Честная игра (ЛП) - Бриггз Патриция
Анна считала себя сильной и жесткой. Она могла бы переубедить Чарльза или самостоятельно последовать за ним. Но не стала оспаривать его приказ, потому что поняла, что только усложняет ему работу. Он считал себя монстром и не мог поверить, что она думала иначе, когда увидела, как он убивает.
Поэтому Чарльз отправился на охоту в одиночку по приказу отца, как делал уже сто лет или больше. Его охота всегда была успешной и в то же время неудачной. Он доминант и чувствовал непреодолимую потребность защищать слабых, и это касалось и волков, которых он должен убивать. И когда он казнил волков, часть его тоже умирала.
До того, как Бран выпустил оборотней на публику, для новообращенных и тех, кто изменился менее десяти лет назад, действовали поблажки, им давали второй шанс, если они теряли контроль над волком. Принимались во внимание смягчающие обстоятельства. Но теперь общественность осведомлена о них, и оборотни не могли позволить всем узнать, насколько опасны они на самом деле.
Альфа стаи должен заботиться о правосудии. Раньше Чарльзу приходилось разбираться с более крупными или необычными проблемами всего несколько раз в год. Но многие альфы остались недовольны новыми суровыми законами, и все больше и больше ответственности за их соблюдение ложилось на Брана и, следовательно, на Чарльза. Он уезжал два или три раза в месяц, и это его изматывало.
Анна чувствовала, что он вошел в дом, поэтому вложила немного больше страсти в свою музыку, позвав его к себе сладкоголосой виолончелью — первый подарок от него ей на Рождество.
Если Анна поднималась наверх, он спокойно приветствовал ее, говорил, что ему нужно поговорить с отцом, и уходил. Потом превращался в волка и бегал по горам целый день. Но даже возвращаясь, Чарльз словно не был полностью дома.
Прошел месяц с тех пор, как он в последний раз прикасался к ней. Шесть недель и четыре дня с тех пор, как он занимался с ней любовью, после того как они вернулись из последней поездки, в которой она сопровождала его. Анна бы сказала это Брану, если бы он не просил ее повзрослеть. Вероятно, ей все равно следовало это сделать, но она перестала убеждать маррока в том, что он ошибается.
И решила попробовать что-то другое.
Анна оставалась в музыкальной комнате, которую Чарльз оборудовал в подвале. Вместо слов она позволила своей виолончели говорить за нее. Сочные и правдивые ноты скользнули с ее смычка вверх по лестнице. Через мгновение она услышала, как ступеньки заскрипели под тяжестью Чарльза, и вздохнула с облегчением. Музыка была общим знаменателем для них обоих.
Ее пальцы пели ему, подзывая к себе, но он остановился в дверях. Она чувствовала на себе его взгляд, но Чарльз молчал.
Анна знала, что, когда играла на виолончели, ее лицо выглядело спокойным и отстраненным. Этому ее научил один из первых учителей, который сказал, что прикусывание губы и хмурые гримасы любому скажут, что она волнуется. Она не была сногсшибательной красоткой, но и уродливой тоже. И сегодня нанесла легкий макияж, который спрятал ее веснушки и подчеркнул глаза.
Анна мельком взглянула на Чарльза. Благодаря индейскому наследию, у него прекрасная смуглая кожа и экзотические черты лица. Валлийская кровь его отца проявлялась лишь в едва заметных чертах: форме рта, остром подбородке. Но из-за работы, а не происхождения черты его лица превратились в бесстрастную маску, а глаза стали холодными и жесткими. Обязанности палача разъедали его до такой степени, что от него не осталось ничего, кроме мышц, костей и напряжения.
Пальцы Анны коснулись струн и задрожали, смягчая мелодию виолончели на более длинных нотах. Она начала с отрывка из «Канона ре мажор», который обычно использовала в качестве разминки или когда не была уверена, что хочет сыграть. Подумывала перейти к чему-то более сложному, но ее слишком отвлек Чарльз. Кроме того, она собиралась соблазнить его, а не производить на него впечатление. Хотела, чтобы он позволил ей помочь ему. Итак, Анне нужна песня, которую она могла бы исполнять, думая о Чарльзе.
