Марина Суржевская - Отражение не меня. Сердце Оххарона
Очень давно, когда молодой Чер, обладатель всего одного имени и целой бездны самомнения встретил юную и прекрасную темную принцессу, он показал ар–нори Сейне. И тогда с его ладони взлетели четыре золотых дракона. Эти создания были так прекрасны, что темная принцесса рассмеялась и обратила свой взор на юного светлого мага…
Сейчас же вокруг Лероя были лишь два ар–нори, и их облик ужаснул бы Сейну. Они были так же темны и безобразны, как измученная душа магистра.
Но любимая не увидит ни их, ни супруга. Он не явится к Сейне, пока не найдет забвения и пока не отомстит. Перед внутренним взором Чер Лероя вновь встало холодное и бесстрастное лицо паладина Мрака, и ар–нори беспокойно зашипели, улавливая настроение своего хозяина.
— Я отомщу, — сквозь зубы прошептал Лерой. — Отомщу.
* * *Элея.
В свою комнату я шла с некоторым опасением. Хотя тело ныло от усталости и физических нагрузок, умоляло об отдыхе, спать я опасалась. Я стала бояться своих снов, в которых так явственно чувствовала присутствие Шариссара.
И еще я боялась себя. Со мной что–то происходило, и я не знала, что. Хотя бы то, как я разбивала горшки плетью… Ведь мне это понравилось. Да что там! Я испытала настоящее наслаждение от разрушения, которое устроила. Мне дико, безумно, невероятно нравилось бить! Сносить все на своем пути, уничтожать и рушить, исполнять неистовый танец хаоса, ощущая себя сильной, почти всемогущей! А в моих руках была всего лишь плеть… Что будет, если я получу куда более грозное оружие? Откуда во мне столько злости и ярости, готовой выплеснуться в этот мир? Неужели Шариссар разбудил во мне что–то тайное, чего я не знала раньше? Ведь я полукровка. Всегда была ею. А это значит, что половина меня принадлежит Оххарону, слугам зла и тьмы.
Я задумалась о той, кем была моя мать. Про Лероя думать не хотелось, и даже мысленно я не желала называть его отцом. И раз он светлый, значит, моя мать — темная? Кто она? И вспоминает ли о нас с Незабудкой? Или в Оххароне бросать своих детей в порядке вещей?
Я ведь так мало знаю о порядках и обычаях Темных! Совсем ничего не знаю, если быть точной. Но чувствую связь с тем миром… Она рождается где–то в глубине меня, тонкая, но неимоверно прочная, связующая нить с миром тьмы. И мне становится интересно, каков он… Возможно… возможно, мое место там? Не здесь, в мире светлых, не в Пятиземелье, а в Оххароне? Возможно, Боги не зря указывают мне на это, и стоит лишь поддаться зову, позволить себе стать частью другой реальности, уйти из Хандраш, не оглядываясь?
Что держит меня здесь? Друзья? Да, подруги переживают за меня и Сиеру, но дружба так иллюзорна, меня забудут уже к лету, заменив новыми привязанностями. Верность этой земле? У меня нет дома: тот, в котором выросла — давно сгорел.
Искра? Так и она угасла, едва не погубив меня.
Долг? Я никому и ничего не должна.
Что держит меня в Пятиземелье?
Я сжала ладонями виски, пытаясь избавиться от этих мыслей. И вновь захотелось ощутить в руке кожаную оплетку на рукояти плети и ударить изо всех сил. Бить снова и снова, представляя себе лицо с черно–синими глазами… Ненависть и ярость ударили меня той самой плетью, обожгли, и я сжала зубы, запрещая себе думать о нем.
Он был первый, кому я поверила и доверилась, кому отдала себя всю, до самого донышка. Что ж, надо было поблагодарить паладина за урок, жестокий, но понятный и доходчивый. В этой жизни у меня есть лишь Сиера, мне не стоило об этом забывать.
Мысли о сестре привычно успокоили мою злость, она словно теплый солнечный лучик согревала мне сердце и усмиряла тьму, что пробуждалась во мне. И все же эта тьма была… Я ощущала ее внутри себя злым пламенем, торжествующей яростью, готовой смести и уничтожить все на своем пути. И мне становилось страшно от желания поддаться ей.
Ведь даже поцелуй магистра меня не испугал. Возможно, удивил… или нет. И когда губы мага прижались к моим, меня охватило странное удовольствие власти над магистром, желание повелевать чужой жизнью, подчинить себе. Я словно раздвоилась, и часть меня испытывала смущение и неловкость, а вторая часть — удовольствие. Мне нравились сильные руки Райдена, что сжимали меня со страстью, нравились его губы, целующие с нежностью. И если бы он не остановился сам, что бы я сделала?
Оттолкнула? Или…
Боги! Да что со мной происходит?
Я метнулась к шкафу, достала кусок зеркала и уставилась на свое лицо, словно видела его впервые. Лампу я не зажгла, и в комнате уже было сумеречно, так что отражение казалось темным. Может, от этого оно было совершенно незнакомым? Я смотрела на чужое лицо — с белыми волосами и темными глазами, похожими на синие искрящиеся звезды. Прекрасное и… жуткое. Это была я. И — не я. Отражение не меня, которого я боялась.
Вскрикнув, я отшвырнула зеркало, и оно ударилось о стену, разлетевшись мелкими осколками. Теперь я осталась еще и без него!
Обхватив себя руками и не раздеваясь я легла на кровать, опасаясь засыпать. Я знала, что в мой сон снова придет Шариссар, чувствовала. И пыталась не заснуть, но провалилась в сон, даже не заметив этого…
* * *Что–то твердое упало на мой бок, и я с воплем подскочила на кровати. Рядом валялась шишка, и пока я тупо на нее пялилась, пытаясь осознать ее появление на моей кровати, рядом приземлилась еще одна. Я подпрыгнула и метнулась к окну — снаряды прилетали оттуда.
— Хватит дрыхнуть, — сердито сказал лохматый Ник. Он стоял внизу, как всегда обнимая свой затасканный мешок. — Ты спишь, как пещерный суслик, я уже все шишки извел, пока тебя разбудил!
— А зачем ты меня разбудил? — оторопело спросила я, зевая во весь рот. — И пещерных сусликов не бывает.
— Ты обещала понюхать! — Ник улыбнулся во весь рот. — Выходи скорее, у меня знаешь сколько новых образцов? Вчера на берегу появился целый кусок другого мира, а там и травы, и кусты, и камушки, и даже деревья! Надо все описать! Немедленно! А ты дрыхнешь!
— Эээ, может, ты сам… понюхаешь? — я снова зевнула.
— У меня нос заложен, я же говорил! — сипло возмутился Ник. — Лея, ну выходи, ты все проспишь! Давай скорее!
Я с сомнением покосилась на Ника. Его русые волосы торчали во все стороны, пуговицы были застегнуты через одну, а кожаные завязки на ботинках свободно болтались. Но, похоже, кроме вожделенного мешка парня ничего не интересовало!
— Ладно, сейчас спущусь, — улыбнулась я. — Только подожди, мне умыться надо.
— Вот еще глупости! Потом умоешься. Завтра!
Я махнула ему рукой и вытащила гребень, чтобы переплести косу. Торопливо поправила свою одежду и уже каким–то привычным жестом обмотала вокруг пояса плеть, засунув рукоять в кожаную петлицу на штанах. Все же, с ней я чувствовала себя гораздо увереннее.