Война Крайер (ЛП) - Варела Нина

Крайер.

Просто Крайер, без "леди".

Это было новое ощущение.

Она развернулась к Эйле.

– Если хочешь знать, что было дальше, ныряй в воду.

Так станет известна концовка обеих сказок: о принцессе и о ней самой.

Она услышала, как Эйла фыркнула, но не поняла, то ли от раздражения, то ли от чего-то ещё. А затем…

Эйла плюхнулась в воду. Она не скользнула мягко, как Крайер, а нырнула, подняв волну, и направилась прямо к Крайер. Подплыв, она встала лицом к лицу с Крайер. Обе стояли и дрожали, хотя Эйле было гораздо тяжелее. Тело Крайер могло выдерживать гораздо более экстремальные температуры.

На нижней губе Эйлы заблестела капля воды. Как ни странно, от этого Крайер захотелось пить.

– Ну так? – прошептала Эйла. По её телу пробежала непроизвольная дрожь.

Крайер сделала паузу. Эйла пришла к ней. Она терпит холод воды ради неё, ради её сказки.

Эйла подошла ещё ближе. Их разделяли всего несколько дюймов.

– Так чем же всё закончилось? – спросила она, и от её слов Крайер стало жарко, а не холодно.

Но затем Крайер вспомнила свою сказку: война, заяц, принцесса, жестокий король…

– Все заканчивается счастливо, – солгала она. Она заставила лицо не двигаться, а искусственные лёгкие не дышать. – Принцесса передаёт договор, и её хитрость срабатывает. Отец заключает мир с соседним королевством. Всё заканчивается хорошо.

– Ах… – произнесла Эйла скорее вздохом, чем словами. – Это хорошо.

Ещё долгое мгновение они не двигались, а просто смотрели друг на друга в темноте. Лицо Эйлы было непроницаемым, снова скрытым маской, на этот раз лунным светом и тенью. Она продолжала дрожать.

– Ты заболеешь, – сказала наконец Крайер. – Нельзя дальше сидеть в воде.

И вот, промокшие и дрожащие, они выбрались обратно на камни. Концы их мокрой одежды волочились по песку и земле всю обратную дорогу ко дворцу. Они молча расстались на краю сада, и ночь показалась ещё более пустой, а воздух холоднее, чем вода, когда Эйла ушла, и каждая пообещала не говорить о том, что произошло.

Однако той ночью, лёжа в постели, когда лунный свет падал в окно, словно занавеска из белого шёлка, Крайер не могла перестать думать об Эйле – о её лице, словах, любопытстве, повадках. О том, как она двигается и говорит. Она не привыкла к такому отсутствию контроля над своими мыслями. Обычно она думала только об учёбе, или о книге, которую читала, или о тщательно продуманных фантазиях о будущем. До этого она испытывала подобную потерю контроля только тогда, когда слушала музыкальные произведения, которое казались ей особенно приятными или забавными, а затем слышала, как они звучат в глубине её сознания в прекрасном исполнении ещё нескольких дней. Невидимый оркестр. Мягкие звуки рояля и скрипки, глубокий бой барабана, которые могла услышать только Крайер.

Теперь на смену роялю пришло воспоминание о том, как тёмные глаза Эйлы шарили по покоям Крайер, когда она увидела её в первый раз, как её взгляд задержался на очаге, уголке для чтения, массивной кровати. Скрипку сменила напряжённая челюсть Эйлы, когда она опустилась на колени рядом с Крайер за завтраком, сложив руки и склонив голову в знак уважения к своей госпоже.

Рояль, скрипка и глубокие барабанные удары сердца сменились единственным вопросом: Почему ты спасла меня в тот день на утёсах?

Ты чувствуешь во мне человека?

На этот вопрос было два возможных ответа, и Крайер понятия не имела, какой бы она предпочла услышать: Нет, ты идеальный автом, или. . .

Да. Ты другая.

Я вижу тебя насквозь.

Как ни старалась Крайер, у неё не получалось уснуть. Эйла не выходила у неё из мыслей, а её взгляд был похож не на звезды, а на мягкую темноту, которая их окутывала.

Перестань.

Когда она не думала об Эйле, то думала о королеве Джунн, чей предстоящий визит, возможно, наконец-то даст ответы на интересующие Крайер вопросы.

