Угольки (ЛП) - Кент Клэр

Мне не нравится, когда меня трогают. Кто бы то ни было. Я определенно не хочу, чтобы меня лапал этот гадкий, недружелюбный незнакомец. Я сердито смотрю на него, но потом вспоминаю, что минуту назад он спас наши жизни.

Он полностью игнорирует меня и отдает Дереку маленький пистолет.

— Держи. Если увидишь кого-нибудь, стреляй.

— Я не могу… — кашель перебивает возражения Дерека.

— Я сделаю это, — я тянусь к пистолету. — Я умею.

— Ладно, — его отец не ждет моего заверения в том, что я умею стрелять. — Держитесь оба. Поездка не будет комфортной.

Он не врет. Наверное, это худшая поездка во всей моей жизни. Он везет нас неровными обходными путями (некоторые даже дорогами-то назвать нельзя), и ему приходится увиливать от нескольких других автомобилей. Как раз на окраине города, когда перед ним выезжает тип на мотоцикле, пытающийся остановить, он газует и сбивает его. Глухой удар и хруст, с которым мужчина и мотоцикл падают на землю, едва не вызывает у меня рвотный позыв.

Я несколько раз стреляю из пистолета, но кажется, ни в кого не попала. Я знаю, как стрелять. За прошлый год почти все научились этому, когда безопасность и защищенность уже не стали чем-то данным. Но я все равно не очень хороша в этом.

Это неважно. Ничто не останавливает папу Дерека, и никому не удается добраться до нас или задержать. Через несколько минут мы покидаем пределы города и едем по Вульф Крик Роуд в гору.

В итоге мы сворачиваем на земляную дорогу и едем еще выше. Мы минуем заброшенный фургон, под углом припаркованный на траве. Затем большое раздвоившееся дерево. Наконец, мы добираемся до гравийной дорожки перед маленькой потрепанной хижиной. А может, лучше сказать «лачуга».

Когда грузовик останавливается перед ней, я дергаю за ручку и выбираюсь из машины. Мои колени трясутся, меня тошнит. Я прижимаю ладонь к животу.

Отец Дерека выбрался с водительского сиденья и делает пару шагов в мою сторону. Его взгляд проходится по моему телу.

Мои длинные темные волосы собраны в толстую косу, у меня очень зеленые глаза, и многие люди считают меня симпатичной. С тринадцати лет я терпела много непристойных или жутких комментариев от мужчин про мою внешность. Мне нет особого дела до моей относительной привлекательности, поскольку мое лицо и тело ничуть не упростили мне жизнь, но я все равно привыкла, что людям нравится моя внешность.

Я определенно не привыкла к нетерпеливой, бесстрастной оценке, которой сейчас награждает меня отец Дерека.

— Я Кэл Эванс. А ты кто?

Ну, хотя бы теперь я могу перестать называть его папой Дерека.

— Рэйчел. Я его девушка.

Взгляд Кэла скользит к Дереку, который прислоняется к грузовику и старается откашляться. Затем он спрашивает у меня:

— Где твоя семья?

— У меня была только мама. Она погибла больше года назад.

— Ты сейчас хочешь куда-нибудь отправиться?

— Я хочу остаться с Дереком, — я уже понятия не имею, чего ожидать от жизни, но это для меня очевидно. Где бы ни был Дерек, я тоже буду там. Он единственный, кто у меня остался.

Его отец кивает, принимая мое заявление без комментариев. Затем переводит взгляд на сына.

— Что случилось с твоей мамой, парень?

— Она умерла в прошлом месяце. Легкие. Все заболевают.

Кэл начинает отвечать, но останавливается, когда Дерек снова начинает кашлять.

Никто из нас не подмечает очевидное.

Минуту спустя, когда Дерек успокоился, Кэл спрашивает:

— Почему ты не сказал мне, что твоя мама умерла? Я мог бы помочь.

— Я не хотел говорить тебе, — отвечает Дерек. — Мне восемнадцать, и мы были в порядке.

Мы не были в порядке. Последний месяц мы едва держались. Но я не посмела бы перечить Дереку. Это его папа. Он принимает решения. Если бы моя мама была жива, я бы принимала решения в отношении нее.

