Ольга Резниченко - Игрушка
Резкий разворот Эмиля. Грубо схватив меня за кисть, потянул меня за собой в купе.
— Я теперь твоя пленная?
— Если своих мозгов нет, то значит, будешь пленной.
Дверь захлопнулась. Мы снова остались одни.
— И к чему все это, Эмиль? К чему? Зачем? Зачем ты обо мне заботишься? Если так ненавидишь…
— А ты у Ромула спроси.
— Эмиль, — и я ступила шаг ближе. Глаза в глаза. — Хватит. Хватит меня мучить. Прикончи. Возьми и прикончи меня сейчас. Прикончи…. но не мучай.
Лживая ехидная улыбочка. Знакомый яд. Знакомая желчь.
— Вот так просто? А где же та Габи, которая предлагала мне пари?
— Той Габи уже нет. Эмиль, я больше не могу быть твоей Куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Не могу и не хочу. И все, что было тогда, все те мои поступки и ошибки — все то было ради правды. Правды и только.
Удивленно вскинул брови. И снова ехидная ухмылка.
— Какой правды? Габи… Какой? Ту, что рассказал тебе Гудвин? Или ту, что повествовал Ромул? Какую?
— Истинную. Истинную правду. Ту, которую должен был рассказать ты… С самого начала, а не взваливать все на плечи своего друга Гудвина. Ты бросил меня. Бросил.
— Ага. Сбежал, — саркастично поправил Гостье.
— Бросил, не сказав ни слова. Ты даже не смог мне рассказать про то, что сделал Меченой. Ничего. Да, ты сбежал. Оставив Гудвина расхлебывать скопившиеся проблемы.
— Да неужели?
— Да, — жестко отрезала я, чувствуя, что вот-вот взорвусь от возмущения, обиды и злости, разрыдаюсь.
— И ты, подавленная столь жестоким и несправедливым моим поведением, как ты высказалась, поведением труса, воодушевленная добропорядочностью и искренностью столетних вампиров, бросилась выяснять правду. Правду у лучших врунов последних столетий?
Я смотрела в его глаза, и видела там боль и разочарование.
Я слушала его слава, и понимала, как сильно заблуждалась.
Но Гудвин. Гудвин. Врун?
— Габи, я не рассказал тебе все, что знаю, лишь потому, что бы не сбивать тебя с толку. Не вводить… не сводить с ума всеми этими интригами и планами. Не пугать… лишний раз. Я думал, что справлюсь. Я думал, что все выйдет, как нужно. Но Ромул вечно мне путает карты. Уж слишком мы с ним похожи… Уж слишком хорошо друг друга знаем. А ты… Правда. Правда. Тебе нужна правда?
— Да.
— Правда о том, как я нашел прекрасную девушку Матильду. Такую же гордую, самовлюбленную, жестокую, холоднокровную, властную… Такую, как я. Но и при всем этом она питала ко мне самые искренние чувства. Ты это хотела знать? А потом как я втянулся в игру с ней. В состязания — убей-умри, что стал переступать черту. Мне было мало. А она была слишком напугана миром вампиров и сверх силы. Но это было ничто. Она готова была с этим жить. А я готов был ждать. Но явился Ромул и перепутал все раздачи. Ему тоже было интересно поиграть в "сложную" любовь.
— Она его родственница… Близкая.
— ГАБИ. ДА ОЧНИСЬ ТЫ! С КАКИХ ЭТО ПОР ТРАХАЮТ РОДСТВЕНИЦ?
Глаза округлились.
В груди что-то кольнуло.
Вранье.
Вокруг одно вранье.
— Я ходил за ней, ухаживал, пытался медленно приучить ее к своему миру. Впустить за черту. Но со мной она ходила пила коктейльчики, томилась в поцелуйчиках, а по ночам развлекалась с Ромулом.
— Но я любил. Слепо любил. А вернее, думал, что любил. Я согласился сыграть с Ромулом. Сыграть на нее. Но проиграл. Сознательно проиграл. Я ее отпустил. Ибо видел, как она меняется. Теперь ее не пугали вампиры. Не пугала сверх сила. Наоборот. Она хотела все это. Хотела весь мир. И это был не гипноз. Это было ее настоящее "я". Она хотела крови. Хотела власти. И неважно какой ценой. Весь мир к ногам… И только. А потому я ее отпустил. Мне не нужна пустая оболочка с мечтами Наполеона: ничего никому не отдавать, а лишь брать, брать, брать… Она стала едва не копией Ромула. Из-за этого разошлись дороги у меня с ним. Из-за этого разбрелись и мы с Мати. А дальше. Дальше. Так резко. Нежданно. Негаданно появилась ты. Так сильно ненавидящая несправедливость, как и я. Такая же гордая. Сильная. Храбрая. Я смотрел и умилялся. Умилялся и таял. Таял, как еще никогда. Каждый твой поступок был для меня нечто невероятным. А твои мысли. Мысли. Я радовался им. Радовался каждой твоей глупости, как своей. Такого с Мати не было. Не было даже близко. И тогда. Тогда, когда ты поцеловала Ромула. Я сорвался. Сорвался с цепи. Ты выстрелила мне в сердце, разодрав его на части. Раскромсав… Ты думала, что для меня ничего не значила, что всего лишь Игрушка. Но это было не так. Это я ходил за тобой, как верный пес. На цепи, на колу. Ни шагу в сторону. Это я чувствовал себя твоей игрушкой. Тенью. Тенью, а не любимым или другом. И когда я увидел то, как легко ты меня променяла, променяла и забыла…. я взорвался. Сломался. Все мои отговорки в твою защиту сгорели. Ты их сожгла. И я выпустил своего демона.
— Прости.
Неловкая тишина.
Я ждала его реакции.
Ждала помилования.
Ждала прощения…
Но…
— Уже не важно, — неожиданно прошептал Эмиль и встал с места. — Не важно, — задумчиво повторил и ступил шаг ближе к двери.
— Поешь. А я схожу проветриться. Запри за мной дверь.
* * *Кусок в горло не лезет.
Жить не хочется.
А он: "Поешь".
Сердце бы свое съесть. Было бы легче…
БОЖЕ! Он мне только что признался в любви. В любви…. которую я так небрежно растоптала.
Растоптала.
А ведь хотела, как лучше… Лучше…
Я хотела знать. И узнала. И что? Мне легче? Легче?
Нет.
Ни капли.
Разум. Разум. И почему я тебя слушаю? И почему ты чаще интерес и самолюбие мне в пагоны шьешь, а не веру и чувства? Почему?
Глава тринадцатая
Седьмое небо
Я сидела за столиком, пялясь куда-то в стену, но не замечая ничего.
Ничего.
Если Эмиль не может простить, тогда зачем все это? Зачем? Мне не нужны его жертвы. Мне не нужна Тень.
Лучше все разорвать. Разорвать в клочья.
Я устала. Слишком больно. Невыносимо больно.
Я не хочу так мучиться.
Натянув рюкзак на плечи, оглянувшись по сторонам последний раз, я вышла из купе.
"Прощай, Эмиль".
