Особенности преддипломной практики (СИ) - Азарцева Анна

Интересно, он домой успел быстро за ночь смотаться и переодеться, или заранее притащил с собой чемодан сменной одежды? Кстати, вот и поделился бы с другом детства. Хотя... с Валосирелем у высочества размеры тоже разные. Тот был выше на голову и немного шире в плечах.

— Могу подсказать адрес местного портного, — предложила как отрезала, — или на крайняк — научить стирать. Благо, что стиралка у меня есть, а вот одежды для мужчины твоих размеров — нет.

Высочество лишь буравил меня строгим взглядом. Ух ты, а он серьезно! И не отвяжется ведь!

Жаль, за причинение тяжких физических да еще и королевской особе меня посадят надолго, а это морально убьет мою семью.

— А чего ты хотел, вашблагородие?

— Вообще-то я думал про твою арлитскую одежду — брюки, джинсы, футболки.

— Ты бы в них тем более не влез. Мы размерами не совпадаем.

— Да, грудь у тебя явно больше моей.

— Я бы удивилась, будь она меньше.

— Мне в любом случае нужны деньги.

Я немного удивленно глянула на высочество. То есть, мне еще и содержать высокородного принца? Ежедневно давать ему на карманные расходы?

— А Сэлгрин поделиться не может?

— Брат с утра уехал в местную столицу. Его до вечера точно не будет. Так что наше финансовое обеспечение сегодня полностью на тебе.

— Боюсь спросить, сколько тебе нужно.

— Бойся, юная селянка. Для начала я бы сказал, что золотых... — и он вопросительно переглянулся с другом, — двадцать? Или тридцать?

«Мне нужны твои одежда, деньги и мотоцикл.»

Вспомнилась фраза из одного фильма. Мотоцикла у меня нет, но на первые два белобрысое высочество уже решил наложить свои шаловливые ручки.

Тридцать золотых для Шайнвилля это были очень приличные деньги, для меня — тем более. Сложные работы, оплачиваемые полновесным золотом, заказывали не так уж и часто, а мой накопительный сейф пополнялся не так уж и быстро.

Интересно, для чего высочеству такая крупная сумма, учитывая слишком краткий срок пребывания в Шайнвилле? Решил себе лошадь купить с телегой и кучером? Претит ножками самостоятельно шаркать? Хотя, чего тут гулять-то осталось — пять дней. Как раз после Праздника урожая портал зарядится до максимума, да и высочество окрепнет для перехода домой — и прощевайте, гости дорогие, не поминайте злым словом. Ох, я скоро поминутно буду считать, когда их ильфарийские благородия покинут наконец благодатный оритский край и отправятся по своим делам.

После недолгого, но бурного спора с принцем мы остановились на двадцати золотых. Деньги я хранила в своей комнате, в маленьком железном сейфе. И мысли не было, что принц, а тем более Мэльст Валосирель решат меня ограбить, поэтому пригласила их к себе. Вытребовала у гостей расписку на получение и возврат золота, тщательно пересчитала и выдала мешочек с монетами. После чего, высокородные заторопились сначала к портному.

Таэль вышел первым, Мэльст задержался, обводя изучающим взглядом мою комнату.

— А вы неприхотливы в жизни, местра Моргана.

Я вслед за ним окинула взглядом одежный шкаф, рабочий стол, постель, тумбочку у изголовья с раскрытой книгой, которую я уже неделю дочитать не могу. Ни настенных картин или панно, ни ламп и букетов для декора. Все просто и по-спартански лаконично.

Да, не дворец, но меня вполне устраивала такая обстановка. Все равно, это лишь временное жилище. Хотя, наверное, на взгляд одного из предполагаемых наследников престола, тут и впрямь небогато, но...

Но почему мои щеки аж загорелись от такого обычного замечания? Или всему виной его красивый бархатный голос? Или мой такой яркий сон?

— Я здесь лишь на практике, — смущенно пожала плечами и начала складывать расписку принца, — Мне незачем обустраивать эту комнату, как будто я всю жизнь здесь собираюсь прожить.

Валосирель мягко улыбнулся:

— Да, эту комнату вам обустраивать не за чем.

Мне показалось или он как-то отдельно выделил слово «эту»?

Улыбка ильфарийца словно мягким облаком обняла меня. Я поневоле сама заулыбалась ему в ответ.