— Ты должен был мне сказать, — Кэл поворачивается и показывает на дом. — Вам придется пока что остаться здесь. Хижина состоит из одной комнаты, но как-нибудь справимся. Я посмотрю, что можно сделать с кроватями.

— Спасибо, — говорит Дерек.

Наверное, я тоже должна его поблагодарить, но не хочу. Мне не нравится этот мужчина. Он злой, хам и грубый с виду. Он несколько лет сидел в тюрьме, хотя я не знаю, за что. Он вызывает у меня желание поежиться.

Да, он спас наши жизни, и это хорошо, но ему необязательно быть таким засранцем.

Если бы он хоть немного заботился о своем сыне, он бы давным-давно проведал, как у него дела.

***

Спустя пару часов перспектива жить с Кэлом уже не вызывает у меня оптимизма. Маленькая хижина действительно представляет собой одну комнату, даже без ванной. Лишь отвратительный туалет на улице. Во дворе живут курицы и свиньи, пара потрепанных сараев забита всяким хламом, и всюду припарковано слишком много машин.

Все ощущается грязным и депрессивным, даже в сравнении с нашим полным лишений стилем жизни в последний год.

Я не жалуюсь, конечно же. Может, я достаточно поверхностная, чтобы недолюбливать неприятное окружение, но я не настолько эгоистка, чтобы ныть перед мужчиной, который помогает мне и Дереку выжить.

В хижине нет электричества или проведенного водопровода, но и в городе уже несколько месяцев тоже не было электричества или водоснабжения. Тут хотя бы есть колодец.

Когда нам нужно больше воды в хижине, я вызываюсь добровольцем.

Я никогда прежде не получала воду таким способом, но я воображаю себе хорошенькую девочку в длинном платье и косынке, которая наполняет ведро, опускаемое в длинный старомодный колодец. Само собой, это не может быть слишком сложно.

Я ошибаюсь. Все совсем не так.

Позади хижины оказываются два больших металлических резервуара и огромная рукоятка, которую мне приходится двигать вверх и вниз, чтобы наполнить большой контейнер. Большая часть моих сил уходит на то, чтобы накачать достаточно воды, а потом я с трудом тащу ее внутрь.

Но я делаю это. Надо сразу пояснить одно. Я невысокая, худенькая, и давным-давно не питалась здоровой пищей. Может, я не большая и не сильная, но я справляюсь. Я обеими руками сжимаю рукоятку контейнера, таща его и лишь немножко расплескивая от натуги.

Я определенно добралась бы до хижины сама. Мне не нужно, чтобы Кэл появлялся из ниоткуда в своей раздражающей манере и выхватывал у меня контейнер с водой.

— Я бы донесла! — реагирую я прежде, чем вспоминаю, что лучше быть лапонькой, ведь мы с Дереком зависим от его милости.

— Ага, половину разлив по дороге, — его глаза не мягкие и карие, как у Дерека. Они темновато-серого цвета и пронизывают меня. Его волосы и борода каштанового цвета, нестриженые и спутанные, а обнаженную поверхность его левой руки покрывают уродливые шрамы.

Увидь я его где-то еще, я бы держалась от него подальше.

— Ничего не половину. Я нормально справлялась.

— Тебе придется справляться намного лучше, если хочешь выжить. Ты слишком мягкая. Тебе приходилось слишком легко.

Я чуть не задыхаюсь от возмущения.

— Легко? Вы думаете, моя жизнь была легкой?

Он открывает рот, чтобы ответить, но я внезапно настолько зла, что не позволяю ему.

Вместо этого я срываюсь на нем.

— Я никогда не знала своего отца. Моя мама и я еле как выживали. Она постоянно работала, так что мне с шести лет приходилось готовить, убираться и все самой делать по дому. До Дерека у меня никогда не было друзей. У меня не было никого, кроме мамы. И она умерла. Думаете, легко нам было пытаться наскрести достаточно еды, чтобы протянуть последний год, пока вы тут один торчали с курами, свиньями и гадким хламом, бросив сына справляться самому?

Я не спонтанный человек и не беспечный. Я научилась быть бдительной, осторожной. Оставлять мысли при себе. Так всегда безопаснее. Это одна из причин, по которым у меня никогда не было друзей. Мне не хотелось доверять людям. Я понятия не имею, почему я вываливаю все это на Кэла… в худший момент из возможных.