Два дня до солнца (СИ) - Комарова Марина

И вдруг приходит чёткое осознание, именно Одноглазый. Всё правильно. Да, правильно.

Я резко обхватываю его лицо ладонями и смотрю в глаза. Чернота оживает, ластится ко мне тонкими щупальцами. Тьма поглощает всё вокруг. По телу пробегает дрожь, а потом разливается жар. Чьи-то пальцы касается моего плеча, нежно гладят.

— Добро пожаловать домой, — ласково шепчет женский голос.

Я теряю сознание и падаю к колёсам байка.

Глава 13. Ты ― Создатель

Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз

Наше время

Я приоткрываю глаза и тут же снова зажмуриваюсь: штора вообще не закрывает окно, и солнце насмешливо слепит.

Жмурюсь и переворачиваюсь на другой бок. Игорь явно из вредности так сделал, чтобы я поскорее просыпался. Голова тяжелая. Сколько мы вчера выпили? Ощущение, что целую бочку пива. И ещё одну с наливкой. Но боли нет. Зато мышцы ноют. Нас что, понесло на дискотеку и там надо было скакать без остановки?

Кошмар, в голове джинсовая завеса памяти, которая упорно не хочет поддаваться.

Приподнимаюсь на локте, встряхиваю волосами, протягиваю руку и беру телефон. Автоматически проверяю почту и Автор.Тудей. Так, комментарии. Много комментариев. Хм, люди возмущаются.

Погодите… я же не выкладывал никаких обновлений с момента, как вышел из дома, направляясь на херсонский вокзал. А основный шквал комментариев пришелся на вечер и ночь. Там, конечно, было чему впечатлиться, но…

«Автор, ну даёшь…»

«Это ж надо было, как Кирюха ловко ей бошку снес. Орёл»

«Капе-е-ц… Смяли Алкешку как хотели. А была такая крутая»

«Антон, за что вы так?»

Я недоуменно моргаю, пытаясь сообразить, что произошло. Неужто пальцы пишут отдельно от мозга? Так, спокойно.

Просто открываю последнюю главу и пробегаюсь по ней глазами. Чем больше вчитываюсь, тем сильнее холодеют руки, сжимающие телефон.

Ка… какого черта? Как? Когда я это успел это сделать? Почему… так?

Ещё пересматриваю и понимаю, что ничего не понимаю.

Я такого не писал. Нет, серьёзно. Кирилл не вступал в бой с горгонидой Алкестой на безлюдной улице ночью. Мне нужна была она для следующего сюжетного поворота, мне…

А тут глава, как сон.

Телефон чуть не выпадает из моих рук, когда я вспоминаю сон. Там был Ярасланов, там была башня ратуши и часовой механизм, к которому тянулись щупальца неведомого существа, а ещё оживший кошмар и реальный ужас… Алкеста…

Сглатываю.

Нет, это просто не может быть.

Не хочется даже думать, что это было не сном. Слишком уж неправдоподобно. Может быть, у меня просто провалы в памяти? И я действительно написал это чертово убийство Алкесты?

Бездумно… нет, тупо смотрю на экран телефона, где прибавляются новые комментарии читателей, и понимаю, что просто стою на развилке двух дорог. Что лучше? Быть участников того, чего не может существовать, или же просто быть… сумасшедшим?

К горлу подбирается ненормальный смех, который переходит в хохот.

Надо же какая прелесть! Просто сумасшедший писатель, просто псих, который строчит странные тексты, отбивая пальцами дробь на клавишах. Это немного лучше, чем знать, что ты вляпался во что-то, не поддающееся пониманию, не так ли?

― Моя дорогая крыша, ― шепчу еле слышно, словно пытаясь уцепиться за звук собственного голоса, чтобы не оглохнуть от дикой тишины, в которой я внезапно оказался, ― мы столько лет вместе… не уезжай, дорогая.

Слава богу и всем, кто там рядом с ним, крыша благоразумно молчит и не отвечает. Иначе было бы совсем плохо дело.

Я делаю глубокий вдох и встаю с кровати. По крайней мере, я в квартире Игоря, значит, что бы ни происходило, сейчас я там, где должен быть.

Делаю несколько движений, чтобы взбодриться и разогнать кровь. Сейчас на пользу пойдет холодный душ, потом кофе. Игорь скажет какую милую гадость, и все станет на свои места.

