Мэгги Стивотер - Воронята
Блу кружила вокруг матери.
— Мам! — Она собиралась сказать что-нибудь еще, но все, на что ее хватало, было громче: — Мам!
— Мора, — сказала Кайла, — это было очень грубо. — А затем добавила: — Мне понравилось.
Мора повернулась к Блу, будто Кайла ничего и не говорила.
— Я не хочу, чтобы ты когда-либо видела его снова.
Возмущенная Блу закричала:
— Что случилось с «детям никогда нельзя отдавать приказов»?
— Это было до Гэнси. — Мора трясла картой смерти, давай Блу время, чтобы рассмотреть скелет в шлеме. — Это то же самое, если бы я говорила тебе не гулять перед автобусом.
Несколько воспоминаний пронеслись в голове Блу до того, как она нашла то, что хотела.
— Почему? Нив не видела меня на дороге смерти. Я не собираюсь умирать в следующем году.
— Во-первых, дорога мертвых — это обещание, не гарантия, — ответила Мора. — Во-вторых, есть другие ужасные участи, кроме смерти. Мы будем говорить о расчленении? Параличе? Бесконечной психологической травме? Что-то действительно неправильное есть в этих парнях. И когда твоя мать говорит не гулять перед автобусом, у нее есть на это хорошая причина.
Из кухни послышался мягкий голос Персефоны:
— Если бы кто-нибудь остановил тебя, гуляющую перед автобусом, Мора, Блу бы здесь не было.
Мора бросила хмурый взгляд в ее направлении, затем провела рукой по гадальному столу, будто очищая его от крошек.
— Лучший вариант развития событий таков, что ты подружишься с мальчиком, который собирается умереть.
— Ах, — воскликнула Кайла очень-очень знающим способом. — Теперь я понимаю.
— Не анализируй меня, — сказала ее мать.
— Я уже это сделала. И скажу снова: Ах.
Мора нехарактерно ухмыльнулась, а затем спросила Кайлу:
— Что ты увидела, когда дотронулась до другого парня? Вороненка?
— Они все воронята, — поправила Блу.
Ее мать покачала головой.
— Нет, он больше ворон, чем остальные.
Кайла потерла пальцами друг об друга, как будто она стирала с них память о татуировке Ронана.
— Это как гадание на магическом кристалле в странном пространстве. От него исходит столько всего, такое не должно быть возможно. Помните женщину, которая приходила, беременная четырьмя близнецами? Так вот, тут похоже, только хуже.
— Но он же не беременный?! — не поняла Блу.
— Он созидатель, — сказала Кайла. — Это пространство — тоже создатель. Я не знаю, как сказать лучше.
Блу вдруг задумалась, что это они имели в виду под созданием. Она всегда что-то создавала — брала всякое старье, резала его по всякому, и получала что-то новое. Брала уже существующие вещи и переделывала их во что-то новое. Вот, что, по ее мнению, люди имели в виду, называя что-то созданным.
Но она подозревала, это не то, что имела в виду Кайла. Она подозревала, что это истинное значение слова «создатель»: делать что-то там, где до этого ничего не было.
Мора уловила выражение лица Блу. Она сказала:
— Я никогда не говорила тебе, что делать, Блу. Но я говорю сейчас. Держись от них подальше.
16
Заснув за книгой, Гэнси проснулся от совершенно незнакомого звука и пошарил в поисках очков. Звук был таков, словно один из его соседей по комнате был убит опоссумом, или будто это был финальный момент кошачьей битвы. Он не был уверен насчет подробностей, но то, что тут была вовлечена смерть, тут у него не было сомнений.
В проеме двери его комнаты стоял Ноа, с уставшим и замученным выражением лица.
— Заставь это заткнуться, — сказал он.
Комната Ронана была неприкосновенна, однако уже второй раз за одну неделю, Гэнси пренебрегал «правилом закрытой двери» и распахнул ее настежь. Он увидел, что лампа была включена, а Ронан скрючился на кровати в одних только трусах. За полгода до этого, Ронан сделал себе замысловатую черную татуировку, покрывающую большую часть его спины и обвивающая шею, и сейчас монохромные линии тату, особенно выделяясь в тусклом свете лампы, казались более реальными, чем все остальное в комнате. Это была особенная татуировка, одновременно порочная и нежная, и каждый раз, когда Гэнси бросал на нее свой взгляд, он видел совершенно разное в рисунке. Сегодня, зарытый в чернильном поле коварных, красивых цветов, на том месте, где он видел косу, сейчас был различим клюв.
Резкий звук снова разрезал тишину квартиры.
— Что за новая чертовщина? — весело поинтересовался Гэнси.
Ронан, как обычно, был в наушниках, так что Гэнси прошел внутрь достаточно далеко, чтобы сдернуть наушники ему на шею. Музыка еле-еле слышно раздавалась в воздухе.
Ронан поднял голову. Когда он это сделал, порочные цветы на его спине переместились и скрылись между лопаток. У него на коленях сидел несформировавшийся вороненок, его голова запрокинута назад, клюв раскрыт.
— Я думал, мы уяснили, что означает закрытая дверь, — сказал Ронан.
Он держал в руках пинцет.
— А я думал, мы уяснили, что ночь для сна.
Ронан пожал плечами.
— Возможно, для тебя.
— Не сегодня. Твой птеродактиль меня разбудил. Почему он издает такой звук?
В ответ Ронан погрузил пинцет в пластиковый мешок на одеяле напротив него. Гэнси сильно сомневался, что хотел бы знать, что это за серая субстанция была зажата пинцетом. Как только ворон услышал шелест мешка, он повторил снова этот звук — режущий ухо вопль, переходящий в бульканье, поскольку он заглотнул то, что ему предложили. Это пробудило одновременно два рефлекса Гэнси: пожалеть и заткнуть тому клюв.
— Что ж, так продолжаться не может, — сказал он. — Ты собираешься сделать так, чтобы он замолчал.
— Она должна есть, — ответил Ронан. Ворон проглотил еще одну порцию. На этот раз это прозвучало больше как уборка пылесосом картофельного салата. — Каждые два часа в течение первых шести недель.
— Разве нельзя ее держать внизу?
Тогда Ронан приподнял маленькую птичку в направлении друга.
— Это ты мне скажи.
Гэнси не нравилось взывание к его доброте, особенно когда она боролась с желанием поспать. Конечно, не было никакого способа, которым он спустит ворона вниз. Вероятность этого была крохотной. Он был не уверен, было ли это крайне мило или ужасающе мерзко, и его беспокоило, что им сейчас управляло и то, и другое.
Позади него Ноа вмешался жалостливым голосом:
— Мне не нравится здесь эта штука. Она напоминает мне о…
Он умолк, как часто делал, и Ронан указал на него пинцетом.
— Эй, чувак, оставайся вне моей комнаты.
— Заткнитесь, — сказал Гэнси обоим. — Тебя это тоже касается, птица.
