вперед с поразительной, почти магической легкостью. И я измотано врезаюсь кулаками в испачканный кровью пол, испустив оглушающий стон, наконец, сорвавшийся с губ.
Становится очень тихо. Лишь мое сиплое дыхание прорывается сквозь молчание. Не понимаю ничего. Встряхиваю волосами, пытаясь стряхнуть ужас, панику, но не выходит.
— Ариадна Монфор-л'Амори. — Произносит низкий, хриплый голос, и я застываю. До моей шеи кто-то дотрагивается. Сероватые пальцы тянутся выше, поправляют мои волосы и, прикоснувшись к моему подбородку, медленно поворачивают на себя мое лицо.
Я не зажмуриваюсь. От страха проступают слезы, но я не отворачиваюсь. Послушно поворачиваю голову, хрипло втягиваю воздух и неожиданно оказываюсь в плену красных, огненных глаз, смотрящих внутрь меня, сквозь меня; смотрящих на мою душу.
— Здравствуй, — шипящим голосом протягивает мужчина, — Ари.
К горлу подскакивает ужас. Пальцы падшего ангела все еще держат мой подбородок. Он выпрямляется, тянет меня за собой, и я неторопливо поднимаюсь с колен, не отрывая глаз от его идеального лица, изуродованного только мертвым взглядом, переливающимся маджентовым цветом. Люцифер похож на человека: у него светлые волосы, острые скулы, но я уверена, глаза мои видят лишь то, что он воссоздал. И, возможно, передо мной стоит уродливое, сгорбленное чудовище с испачканными по локоть в крови руками.
— Хм, — он лениво проводит пальцами по своим тонким губам, изучая меня, будто бы я выполненная им мраморная скульптура. Я ни на секунду не выпускаю его из вида. Меня колотит от страха, но я упрямо держу ровно спину и смотрю этому ублюдку точно в глаза. Я не позволю ему запугать себя. — Как много раз я бывал здесь, Ариадна.
Молчу. Он обходит меня со спины медленным шагом и останавливается у стены. На нем черный, идеально сшитый костюм и ботинки с блестящими носами. Дьявол выглядит именно так, как выглядел бы любой другой человек, решивший заключить сделку. Но вот только он не человек, и потому глаза у него не синие, не зеленые, а ярко-рубиновые.
— Я приходил за твоей матерью. Она вела себя иначе. Она меня боялась.
— Я тебя не боюсь.
Люцифер ухмыляется, однако взгляд его остается мертвенно холодным. Неожиданно он испаряется в воздухе, но затем появляется прямо перед моим носом! И я ошеломленно отступаю назад, а он наклоняется еще ниже, едва не столкнувшись со мной лицом.
— Ты все-таки умеешь разговаривать.
— Умею.
— Это хорошо. С твоим-то даром.
— Вы знаете о нем?
— Конечно. — Мужчина кривит губы. — Управление разумом. Тебе повезло. Кто может повелевать людьми, повелевает миром. Мне бы пригодился твой талант, Ариадна.
— Не думаю, что мы с вами подружимся.
— Нам придется.
— Я здесь только потому, что не хочу умирать.
— Ты здесь, потому что ты принадлежишь мне. — Он касается тонкими пальцами моей щеки и растягивает губы в холодной ухмылке. Его красные глаза пронзают меня, словно острые стрелы, и дышать мне больше нечем от парализующего страха. — Я живу вечно, но ты нет. И ты можешь сопротивляться до конца дней своих, Ариадна, но тогда, выбранный тобой путь вряд ли можно будет назвать жизнью.
У прямо отхожу назад, чтобы его рука больше не касалась моего лица, и бесстрашно смотрю ему в глаза, надеясь, увидеть в них частичку понимания: я не сдамся, и он должен уяснить это раз и навсегда. Ладони взвывают от боли. Я так сильно впиваюсь ногтями под кожу, что на пол скатываются маленькие капли крови.
— Я уже видел это, Ариадна. — Говорит Люцифер. — Спроси у Норин. — Его шипящий голос проникает внутри меня. Его улыбкой можно резать вены. Он резко приближается ко мне и шепчет, — спроси ее обо мне. Мы часто разговариваем. Спроси.
— Она сильная.
— Поразительная слабость человека в том, что в вашей жизни ничто не вечно. Вы не в состоянии контролировать и сотой доли того, что имеете, и заблуждаетесь, считая, будто у вас есть власть над собственными эмоциями, поступками или желаниями. Сегодня Норин говорит мне нет. Но изменится одна деталь, вырвется из клубка одна ниточка…, — он тихо выдыхает и, отстранившись, закрывает рубиновые глаза, — я услышу то, что хочу, потому что умею и могу ждать. И в отличие от вас у меня много времени, Ариадна. Я не спешу.
— Вы живете так долго.
— Очень долго.
— И никто не сумел вам воспротивиться?
— Понимаешь, Ариадна, бороться со мной сложно. Вопреки всеобщему мнению, я не насылаю на людей демонов и не коверкаю их души. — Люцифер отходит назад и вальяжно пожимает плечами. — Мне незачем делать это. Я лишь пробуждаю в людях их настоящие и естественные желания, страхи. Дьявол — это не мое имя, а имя каждого человека, когда он сбивается с Пути Господнего и понимает, наконец, на что способен. И потому борется он не со мной и не с темными силами.
— А с чем же?
— Со своим отражением.
— Очень выгодное объяснение. — Едва слышно рычу я.
— Спроси у Норин, чего больше всего она боится, Ариадна, и ты удивишься, услышав ответ. Самый страшный монстр сидит в каждом из вас, а вы так и не поняли этого… — Мне хочется накинуться на него с кулаками, но я понимаю, что это бессмысленно. Более того я невольно понимаю, что в чем-то он прав. И это раздражает меня еще больше.
