Екатерина Неволина - Один день тьмы
И тут я словно почувствовала чье‑то мягкое прикосновение. То, что прикасалось ко мне, не было холодным или теплым, злым или добрым — скорее уж равнодушным, всеобъемлющим, и тем не менее в нем ощущалась забота и поддержка.
«Я выбрала тебя по древней крови. Все будет хорошо», — прошелестел в голове бесплотный бархатный голос.
Это моя подружка‑тьма пришла, чтобы утешить меня и вдохнуть в меня уверенность. И я улыбнулась.
В кармане джинсов что‑то лежало и смутно беспокоило меня. Странно, раньше я не замечала, что там что‑то есть.
Я залезла в карман и вытащила старую серебряную звездочку, всю в зазубренках, со сточенными от времени краями. Находка огнем обожгла мои пальцы и падающей звездой спикировала на свежевыпавший снег, прожигая весь снежный покров до самой земли. Я в недоумении посмотрела на руку. На ней четко был виден красный след ожога.
Не может быть! Это же та самая звездочка, которую дала мне старуха, вещь, принадлежавшая моим предкам. Как я могла забыть о ней? И как она не потерялась за время всех перипетий, а умудрилась долежать до сегодняшнего дня. Почему я нашла ее только сейчас и именно сейчас?
Боль словно привела меня в чувства, и я удивилась. С того самого дня рождения, когда за мной пришел Ловчий и я переродилась во тьме, мною словно владели какие‑то злые силы. Я была будто слепая, словно это уже совсем не я, а кто‑то чужой, захвативший мое тело. Как я могла позволить это? Что же я натворила за все это время?!
Я в ужасе схватилась за щеки руками. Мне хотелось закрыть глаза, а потом открыть их и убедиться, что все последние события — всего лишь дурной сон и всего кошмара просто‑напросто не было! Как хорошо было бы проснуться сейчас рядом с Артуром в маленьком белом домике на берегу моря…
Что со мной произошло?! Я присела над выжженной в снегу ямкой и, глядя на тусклый белый металл, впервые за долгое‑долгое время захотела заплакать… Но не смогла. Слезы больше не подчинялись мне, будто и тело, вслед за душой, перестало мне принадлежать.
— Что со мной происходит? Мама! — позвала я отчаянно и безнадежно.
И в тот же миг сердце мое пронзила боль, а сознание помутилось.
Вокруг меня было нежно‑голубое небо. Мне даже казалось, что оно мягкое, как одеяло, — стоит только дотронуться пальцем. Я сидела в уютном кресле‑облаке, а напротив стояло еще одно, такое же, кресло. В нем была моя мама. В точности такая, как она мне снилась.
— Здравствуй, — она улыбнулась мне ласково.
А я не могла говорить: в горле стоял тугой комок.
— Бедная моя девочка, — сказала мама, и я, вскочив с кресла, уткнулась головой в ее колени. — Бедная моя девочка, — повторяла мама, нежно гладя меня по голове. — Тебе сейчас очень трудно. Ты заблудилась и попалась в ловушку.
Я чувствовала прикосновения ее пальцев, такие легкие, как будто руки мамы были сотканы из воздуха. А еще вокруг расстилалось небо и ровный солнечный свет, тоже мягкий и ласковый. Я не знала, где нахожусь, но впервые за долгое время чувствовала абсолютное и беспредельное счастье… или нет, такого яркого и мощного счастья я не ощущала еще никогда. Это оказалось прекраснее всего, что только можно представить. И еще мне было тепло. Впервые с тех пор, как я… как со мной случилось несчастье. Оказывается, я все время жила в арктическом холоде. Иногда меня согревала только чужая кровь, но ненадолго.
— Просто помни, что мы с папой любим тебя. Пожалуйста, не забывай об этом, что бы ни случилось, и тогда она не сможет до тебя добраться, — сказала мама.
Я хотела спросить ее, что значит «она», но когда подняла голову, поняла, что сижу на обрыве у реки, неподалеку от тайного входа в наши пещеры, а на волосы опускаются тяжелые снежные хлопья. Возможно, они показались мне прикосновениями рук моей матери. Где реальность, а где — лишь игра моего воображения, я не знала. Чувствовала только, что место, в котором я побывала, не похоже на привычный мир снов, куда уводила меня Королева. Тот был черно‑белым и мрачным, этот — цветной и солнечный.
Наклонившись над ямкой, прожженной в снегу медальоном, я вгляделась в маленькую серебряную звездочку. Она казалась тусклой и больной. Эта вещь принадлежала моему отцу, а до него — многим поколениям моих предков. Неужели они оттолкнут меня? Не может быть, ведь мама пришла ко мне и пожалела меня.
Я протянула руку и подняла медальон. Он и сейчас жег мою кожу, только слегка, вполне терпимо. Боже мой, что же со мной происходило! Неужели я и вправду превратилась в чудовище, в котором не оставалось ничего, ни единой капельки от прежней принцессы? Но теперь… возможно, еще не поздно попытаться все исправить. Нужно только не забывать о тех, кто любит меня. О тех, кого люблю я. Эта любовь станет моим спасательным кругом и удержит от падения в бездну. Во тьму.
Я осторожно убрала звездочку в карман джинсов. Надо будет найти для нее шнурок. Мне вдруг показалось, что очень важно сохранить ее, не дать ей потеряться.
Состояние тихой грусти не покидало меня. А еще я вдруг вспомнила о своих приемных родителях, людях, которые меня вырастили и любили. На память тут же пришла сцена, увиденная мною через окно бывшего когда‑то родным дома. Только теперь вместо ярости сердцем завладела печаль. Как я могла думать, будто они забыли и предали меня по своей собственной воле? Нет, их наверняка заставили. Они до сих пор, возможно, не осознавая этого, помнят обо мне и любят меня — и свидетельство тому ребенок и собака, появившиеся в доме. Меня не было рядом, и они наверняка ощущали ту же пугающую сосущую пустоту, что мучила меня.
Я почувствовала настоятельную потребность хоть издали посмотреть на свет до боли знакомых окон. У меня должны быть маячки, которые спасут меня в жестокую бурю, не дадут заблудиться в бушующем море.
Предупреждать здесь кого‑то я не чувствовала себя обязанной, поэтому, повернувшись спиной к пещерам, решительно направилась к маленькой станции. А снег все падал, занося мои следы.
Было еще не слишком поздно — всего‑то восьмой час вечера, и в электричке толпилось довольно много людей. Обычно я по возможности избегала многолюдных мест, а если приходилось ехать в полном вагоне, забивалась в угол и смотрела себе под ноги. Но сегодня я, напротив, с интересом разглядывала случайных попутчиков, пытаясь представить себе их жизнь. Вот женщина с усталыми складками у губ. Весь ее мир прост и до боли банален. Семья, работа, круг привычных обязанностей, карусель одинаковых дней… Она стояла в проходе с тяжелой сумкой и задумчиво и очень трогательно улыбалась. И от этой почти незаметной мягкой улыбки в вагоне стало на несколько градусов теплее. «Она думает о доме и своей семье», — вдруг поняла я. У этой усталой женщины с простым некрасивым лицом было то, чего не было у меня, чего я оказалась лишена — просто так, по необъяснимому капризу судьбы. Судьба, кстати, играет нечестно, подыгрывая своим любимчикам и без жалости выбрасывая на обочину тех, кто ей отчего‑то не мил. Некоторые люди рождаются счастливыми, а некоторые — такими, как я.
