Мэгги Стивотер - Воронята
— Все, что вы сказали ему, можно применить к любому. Любому, у кого есть пульс и сомнения. Кто-угодно живой ругается со своим отцом или братом. Скажите мне что-нибудь, что никто еще не смог сказать. Не метайте в меня игральные карты и не кормите меня из ложки Юнговской фигней. Скажите мне что-нибудь оригинальное.
Глаза Блу сузились. Персефона слегка высунула язык, привычка родившаяся из-за неуверенности, а не от наглости. Мора раздраженно сдвинулась.
— Мы не делаем ничего оригинал…
Кайла перебила.
— Секрет убил твоего отца, и ты знаешь, что это было.
Комната погрузилась в мертвую тишину. Обе, Персефона и Мора уставились на Кайлу. Гэнси и Адам уставились на Ронана. А Блу смотрела на руку Кайлы.
Мора часто обращалась к Кайле, чтобы устроить совместные толкования карт таро, а Персефона иногда звала ее, чтобы разгадать ее сны, но очень редко кто-либо просил Кайлу использовать один из ее странных даров: психометрию. У Кайлы была уникальная способность дотронуться до объекта и ощутить его историю, почувствовать его мысли и увидеть места, где он бывал.
Теперь Кайла одернула руку; она потянулась, чтобы коснуться тату Ронана, прямо там, где она встречалась с воротником. Его лицо было немного повернуто, он смотрел туда, где были ее пальцы.
Должно быть, в комнате были только Ронан и Кайла. Он был на голову ее выше, но рядом с ней он выглядел моложе, как долговязый дикий кот, не набравший веса. Она же была львицей.
Она прошептала:
— Что ты?
Улыбка Ронана заморозила Блу. Было в ней что-то пустое.
— Ронан? — озабоченно спросил Гэнси.
— Я жду в машине.
Без дальнейших комментариев Ронан ушел, хлопнув дверью так сильно, что загремела посуда на кухне.
Гэнси одарил Кайлу обвиняющим взглядом.
— Его отец мертв.
— Я знаю, — сказала она. Ее глаза сощурились.
Голос Гэнси был достаточно глубокий, чтобы перейти прямо от вежливости к грубости.
— Я не знаю, как вы это обнаружили, но это довольно паршивая хрень, чтобы бросить ее в ребенка.
— В змею, ты имеешь в виду, — прорычала ему Кайла. — И для чего вы тогда приехали, если не верили, что мы можем сделать то, за что беремся? Он просил что-нибудь оригинальное. Я дала ему оригинальное. Сожалею, что это были не щеночки.
— Кайла, — шикнула Мора в тот же самый момент, когда Адам произнес:
— Гэнси.
Адам пробормотал что-то прямо в ухо Гэнси и отклонился назад. Кость сдвинулась на подбородке Гэнси. Блу видела, как он снова становится Президентским Мобильником, она не знала раньше, что он был кем-то иным. Теперь она хотела бы больше обращать внимания, чтобы увидеть, что в нем было другого.
Гэнси произнес:
— Извините. Ронан — болван, и ему было неудобно сюда идти с самого начала. Я не пытался намекнуть, что вы меньше, чем искренны. Мы можем продолжить?
Он звучал так по-взрослому, думала Блу. Настолько формально по сравнению с другими парнями, которых он привел. Было что-то сильно расстраивающее в нем, сродни тому, как она чувствовала себя обязанной произвести впечатление на Ронана. Что-то в Гэнси заставляло ее чувствовать совершенно другое, будто она охраняла свои от него. Он мог ей не нравиться, или что там было с этими тремя парнями, что заглушало сверхъестественные способности ее матери и наполняло комнату через край, ошеломляя ее.
— Ты не виноват, — заметила Мора, хотя Кайла с негодованием смотрела на нее за эти слова.
Блу двигалась туда, где сидел Гэнси, она поймала проблеск его машины у обочины, вспышка невозможно оранжевого, типа того оранжевого, которым, наверное, Орла красит ногти. Это было точно не то, что, она ожидала, будет водить Аглионбайский парень — они любили новые блестящие вещи, а эта была старой блестящей вещью — но, тем не менее, это была стопудово машина вороненка. И только тогда Блу ощутила, что все происходит слишком быстро, чтобы она могла их постичь. Было что-то странное и сложное во всех этих парнях, как думала Блу — такое странное и сложное, каким странным и сложным был журнал. Их жизни были так или иначе сплетены, и ей каким-то образом удалось сделать что-то, чтобы сунуться на самый край этого. Было ли это сделано в прошлом или будет сделано в будущем, казалось неважно. В этой комнате, с Морой, Кайлой и Персефоной, время казалось окружностью.
Она остановилась перед Гэнси. Так близко она снова смогла поймать его запах, и это заставило сердце Блу биться неровно.
Гэнси смотрел вниз на перемешиваемую ею колоду карт. Когда она видела его таким, изгиб его плеч, затылок, она пронзительно вспомнила его дух, мальчика, в которого она боялась влюбиться. Та тень не имела легкости, освежающей уверенности этого вороненка напротив нее.
«Что с тобой произошло, Гэнси?» задавалась она вопросом. «Когда ты превратился в этого человека?»
Гэнси поднял на неё глаза, между бровей у него пролегла складка.
— Не знаю которую выбрать. Ты не могла бы выбрать какую-нибудь для меня? Может получиться?
Угловым зрением Блу видела, как Адам заерзал на стуле, хмурясь.
Персефона ответила позади Блу:
— Если хочешь этого.
— Это о намерении, — добавила Мора.
— Я хочу, чтобы ты это сделала, — сказал он. — Пожалуйста.
Блу ощупывала карты на столе, они свободно скользили, подходя к концу. Она позволила пальцам порхать над ними. Однажды Мора говорила ей, что правильные карты иногда ощущаются теплее или звенят, как колокольчики, когда подносишь к ним пальцы. Для Блу, конечно, все карты были схожи. Тем не менее, одна выдвинулась дальше остальных, и она ее выбрала.
Когда она ее перевернула, то позволила себе беспомощно рассмеяться.
Картинка с чашами смотрела на Блу с ее собственным лицом. Такое чувство, будто кто-то смеялся над ней, но ей некого было винить за выбор карты, кроме себя самой.
Как только Мора увидела это, ее голос стал тихим и отдаленным.
— Не эту. Выбери другую.
— Мора, — мягко возразила Персефона, но Мора просто махнула рукой, заставляя замолчать.
— Другую, — настаивала она.
— Что не так с этой? — поинтересовался Гэнси.
— На ней энергия Блу, — сказала Мора. — Значит, она не может быть твоей. Тебе нужно выбрать самому.
Персефона двигала губами, но так и ничего не сказала. Блу заменила карту и перетасовала карты на столе с меньшей драмой, чем до этого.
Когда она предложила карты ему, Гэнси отвернулся, будто выбирал выигрышный билет в лотерее. Его пальцы задумчиво перебирали края карт. Он выбрал одну, затем перевернул ее, чтобы показать присутствующим в комнате.
Это была карта с чашами.