От беспокойства она встала с постели и вышла в коридор. Ей просто хотелось немного пройтись, чтобы разобраться в мыслях. Наряду с лицом Эйлы, она также не могла перестать думать о леденящих душу словах Кинока во время заседания совета – даже после ночи, полной сказок, ужас и унижение прошедшего дня по-прежнему никуда не делись, а живые и голодные поджидая её в темноте. Неужели он действительно считает, что Советница Рейки тоже Ущербна? Наверняка Кинок сказал это только для того, чтобы подразнить Крайер. Скрытая угроза. Но что, если в этом есть доля правды? И теперь Рейки больше нет?

В голове у неё что-то промелькнуло, какой-то жар, и она снова подумала о том, какой была Эйла, когда увидела её на празднике: обеспокоенной.

Крайер заволновалась. Что будет с ней, если другие узнают её секрет? Узнают, что она Ущербна?

Крайер на мгновение остановилась, злясь на саму себя. У Кинока столько власти над ней, что он подчинил себе даже её мысли.

Смогла бы отбиться хотя бы от части этой власти?

Она не знала, остались ли у Кинока копии её Проекта, но если остались... если остались, он обязательно будет её шантажировать. Он может контролировать её всю оставшуюся жизнь. Но если она добудет их...

Отец и Кинок остались в Старом Дворце с другими Советниками. Эзод как-то сказал Крайер, что настоящая политика происходит после официальных заседаний Совета – законы пишут, обсуждают и меняют в беседах за стаканами жидкого камня-сердечника. Хотя Крайер вернулась домой рано, Эзод и Кинок вернутся только завтра утром. Ещё один удар.

Но это был такой же хороший шанс, как и любой другой.

Прекрасно понимая, что это опасная, глупая и ужасная затея, Крайер направилась в кабинет Кинока. Конечно, он запирал его, пока уезжал в город, но Крайер знает всё о том, как работают замки, вплоть до того, что изобрела свои собственные, не поддающиеся взлому, просто для развлечения. Замки были интересны, как шестерёнки часов или как механические игрушки. И в отличие от замков, сконструированных Крайер, замок в кабинете Кинока было легко взломать.

Итак, вынув костяную шпильку из косы, Крайер вскрыла его.

Она почувствовала лёгкий трепет, когда замок с удовлетворительным щелчком открылся. Затем она проскользнула через дверь в кабинет Кинока.

В комнате было темно. В ней не было окон, только потухший очаг и остывший фонарь. Крайер зажгла фонарь, вспыхнуло масло, и она огляделась. Письменный стол, книжные полки, гобелен на стене, прикрывающий вход в подземную комнату. Теперь, попав сюда, Крайер не знала, с чего начать. Она даже не знала, будут ли здесь вообще копии её Проекта.

Она без особого энтузиазма шарила вокруг, слишком нервничая, когда что-нибудь нащупывала. Кинок не должен узнать, что она побывала здесь; иначе всё станет намного хуже. Теперь, когда беспокойство и возбуждение от желания вернуть себе часть силы стали утихать, Крайер чувствовала себя глупее всех на свете. Чего она добивается, вломившись в кабинет Кинока глубокой ночью? Что она ищет?

Смущённая собой, она в последний раз просмотрела бумаги на столе Кинока. Его почерк было трудно разобрать, особенно в слабом, мерцающем свете фонаря, особенно когда сердцебиение Крайер так громко отдавалось в ушах. Ей очень хотелось уйти отсюда, вернуться в уютную постель. Она уже собиралась погасить фонарь, как что-то привлекло её внимание.

На столе лежала открытая книга. С первого взгляда Крайер увидела, что это невероятно плотная книга о зулланских законах судоходства и торговли, и вначале она не обратила на неё внимания. Но едва она наклонилась вперёд, как свет фонаря осветил что-то, написанное на полях книги бледными тонкими чернилами. Два слова.

Сердце Йоры.

Оно повторялось повсюду: на полях и в отметках Кинока. Иногда эти два слова сочетались с другими: Сердце Йоры… ПРОТОТИП?; Сердце Й… топливо, вечное, больше никакого св.; Сердце Йоры… т.р.? с.? Что-то в груди Крайер замерло, когда она уставилась на слова. Что это означает? Кто такая Йора?