— Мэльст — гаркнул высочество, — Ты застрял?

Валосирэль склонился передо мной в церемониальном ильфарийском поклоне и поспешил на зов друга.

Инвар появился, когда я спускалась со второго этажа. Мрачный, неразговорчивый, в мою сторону он даже взгляда не бросил. Ильфарийцы подвинулись, пропуская его в гостиную и вышли на улицу, а старший Верренс буквально упал на стул. Йонасу хватило одного взгляда понять, что к брату сейчас с расспросами лучше не лезть. Он молча поставил перед ним тарелки с дымящейся едой, но старший Верренс их отодвинул и лишь хлебнул горячего чая.

— Есть разговор, госпожа Моргана, — буркнул он и показал на стул напротив.

Мне совсем не хотелось разговаривать с Инваром, когда он в таком мрачном настроении. Можно сказать, кладбищенском. Я кивнула Йонасу, чтобы тот посидел с нами рядом, но младший братец бросил на Инвара опасливый взгляд и ускакал в самый дальний конец кухни намывать посуду. Загремел там кастрюльками-сковородками, даже специально повытаскивал из шкафа чистые, громко причитая, что женщины посуду мыть вообще не умеют и конкретно на этих кастрюльках до сих пор видны жирные пятна.

Инвар покосился на брата, взял пирожок и начал разделывать его на составляющие, буравя меня хмурым взглядом.

— Хорошая сегодня погодка, господин Инвар, — начала я издалека, смотря как под огромными пальцами кузнеца мякиш пирожка превращается в мелкие крошки. — Солнышко такое яркое, небо голубое, облачка...

— Я с губернатором разговаривал, — перебил он мои восторги погодой.

Началось.

— Да, я слышала. Изельду нашли.

— Нашли, да, — он кивнул и взял другой пирожок. Первый в состоянии кашицы лежал перед кузнецом на скатерти, из сухой и белой постепенно превращающейся в мокрую и бордовую, — Мэтр Маттиас сказал, что ваша вторая мать против нашего брака.

— Вторая мать? — не поняла я. Вроде бы, у меня пока только одна и я ее не готова променять на другую.

— Да. Она так представилась ему перед вашим приездом. Ваша мать, тёща, золовка и вообще самая ближайшая родственница, — ага, теперь, кажется, я догадалась о ком речь, — Маттиас сказал, что она разбудила его глубокой ночью и в очень громких и неприличных выражениях запретила даже думать о том, чтобы… как же он сказал…, “обрюхатили и захомутали ее девочку”. Она уверена, будто мы специально решили устроить эту свадьбу, чтобы вас навсегда оставить в Шайнвилле как мага.

Мда, со своими студентами Ольга Леонидовна порой бывает чересчур жесткой, но с людьми посторонними она обычно воспитана и мила. Видимо, до поры до времени.

Но как она узнала вообще о моей предполагаемой свадьбе? Я ведь даже Миле об этом не рассказывала.

— Госпожа Моргана, — тяжело вздохнул Инвар, — мать это самый главный человек в жизни любого. И вы должны… нет, вы обязаны были поставить ее в известность в первую очередь. Поэтому я настаиваю, госпожа Моргана...

Так! Я коротко выдохнула. Достаточно! Мне теперь эти любители телеги и булыжников будут указывать, что я кому должна говорить и показывать?

Мне местных средневековых традиций уже по горло хватит. Что ж это такое: из дома одна, конечно, не выходи, но как на свою свадебку — так вылетай, теряя тапки?

А меня кто-то вообще спрашивал, хочу ли я замуж?!

— Что? — ошарашенно переспросил Инвар и я поняла, что последний вопрос задала вслух. На его лице было написано огромное удивление, словно он не предполагал даже, что девушка может отказаться от замужества.

Я медленно вышла из-за стола и ледяным тоном осведомилась.

— Повторяю, господин Верренс, меня хоть кто-то здесь спрашивал, а хочу ли я замуж? — пора заканчивать с этим фарсом. Будь что будет, но нам надо объясниться. И я беспощадно бросилась в бой.

— Господин Верренс, я все понимаю. В вашем мире приняты определенные правила и традиции. Но я человек из другого мира. Из! Другого! Мира!

Я не кричала, нет. Просто с каждым словом повышала голос, пытаясь достучаться до этого твердолобого приверженца средневековых устоев.