Угольки (ЛП) - Кент Клэр

— Угу.

— Ты такая сладкая. Такая горячая. Такая отзывчивая, — он снова вводит два пальца в мою киску, а свободной рукой поглаживает мою поясницу. — Поверить не могу, что ты так сильно этого хочешь. Ты просто не можешь насытиться.

Несмотря на мою охваченность ощущениями, кажется, на это нужно ответить. Повернув голову набок, я говорю:

— Мне нужно наверстать за долгое время.

— Я знаю, малышка. Неправильно, что ты так долго была лишена этого.

Его пальцы издают влажные, первобытные звуки, входя и выходя из меня. Знакомый узел нужды снова скручивает мое нутро, предупреждая о приближении очередного оргазма.

Он прав. Мое тело как будто не может насытиться, сколько бы удовольствия он мне ни дарил.

Я никогда не думала, что буду такой бесстыже нуждающейся.

Я никогда не думала, что буду жаждать такой нужды.

Я издаю мяукающий звук и оставляю голову повернутой набок, чтобы видеть его, пока он стоит на коленях позади меня.

— Тебе это нравится, малышка?

— Да. О да, — я двигаю бедрами навстречу его руке. — Сейчас снова кончу. Очень сильно.

— Это очень хорошо, — он продолжает массировать мою поясницу, и это так приятно. Почти так же приятно, как его пальцы во мне. — Я хочу, чтобы тебе было очень хорошо. Я хочу это видеть.

— Угу, — мямлю я, утрачивая дар речи, потому что ощущения нарастают, становятся все сильнее.

Скорость и напор его руки увеличиваются. Моя киска и так ноет после вчерашнего, а новое трение заставляет меня рыдать. Не потому, что больно, а потому что боль такая приятная.

— Ох бл*дь, — взгляд Кэла продолжает бродить по моему телу, задерживаясь на моем лице и в месте, где его пальцы продолжают входить в меня. — Бл*дь, ты так хорошо справляешься. Никогда даже не мечтал, что ты будешь так сильно кончать для меня.

Я зажмуриваюсь, потому что его слова сводят меня с ума так же сильно, как и его прикосновения.

— Бл*дь, малышка. Ох бл*дь.

Перемена в его тоне привлекает мое внимание, так что я открываю глаза, чтобы посмотреть, что он делает. Он засунул вторую руку в свои штаны и сжимает свой член, трахая меня пальцами.

— Да, — ахаю я, когда вид его подталкивает меня ближе к оргазму. — Да. Да. Ты тоже кончи.

— Бл*дь, — выдыхает он. Его лицо искажается, глаза полыхают нуждой.

— Ты тоже… кончи… — я хватаю воздух ртом и вся дрожу. Я так близко, что почти ощущаю вкус разрядки. — Кэл… кончи со… мной.

Я кричу, когда это изумительное напряжение наконец-то достигает пика, но я осознаю достаточно, чтобы услышать его гортанное восклицание. Его лицо меняется от глубинной, горячей разрядки, и он тоже кончает.

Он кончает со мной.

Когда после мы оба падаем на постель, я подвигаюсь к нему. Он притягивает меня в объятия, его дыхание такое теплое и прерывистое в моих волосах. Он ничего не говорит, и я тоже.

Такое чувство, что нам и не нужно.

Через несколько минут он начинает отстраняться, и я хватаюсь за него, протестующе пискнув.

— Я сейчас вернусь. Никуда не ухожу. Просто надо привести себя в порядок.

Я вспоминаю, что он кончил в штаны. Меня удивляет собственное хихиканье.

Он бросает на меня многострадальный взгляд, свесив ноги с края кровати.

— Я слишком стар, чтобы так терять контроль. В последнее время будто сделался перевозбужденным подростком. Видимо, у меня вообще нет контроля, когда дело касается тебя.

Мне нравится эта идея. Она дарит мне невероятный восторг.

Я хочу, чтобы он терял контроль. Я хочу, чтобы он был таким же беспомощным, как и я, перед этой штукой между нами.

Я хочу, чтобы мы стали еще ближе… такими близкими, какими только могут быть два человека.

Я хочу от него всего, как и сказала ему ранее.

Впервые за все годы, что я его знаю, у меня есть реальная надежда, что однажды это правда может случиться.