Наивно пытаюсь верить в то, что вчера и правда хорошо перебрал, потому и кажется всякое. А глава с Алкестой… ну, с этим потом разберемся.

Слышатся шаги за дверью, потом поворот ручки.

Та-а-ак, сейчас бахнет дверью и с криком: «Хватит дрыхнуть!» влетит в комнату. Хорошо, что я уже встал, потому что на кровать может ещё и что-то полететь.

Дверь открывается. Но вот только за ней стоит… не Игорь.

В нескольких шагах от меня стоит Ярасланов. Он в широких домашних штанах и босиком. На шею накинуто полотенце. Волосы влажные, явно вышел только из душа. Смотрит на меня немного задумчиво, но вот в глазах то и дело мелькают смешинки. Что, Антон Шуткач, сладко спал? Или не очень?

Я невольно делаю шаг назад.

― Какого черта?

― И тебе доброго утра, ― ослепительно улыбается он. ― Знал, что ты будешь рад меня видеть.

Он проходит мимо, словно так и надо, оказывается возле окна. Облокотившись на подоконник, смотрит на улицу. Чуть прищуривается. Солнце очерчивает его профиль, путается в волосах, выделяет… Охо-хо, а вдоль скулы-то свежая рана. Она обработана и словно чем-то закрашена. Неужто тоналкой?

Понимаю, что всё это слишком бредово. Но Ярасланов даже не думает повернуть голову и посмотреть на меня. Зато произносит невозмутимым тоном:

― Твоя горгонида оказалась очень энергичной. Поэтому остановила мне на лице росчерк своих ноготков. Прямо как автограф. ― Он все же переводит взгляд на меня. Голубой глаз кажется прозрачным как аквамарин, зеленый ― как днепровская вода на песчаном берегу.

Сказанное не укладывается в голове. Бог знает какой раз за последнее время в моей голове крутится фраза: «Не может быть».

― Где Игорь? ― хрипло спрашиваю я.

Сейчас это самый важный вопрос.

Ярасланов бросает взгляд на стоящие на полке электронные часы.

― Гуляет. Придет через час. Поэтому у нас с тобой предостаточно времени.

― Времени на что? ― напрягаюсь я.

Вид у него такой, что… Вообще, о каком времени можно говорить в таком виде?

Ярасланов жестом дает понять, чтобы я сел. Спорить нет сил, я просто падаю на кровать, но продолжаю настороженно следить за каждым его движением.

Он садится на подоконник.

― Чтобы кое-что прояснить тебе, Антон Шут.

В его голосе такая сладость, припорошенная ленцой развалившегося на солнце кота, что не сразу слышишь стальную угрозу.

― Что же? ― спрашиваю, невольно я впиваюсь пальцами в простыни.

Мозг тут же начинает прикидывать варианты: чем отбиваться, если Ярасланов решит на меня кинуться и, например, придушить?

Мысль дикая, но это уже не в новинку. Внезапно мой мир обернулся в такую дичь, что пропадают все слова.

Ярасланов, кажется, чувствует моё настроение, хмыкает и складывает руки на груди.

― Ты меня не послушал, а зря. И не только меня. Тебе говорили не высовываться, но ты сам поехал во Львов.

― Да в чем дело? ― взрываюсь я. ― С твоего появления в моей жизни кругом происходит какая-то хрень! Все стращают, интригуют, угрожают, но при этом никто не пытается даже объяснить, что происходит! Да поче…

Ярасланов в мгновение ока слетает с подоконника, я только чувствую, как указательный палец прижимается к моим губам, не давая больше сказать ни слова. От прикосновения одновременно бросает в жар и холод.

― А теперь всё то же самое, но без детских попыток сучить ножками и требовать, Антон. И слушай меня внимательно.

Как тут слушать внимательно, когда смотришь в эти глаза ― и мысли разлетаются в стороны? Потому что тебя сминают, подчиняют, заставляют смотреть-смотреть-смотреть и забывать, как дышать.

― Ты раньше об этом никогда не слышал, но после увиденного уже понимаешь: в этом мире всё не так, как нам внушают со всех сторон, ― говорит он, чуть прищурившись. ― Есть то, о чем не расскажут в школах и университетах. То, что ты пишешь, ― реально. Те, кого ты создаешь, ― тоже реальны. И сейчас они не спрашивают, оставаться им на страницах книг или нет. Теперь они просто здесь. И это твоя вина.

Я перехватываю его запястье, сжимаю так, что он морщится.