Если не смогла уговорить Брана перестать посылать сына убивать, может, ей удастся склонить Чарльза позволить ей помочь с последствиями. Возможно, это даст ему немного времени отдохнуть, пока она не найдет подходящую бейсбольную биту — или скалку — чтобы вбить немного здравого смысла в голову его отца.
Анна перешла от «Пахельбеля» к импровизированному бриджу, который переместил тональность с Ре на Соль, а затем позволила своей музыке перетечь в прелюдию к «Сюите для виолончели № 1» Баха. Это не легкая музыка, но это ее школьная концертная пьеса, так что она могла играть ее практически во сне.
Она больше не осмелилась смотреть на Чарльза, перебирая пальцами струны. Анна глядела на спящую рысь, изображенную на картине маслом, в то время как Чарльз стоял в дверях и наблюдал за ней. Если бы она могла заставить его подойти к ней, чтобы он перестал защищать ее от его работы…
А потом она облажалась.
Анна была омегой. Это означало, что она не только единственный человек на континенте, который мог бы спорить с марроком, когда тот в ярости. У нее имелся магический талант успокаивать волчий нрав, независимо от того, хотели они этого или нет. Ей казалось неправильным навязывать свою волю другим, и она старалась не делать этого без крайней необходимости. За последние пару лет Анна узнала, когда и как наилучшим образом использовать свои способности. Но она хотела видеть Чарльза счастливым, поэтому ее сила проскользнула через барьер с таким трудом установленного контроля.
Только что она играла всей своей сущностью, сосредоточившись исключительно на Чарльзе, а в следующий момент ее волчица успокоила братца волка, отправила его спать, оставив только его человеческую половину…
Чарльз развернулся и, чеканя шаг, пошел прочь от нее, не сказав ни слова. Он никогда не убегал ни от чего и ни от кого, но сейчас выскочил из дома через заднюю дверь.
Анна отложила смычок и вернула виолончель на подставку. Теперь он не вернется еще несколько часов, может быть, даже пару дней. Музыка не сработала бы, если бы Чарльза удерживал в плену его волк.
Анна тоже ушла из дома. Потребность что-то сделать была настолько сильной, что заставляла ее двигаться без реальной цели. Или она могла плакать. Но отказывалась это делать. Возможно, она могла бы съездить к Брану еще раз. Но когда показался поворот к его дому, проехала мимо.
Чарльз направился к Брану, чтобы рассказать отцу, что сделал для мира волков. Так что было бы неловко ехать туда, как будто она гналась за ним. Кроме того, она уже поговорила с Браном. Он и так знал, что происходит с его сыном. Но, как и Чарльз, он взвешивал жизни всех им подобных против того, что Чарльз может сломаться под давлением, и считал риск приемлемым.
Поэтому Анна пересекла город, подъехав к большой теплице в лесу. Она съехала на обочину, припарковалась рядом с потрепанным джипом и отправилась на поиски помощи.
Многие волки называли Асила Мавром, что ему не нравилось. Он говорил, что только вампиры забирают часть того, кем был человек. В чертах его лица и темной коже угадывались предки Аравии и Северной Африки. Он был очень красивым, очень старым и чрезвычайно смертоносным. И прямо сейчас он пересаживал герань.
— Асил, — начала она.
— Тише, — отозвался он. — Не тревожь мои растения своими проблемами, пока они не окажутся в безопасности в своих новых домах. Лучше принеси пользу и сорви сухие бутоны роз вдоль стены.
Анна схватила корзинку и начала срывать засохшие цветы с розовых кустов. С Асилом невозможно разговаривать, пока он не выполнит то, что задумал. Возможно, так хотел успокоить ее перед разговором или получить бесплатную рабочую силу, или просто помолчать, пока он ухаживает за своими растениями. Зная Асила, можно предположить все три варианта.
Анна работала около десяти минут, прежде чем потеряла терпение и потянулась за свежим бутоном розы, зная, что Асил всегда присматривает за теми, кто работает с его драгоценными цветами.
