По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С.
— Сообщи… Бронсону.
Она назвала имя, которое я слышала только в новостных репортажах, связанных со Скорпионами. Как главаря группировки, его упоминали наряду с фразами: «недостаточно улик, связывающих его с убийством» и «железное алиби оправдало его». То, что она посчитала необходимым сообщить об этом мужчине, одновременно нелепо и интригующе.
Я борюсь с усталостью, затягивающей мои мышцы подобно зыбучим пескам, и заставляю своё тело сотрудничать. Подойдя к холодильнику, вхожу в морозильное помещение, где хранятся тела до и после вскрытия.
Парень Наоми, Лео Норамбуэн, находится в мешке для трупов на носилках. Я разъединяю фиксаторы колёс и выталкиваю каталку из холодильника. К тому времени, как подвожу его к его покойной девушке, я вся запыхавшаяся; это чёртово проклятие исчерпывает мою энергию.
Хоть я и осознаю, что это доведёт меня до изнеможения, расстёгиваю молнию на мешке и раскрываю тело Лео. Тяжело сглотнув, собираюсь с силами, поднимаю руку над его грудной клеткой и задаю тот же вопрос. Мне нужно знать, выдаст ли он, что его постигла та же участь, что и его девушку.
— Как ты умер, Лео?
На этот раз без каких-либо промедлений: его тело трясётся, как будто по нему прошёлся электрический разряд, а глаза широко распахиваются, губы приоткрываются.
Реакция Лео Норамбуэна примерно отражает реакцию его девушки, за исключением того, что его дыхание затруднённое и резкое; он хрипит при каждом произнесённом слове. Бессвязного бормотания нет, но его слова вырываются так, будто каждый слог даётся ему с неимоверным трудом.
— Убит.
Его грудь яростно вздымается; прерывисто дыша, он выдавливает свой ответ:
— Скорпионами. Сообщи Бронсону.
Наоми Талбот и Лео Норамбуэн заявили, что их убили.
Оба упомянули Скорпионов и велели сообщить Бронсону.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЖОРДЖИЯ
Субботнее утро
Я официально лишилась рассудка. Доказательством тому служит моё текущее местонахождение.
Сижу за стойкой небольшой местной закусочной, о существовании которой даже не подозревала. Разумеется, она расположена на территории, принадлежащей Скорпионам.
Когда направлялась сюда, я ожидала стать свидетельницей перестрелки на дороге или неосмотрительные продажи наркотиков. Однако, вместо этого проезжала мимо ухоженных парков, где прогуливались или бегали трусцой люди, и множества витрин малых предприятий, которые ничуть не выглядели запущенными. У них даже отсутствовали решётки на окнах или следы пулевых отверстий.
Всё было гораздо более… обыденным, нежели я ожидала. Но если кто и может подтвердить факт, что внешний вид бывает весьма обманчивым, так это я.
Испаноязычная женщина, которой, по моим подсчётам, около шестидесяти лет, приветствует меня, положив передо мной серебряные столовые приборы, обёрнутые салфеткой. Её акцент мгновенно располагает к ней:
— Bienvenido. Добро пожаловать в нашу закусочную. Что я могу тебе предложить?
На её голове повязан красивый пёстрый платок, в точности как на старом плакате «Клепальщица Роузи» (прим.: картина американского художника и иллюстратора Нормана Роквелла, написанная в 1943 году), о которой я вспоминаю, потому что некогда изучала историю Второй Мировой войны. Лишь небольшой тёмный локон, слегка пронизанный серебром, выбивается из-за линии роста волос, где повязан шарф.
Её тёмно-карие глаза излучают доброжелательность, но в её улыбке сквозит здравая доля настороженности. И я понимаю её — действительно понимаю. Я тут чужачка. Один взгляд на всё вокруг говорит о многом.
Все непринуждённо разговаривают — некоторые на испанском — с двумя другими официантками. Двое мужчин за дальним столиком кричат что-то повару, отчего он ухмыляется и качает головой, прежде чем скрыться из виду за большим окном, разделяющим столовую и кухню.
— Она замечательно сыграла в спектакле! Такая милашка! — Это говорит одна из официанток двум мужчинам за столиком, одетых в униформы с названием какой-то автомастерской, вышитой на переднем кармашке.
