Юлия Григорьева - Погоня за сказкой
— Я дала согласие господину графу, — пролепетала я и опустилась на скамью, почувствовав, как кружится моя голова.
— Что?! — воскликнула матушка. — Ада! Я требую подробностей! К тому же, — она неожиданно успокоилась. — Это не оглашенная помолвка…
— Нет, — я покачала головой. — Я не возьму назад своего слова. Онорат.
— Да? — глухо спросил его светлость.
— Мы могли бы пожениться, как можно быстрей? — рыдания рвали мою грудь, но я все еще могла сдерживаться.
— Месяц? — предположил молодой человек.
— Быстрей, — попросила я, опасаясь, что Дамиан успеет вернуться.
— Если свадьба будет слишком поспешна, могут пойти сплетни, что тому есть причина, — мягко возразил он. — Три недели?
— Хорошо, пусть так, — кивнула я и встала. Ноги дрожали, и я вновь упала на скамейку.
— Ада, — матушка снова попробовала призвать меня, но я лишь устало покачала головой. — После поговорим, — произнесла она и удалилась, но до меня успело долететь. — Чертова Матьес, прости, Всевышний.
Онорат некоторое время стоял, глядя на меня. После сел рядом и взял меня за руку, противиться у меня не было сил, да и к чему? Это ведь теперь мой жених. Я горько усмехнулась, и смешок смешался со всхлипом.
— Ада, — граф говорил тихо и тускло, — я знаю, что это согласие у вас вырвали, но я не буду столь благороден, чтобы отказаться от неожиданного счастья, пусть оно мне досталось и таким путем. Пройдет время, и вы привыкните ко мне, а я все сделаю, чтобы вы были счастливы. Клянусь вам.
Я посмотрела на него невидящим взглядом, после кивнула и поднялась на ноги.
— Мне нужно к себе в комнату, Онорат, я неважно себя чувствую, — почти шепотом сказала я. — Поговорим с вами позже. Не провожайте меня.
Он не настаивал, и я удалилась в дом. После поднялась к себе в комнату, добрела до кровати и упала на нее, дав, наконец, свободу рыданиям, давившим грудь.
— Прости, — простонала я, разрывая лист со стихотворением. — Я не сдержала слова… Прощай.
А еще час назад я была счастлива… Еще час назад я витала в облаках и думала, что сумею дождаться возвращения того, к кому стремилась моя душа. И что осталось?
— Ада! — матушка распахнула двери и стояла на пороге моей комнаты, сверля меня возмущенным взглядом. Но, увидев мою истерику, она смягчилась и быстро подошла ко мне. Присела на кровать и обняла. — Дитя, нет ничего непоправимого, успокойся и расскажи, что у вас там произошло.
Мне было не остановить рыданий, и ответить матушке я не смогла. Мадам Ламбер поднялась с моей постели и ушла, но вскоре вернулась с нюхательной солью. Лили прибежала со стаканом воды, и сообща они привели меня в чувство. Успокоившись немного, я рассказала матушке обо всем произошедшем в саду, и она пришла в негодование.
— Дитя, какого черта! Прости, Всевышний, — матушка легонько шлепнула себя по губам. — Эта маленькая мартышка в коленках слаба, чтобы наложить на себя руки! Не из того она теста. Ты же не можешь не понимать, что она всего лишь добивалась того, чтобы ты отказалась от мужчины, который ей не достался. Дамиан никогда не женится на ней, и она это прекрасно знает. А граф, граф-то каков! Воспользовался моментом! — Матушка обняла меня за плечи. — Зачем ты приняла его лично? Должна была велеть подняться в гостиную и позвать меня. Туда бы явилась и Эдит, а уж я бы ее взашей из дома выкинула! Будет она еще шантажи устраивать в моем доме, — матушка топнула ногой. — Она даже подлей своей мамаши. Свадьбы не будет!
— Будет, — я печально улыбнулась. — Покончит с собой Эдит или же нет, я проверять не буду. Готовьтесь к свадьбе, матушка.
— Ада!
— У меня нет сил на споры, матушка. Позвольте мне остаться в одиночестве, — попросила я и вернулась на кровать, откуда меня перевели на кресло.
Матушка некоторое время еще стояла надо мной, но после удалилась, оставив Лили приглядывать. Когда вернулся папенька и узнал обо всем, он сказал лишь:
— Жаль, что все так повернулось, но оно и к лучшему.
И началась подготовка к свадьбе.
Глава 9
Дни стали серы и безрадостны. Я перестала радоваться жизни, равнодушно относясь ко всему происходящему. Граф приезжал ежедневно, что-то говорил, рассказывал, привозил подарки и цветы. Мы выезжали в Городской Сад на прогулки, в театр, в оперу. Мы появлялись на людях. Я вежливо улыбалась, показывая на лице спокойствие, и оставляя в душе свои настоящие чувства. На нас сыпались поздравления с помолвкой, их я тоже принимала с приклеенной к губам улыбкой. Что думал Онорат, мне неведомо, должно быть был счастлив, потому что его улыбка выглядела совершенно искренней.
Папенька взял на себя заботы по подготовке к свадьбе, потому что матушка взбунтовалась и не участвовала в хлопотах, но лишь до тех пор, пока не привезли мое свадебное платье.
— Это что за страсть! — воскликнула она, заглянув в мою комнату, куда пришла портниха. — У меня сейчас сердечный приступ случится. Снимите ЭТО, снимите и не тревожьте моего чувства прекрасного.
После этого она изгнала из нашего дома оскорбленную портниху, взяла меня за руку и повезла к мадам Фотен.
— Только Фло может сотворить шедевр, — сказала она. — Но знай, я это делаю только из одного желания, чтобы Льено сдох от зависти, глядя на мою дочь. Прости, Всевышний.
— Возможно, для Льено уже достаточно потрясений, — с тусклой улыбкой ответила я, и матушка фыркнула.
Говоря это, я имела в виду скандал, который устроила мадам Ламбер на следующий день после того, как я дала свое согласие. Никому и ничего не сказав, она взяла Лили и уехала, поручив меня заботам своей горничной. Лишь после мы узнали о представлении, устроенном матушкой подле дома Матьес.
— Господа, прошу вас остановиться на мгновение и выслушать меня, — так начала свою речь матушка, подкатив на коляске к дому Эдит и встав в ней в полный рост. — Знакомо ли вам сострадание и жалость? Ежели да, то вы не пройдете мимо этого дома, где живет бедная, покинутая женихом девушка. Знаете ли вы, господа, что маленькая Эдит Матьес на грани самоубийства и более не верит в жизнь и благородство мужчин? Способны ли вы пройти мимо чужой беды?
Пока мадам Ламбер вещала все это, размахивая своим зонтиком, как шпагой, вокруг ее коляски собирались люди. Они с интересом слушали мою матушку, все более сгущавшую краски. Далее развернулось и вовсе немыслимое.
— У девушки так мало приданое, что она не верит в лучшее, господа! Скинемся! Я, Дульчина Ламбер, преисполнившись жалости, готова дать сто санталов! Присоединяйтесь, господа, кто больше? Не оставим страждущую в беде. Ну же, господа, дамы, где ваше сострадание?!