***

Морозы наконец-то ослабевают, но только через месяц становится достаточно тепло, чтобы выходить наружу на длительные периоды времени. В оставшуюся часть зимы мы действуем по знакомой схеме. Во время светового дня занимаемся нормальными вещами, ведем себя как партнеры, которыми были так долго, а после заката позволяем себе удовольствие. Иногда несколько раз за ночь.

Он серьезен насчет того, чтобы ограничиваться руками. Он даже не пускает в дело свой рот и не целует меня. И полноценное совокупление исключается. Но в итоге он позволяет мне прикасаться к нему, и я наслаждаюсь, учась доводить его до оргазма руками.

Это не все, чего я хочу, но это лучше, чем я когда-либо воображала себе. После пустой, одинокой осени и первой половины зимы быть с ним вот так ощущается чудом.

Когда приходит март, у нас остается мало еды и припасов. Погода улучшилась достаточно, чтобы мы отправлялись на вылазки, так что мы снова начинаем путешествовать по региону.

В этом году Кэл другой, и я имею в виду не только очевидные ночные отличия.

В прошлые годы, когда мы были далеко от дома, он старательно избегал людей, даже тех, что выглядели максимально безобидно. Когда мы оказывались возле населенных городов, мы объезжали их окольными путями. Когда мы сталкивались с другими путешественниками в дороге, мы либо быстро сходили с дороги, либо отпугивали их предупредительными выстрелами. А когда были хоть какие-то признаки, что кто-то может быть опасен, он сначала стрелял и потом уже задавал вопросы.

Так что в годы после смерти Дерека Кэл был не просто единственной персоной в моей жизни. Он также был единственным, кого я видела и с кем разговаривала.

Но, должно быть, он говорил серьезно, когда зимой сказал про поиски других людей, чтобы мне было с кем общаться. Он не использовал эту идею просто как повод оттолкнуть меня. Он говорил серьезно. Потому что этой весной мы начинаем посещать некоторые города неподалеку, которым удалось выстроить линию обороны и сберечь своих людей. Он говорит с охранниками, знакомит, предлагает помощь в обмен на припасы. Мы уверенно можем путешествовать и защищать себя в такой манере, в которой другие люди на это не способны, так что мы можем предложить полезные услуги.

Кэл все еще насторожен в том, с кем мы взаимодействуем. Он никогда не будет легко доверять кому-либо. Но он явно принял личное решение, что мы будем больше выбираться в мир и перестанем жить в такой изоляции.

И правда в том, что я наслаждаюсь этим. Знакомствами с новыми людьми. Нормальными, достойными людьми. Выполнением работы для тех, кто нуждается в помощи, которую мы можем предложить. Дни проходят намного быстрее, потому что каждый день не похож на предыдущий.

Единственное, что беспокоит меня в нашей новой ситуации — это то, что Кэл постоянно позволяет людям верить, будто он мой отец.

Он мне не отец. Он мне вообще не отец. Но он вечно зовет меня ребенком, когда мы куда-то выезжаем. Он зовет меня малышкой лишь ночью, когда мы одни. И, наверное, наша разница в возрасте наводит других на мысли, что мы кровные родственники, хотя это не так.

Я не раздуваю из этого шумиху, поскольку в конечном счете неважно, что подумают другие люди, но это все равно иногда беспокоит меня.

В начале лета мне исполняется 21 год, и Кэл дарит мне симпатичную подвеску в виде красивого цветка с красным драгоценным камнем на золотой цепочке. Я понятия не имею, как ему удалось найти такое потрясающее ювелирное украшение. Я люблю эту подвеску больше всего, что у меня когда-либо было, и ношу ее каждый день.

Мы выезжаем все дальше и дальше, чтобы находить дома и магазины, так что большинство наших поездок требуют минимум одной ночевки, а то и больше. В середине июля мы решаем, что это стоит риска и затраченного топлива, поэтому затеваем долгую поездку и едем на восток, осматривая заброшенные маленькие поселения и фермы в провинциальных регионах.

Мы добиваемся весьма хороших результатов. Мы находим более чем достаточно еды и припасов, чтобы компенсировать потраченное время и бензин. Время от времени мы натыкаемся на других путешественников и местных, но мы не сталкиваемся с настоящими проблемами.