— Мы почти закончили с уборкой благодаря ребятам. — Это произносит семейная парочка. — Без них мы бы не справились.
— Увижусь с тобой после поминок в субботу, — мрачно заявляет другая женщина.
Казалось, что все друг друга знают — и довольно хорошо.
Значит, я выделяюсь как бельмо на глазу. Но я всегда была посторонней. Странной, никогда не вписывающейся в общество. Для меня это стало обычным делом.
Но это не значит, что я не завидую и не мечтаю стать такой как эти люди — хоть разочек.
Вглядываюсь в меню на большой меловой доске, украшающее главную стену закусочной.
— Можно мне кофе и… — осекаюсь, поскольку здесь уйма вариантов, и многие мне незнакомы. Что, скажите на милость, такое торрихас?
Официантка медлит, прежде чем сжалиться надо мной.
— Что насчёт фирменного завтрака? Тостада Кубана (прим.: кусочек кубинского хлеба, смазанный сливочным маслом, который затем разогревают в прессе для сэндвичей) с яичницей, беконом и картофелем по-деревенски?
Понятия не имею, что такое тостада кубана, но остальное звучит великолепно.
— Можно попросить, чтобы бекон был очень хрустящим?
Выражение её лица смягчается, улыбка становится искреннее.
— Поняла, сладенькая. — Она оборачивается, берёт чистую кружку из подставки позади себя и ставит передо мной. После того как она наливает мне кофе, снова разглядывает меня с любопытством.
— Спасибо. — От аромата кофе я была практически на грани обморока, и когда отпиваю глоток, тотчас подвергаю всё под сомнение. Почему, во имя всего святого, люди не благодарят за этот кофе? Ибо это, признаться честно, лучшее, что я когда-либо пробовала.
Женщина смотрит на меня с довольным выражением лица.
— Вкусно, так ведь?
Затаив дыхание, отвечаю:
— Да.
Она улыбается.
— Каждое утро я сама перемалываю свежие зёрна. Одна из составляющих тайн вкуса.
— Какой бы ни была другая часть тайны, она однозначно действует. — Я глубоко вдыхаю аромат, прежде чем сделать ещё один глоток горячего напитка. — Совершенство в чашке.
Она усмехается, затем становится задумчивой, наклонив голову набок, разглядывая меня. Создаётся ощущение будто она пытается вычислить меня.
Звон колокольчика оповещает о готовом заказе, и она поспешно идёт к окну. С отточенной лёгкостью женщина берёт тарелки с дымящейся едой и подаёт их к столику пожилых мужчин.
Потягиваю кофе, пытаясь украдкой взглянуть на L-образную кабинку в дальнем углу. Пятеро мужчин восседают там, один из них — никто иной, как Бронсон Кортес, главарь группировки Скорпионов.
Всё верно. Я здесь с целью подступиться к пресловутому главарю банды.
Видите? Говорила же, официально лишилась рассудка.
Ворча в кружку с кофе, который я быстро осушаю, снова задаюсь вопросом, какого дьявола меня дёрнуло прийти сюда. На территорию Скорпионов.
— Ещё кофе? — в руках официантки графин.
— Пожалуйста, — отвечаю с улыбкой. К счастью, её ответная улыбка не такая настороженная, как тогда, когда я впервые переступила порог закусочной.
Она наполняет мою кружку, и когда колокольчик снова звякает, она берёт тарелку с кухонного окна и ставит её передо мной.
— Ух ты. Выглядит изумительно, — бормочу, не раздумывая.
Она хихикает, прежде чем вынуть из фартука маленький квадратный листок и положить счёт около моей тарелки.
— Дай мне знать, если тебе что-то понадобится.
Снова внимательно изучает меня, будто пытается выяснить мои намерения, но затем удаляется, проверить других своих клиентов.
Принимаюсь за еду, которая просто великолепна, и наблюдаю за группой мужчин, находящихся в поле моего зрения. Когда откусываю первый кусочек бекона, я почти стону. Ибо, позвольте сказать, тот факт, что повар постиг мою просьбу об «очень хрустящем беконе», очень радует.
