Екатерина Неволина - Один день тьмы
Пройдя сквозь стаю, как вода сквозь песок, — разумеется, никто не осмелился встать у меня на пути, я очутилась перед Королевой, мельком заметив настороженное лицо Ловчего, который успел вернуться в пещеры раньше меня.
— Я ухожу! — сказала я в лицо Королеве.
Ее глаза едва заметно сузились.
— Ты никуда не уйдешь, — холодно отрезала она.
О, в былые времена этот голос проморозил бы меня от макушки до пяток, но теперь этот фокус уже не работал. Мне было на все наплевать.
— Я ухожу. Воюйте себе, сколько хотите, сами.
— Ты должна подчиниться мне!
На миг смотрящие на меня глаза вобрали в себя весь мир, а затем я поняла, что мы с Королевой стоим друг напротив друга в черно‑белом пространстве. Забавно, она решила провести бой на своей территории, даже не подозревая о том, что эта территория теперь и моя. Она притащила меня сюда, как я притаскивала Виолу. Вот только я не Виола, ошибочка вышла!
Тугие медные пряди развевались под невидимым ветром, и я снова подумала, как они похожи на клубок шевелящихся змей.
— Глупая девчонка! Без меня ты никто! Тебя раздавят! Как ты смеешь меня не слушаться?
Я едва не рассмеялась. Какие знакомые слова! Говорить мне такое становится недоброй традицией.
Мелкий божок Хугин, слетевший с плеча Одина, помнится, пугал меня тем же. И где он теперь? Скитается где‑то со своей дряхлой жрицей, от которой осталась одна пустая, да к тому же уже изрядно потертая, оболочка.
— Если бы я слушалась всех, кто пытался на меня надавить, то сейчас бы уже, под руководством старейшины, готовилась к разгрому вашего логова, — произнесла я, насмешливо глядя на Королеву.
— Ты забываешься! — Ее тонкие губы гневно сжались. — Хорошо, я покажу тебе, что ты в моей власти и я могу причинить тебе боль. Такую страшную боль, что ты забудешь даже собственное имя.
Королева взмахнула рукой, и от ее пальцев потянулся темный луч.
Совершенно инстинктивно я выставила перед собой ладонь, и в воздухе вдруг появился темный силуэт огромного щита.
Луч и щит были точь‑в‑точь похожи друг на друга, словно сотканы из одной материи. Темнее темноты, острее бритвы.
— Не может быть, — прошептала Королева и в отчаянии закрыла лицо руками.
— Я ухожу. Ты не можешь мне помешать! — торжествующе сказала я.
Королева отняла от лица тонкие белые руки и посмотрела прямо на меня. Ее взгляд был новым и странным. Она то ли ненавидела, то ли жалела меня.
— Ну что же, уходи, — произнесла она, наконец, тихим голосом. — Только ты не уйдешь далеко. Глупая девчонка, разве ты не видишь, что Она выбрала тебя. Она стоит за тобой и поддерживает тебя. Мне следовало догадаться об этом раньше. Ты что, и вправду решила измениться и стать добренькой? Так у тебя это не получится. Все дело в твоей крови, — она говорила спокойно, как человек, осознавший и принявший неизбежное. — Мой народ для становления пил кровь демона. Тебе, в принципе, даже не требовалось делать это. В твоих венах и так течет такая кровь. Опустись по своему генеалогическому древу вниз, к самым корням, и увидишь, что ты — из их рода, ты — прямая наследница.
— Ты обманываешь меня, — возразила я. Больше всего мне хотелось зажать руками уши и не слушать того, что говорит мне Королева.
— Думай как знаешь, — качнула головой она, — сути это не изменит. Тьма стоит за твоим плечом. Рано или поздно она захватит тебя целиком. Это всего лишь вопрос времени. Сейчас она поддерживает нас обеих. И ты, и я нужны ей для грядущей битвы. Твоя кровь и моя сила. Так что ступай, я отпускаю тебя.
Я сжала кулаки так, что ногти глубоко вонзились в ладони, а из ранок показались маленькие капельки крови, проворно сбежавшие по фалангам пальцев вниз, на черную землю под ногами.
«Это неправда. Я сама распоряжаюсь собой, — сказала я себе. — Это неправда».
И тут же почувствовала мягкое прикосновение к плечам.
«Впусти меня, — вкрадчиво шепнула мне тьма. — Нам ведь хорошо вместе. Вдвоем мы сможем сделать многое. Все, что угодно».
«Нет, — ответила я, изо всех сил вызывая в памяти образ Артура и моля о том, чтобы любовь спасла меня, удержав на самом краю бездонной пропасти. — Никогда».
И тьма отступила.
«Хорошо, я подожду. У нас с тобой еще уйма времени», — прошелестел ее неслышный голос.
Часть III ДОРОГА СЕРДЦА
Ловчий, ход № 7
— Я ухожу! — сказала девчонка.
— Ты никуда не уйдешь, — отозвалась Королева.
Ловчий напрягся. Подсознательно он давно ожидал чего‑то подобного. Он с самого начала чувствовал, что девчонка буквально излучает опасность. Она оказалась не такой, как другие. Не такой, как все. И мир вокруг нее тоже менялся. Пока что не слишком заметно, едва ощутимо, но Ловчий чувствовал эти изменения нюхом. Мир заволакивался сумраком, воздух был весь пропитан тревогой, и Ловчий ощущал, что просыпается нечто древнее и страшное. Пока что оно еще находится в полудреме, но уже беспокойно ворочается в своем убежище и вот‑вот может окончательно проснуться и подняться на поверхность. И тогда… Он не хотел, он не мог об этом думать.
Когда‑то он уже видел войну. Она не такая, как охота. Она в какой‑то мере противоположна охоте. Там не требуется изощренного мастерства. Войны давным‑давно стали массовыми. Побеждает оружие, тактика, численность, а вовсе не личные качества.
Он не хотел войны, но все отчетливее ощущал в воздухе гарь грядущих пожаров.
Девчонка и его Королева стояли друг напротив друга. Их застывшие лица казались неживыми, как у каменных статуй. Ловчий мог только догадываться, что происходит в этот момент, и сам не знал, какого исхода он ждет.
Минуты текли бесконечно, сочились, словно кровь из подживающей раны. Монотонно, навязчиво, неотвратимо.
Но вот Королева ожила, вздрогнула и закрыла лицо бледными тонкими пальцами.
— Я ухожу, — повторила Полина, и Ловчий почувствовал, что земля перевернулась в пространстве космоса, как брошенный мячик. Он стал свидетелем тому, что никогда не должен был видеть. Девчонка, у которой на губах еще не обсохла ее первая кровь, бросила вызов Королеве и… победила.
Вот она, повернувшись спиной, направляется к выходу. Тоненькая, хрупкая фигурка, все еще кажущаяся почти детской, осанка очень прямая, немного напряженная, длинные волосы трогательно разметались по плечам…
Она уходила.
На улицах пахло сиренью и пылью. Всюду мелькали люди, но он не мог узнать ни единого лица. Москва была уже не такой, какой он ее любил и помнил. Настороженная и вместе с тем радостно‑возбужденная.
