Угольки (ЛП) - Кент Клэр

Я пытаюсь что-то сказать, но не могу. Я ничего не могу сделать. Я сейчас должна что-то чувствовать, но не чувствую.

Так что я закрываю глаза и перестаю сопротивляться. Я даже больше не дрожу.

— Нет, нет, нет, нет, нет, малышка, — хрипло бормочет Кэл. — Не смей так делать, — он сдвигает руки, чтобы растирать мое лицо и шею. — Не смей засыпать.

Поэтому я все же бодрствую. Пытаюсь, во всяком случае. Хотя бы потому, что Кэл кажется абсолютно отчаявшимся, и мне не нравится, когда он так расстроен.

Спустя минуту он перестает растирать меня, так что я открываю глаза, чтобы посмотреть, что он делает. Он встал и снимает куртку, шапку и обувь. Затем забирается в постель вместе со мной и обнимает сзади, окружая меня своим большим и теплым телом.

Он тянется через меня и продолжает растирать мои ладони.

Через несколько минут я опять начинаю дрожать.

— Вот так, — бормочет он прямо над моим ухом. — С тобой все будет хорошо. Ты должна быть в порядке.

— Моя лодыжка очень болит, — выдавливаю я. Теперь я снова чувствую ее, и она разъяренно пульсирует.

— Знаю. Я скоро ей займусь, но мне нужно сначала тебя согреть.

Мои зубы опять начали стучать, и я это ненавижу. Я все ненавижу. Из моего горла вырывается несколько всхлипов.

— Даже не думай засыпать, малышка. Это все моя вина. Я это знаю. Можешь ненавидеть меня за это, но я не позволю тебе бросить меня.

Я начинаю плакать по-настоящему.

Ну теперь он хотя бы разговаривает со мной. Хотя бы кажется, что он правда хочет видеть меня рядом.

— Все хорошо. Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо.

— Теперь все болит, — и это правда. Такое чувство, будто кто-то тычет иголками в мои ладони, стопы и щеки.

— Знаю. Это кровь снова начинает циркулировать. Я понимаю, что больно, но это хорошо.

— Не тебе же больно.

— Знаю, что не мне. Хотелось бы мне забрать ее. На твоем месте должен был быть я.

Это заставляет меня плакать еще сильнее. Я нахожу в себе силы развернуться в его объятиях, чтобы рыдать в его грудь. Он крепко обнимает меня обеими руками и также окружает согнутыми ногами.

Даже когда я наконец-то перестаю плакать, он меня не отпускает.

На это уходит много времени, но в итоге я перестаю дрожать, и эти мучительные уколы боли уходят. И теперь болит лишь моя лодыжка.

Когда Кэл наконец-то начинает отстраняться, я бесстыже цепляюсь за него. Он мне нужен. Я его не отпущу.

— Все хорошо, малышка. Я осмотрю твою лодыжку. Я никуда не ухожу.

Я шмыгаю носом и ложусь обратно на постель.

Он осматривает мою поврежденную лодыжку, двигает ей туда-сюда, чтобы оценить состояние, затем крепко перевязывает. Он заставляет меня выпить ибупрофен, затем помогает снять сырую одежду и переодеться в теплую фланелевую пижаму, которую я носила всю зиму.

Я начинаю возражать, когда он идет на другую сторону комнаты, но потом вижу, что он сам переодевается в спортивный костюм, в котором спит в последнее время.

Наконец, он возвращается к постели и забирается рядом со мной. Я подвигаюсь к нему, а он разворачивает меня к огню, обнимая сзади.

— Ты в порядке? — мягко спрашивает он через пару минут.

— Ага. Теперь уже лучше.

— Мне жаль, что ты пострадала.

— Это всего лишь моя лодыжка.

— Нет, не всего лишь. Ты чуть не умерла, и это моя вина.

— Нет, не твоя.

— Да, моя, — его теплый запах переполняет мои ноздри. Он утыкается носом в мои волосы, и я снова чуть не плачу. Я никогда не думала, что вновь смогу почувствовать его так. Настоящего Кэла. — Извини за все. Я пытался сделать как лучше для тебя, но я сделал все неправильно. Мне не стоило тебя отталкивать.

Глава 6

На следующий день погода не налаживается, так что нам опять приходится остаться внутри.

Но Кэл другой. Лучше.

Он до сих пор не разговорчивый и не особенно дружелюбный, но он никогда таким не был. Когда наступает утро, он лишь слегка смягчился до того мужчины, которым он был со мной в прошлом году.

Моя лодыжка до сих пор опухла и болит, так что он не позволяет мне наступать на нее. Он ухаживает за мной весь день, принося еду и все необходимое. А после обеда он читает мне вслух.

Это лучший день с тех пор, как те мужчины вторглись в нашу хижину. Когда на второе утро я просыпаюсь от запаха завтрака, который готовит нам Кэл, то чуть не плачу от облегчения, ведь он вернулся.

Вернулся по-настоящему.

Морозные и холодные дни вовсе не веселые. Мне не нравится сидеть взаперти, и я ненавижу писать в горшок ночью, потому что Кэл не выпускает меня в уличный туалет, когда температура опускается до минимума. Но в следующие несколько дней я все равно счастливее, чем была в последние годы.

Через несколько дней после травмы лодыжки я просыпаюсь посреди ночи от стука своих зубов. Сев и поморгав в темноте, я понимаю, почему. Огонь в печке прогорел, так что не дает так много тепла, как должен был.

Обычно Кэл ночью просыпается через каждые несколько часов, добавляет поленьев и ворошит угли, чтобы огонь продолжал гореть, но видимо, сегодня он проспал.

Ничего страшного. Он наверняка устал. Он уже несколько недель не имел возможности проспать всю ночь до утра. Я и сама могу развести огонь, так что не стану его будить.

Я свешиваю ноги и ставлю ступни на пол, но вздрагиваю, как только переношу вес на лодыжку. Травма заживает, но ходить до сих пор больно.

Это неважно. Я сегодня займусь огнем, чтобы Кэл мог поспать.

Я хромаю к стопке нарубленных поленьев, которую Кэл держит внутри у двери, хватаю два полена, прижимаю к груди и ковыляю обратно к печке.

Мои зубы теперь стучат как отбойные молотки. Я поверить не могу, насколько тут холодно.

Я стараюсь открыть печку, но тут поленья внезапно исчезают из моих рук.

— Девочка, ты что бл*дь делаешь? — он кажется ворчливым, но не сердитым.

Я безуспешно пытаюсь сдержать дрожь.

— Занимаюсь огнем.

— Моя работа, — он кладет поленья в печку, затем берет еще одно и разводит огонь, пока тот не начинает хорошо полыхать. — Тащи свою маленькую жопку обратно в постель.

По какой-то причине я хихикаю. Понятия не имею, почему.

Он качает головой и хмуро косится на меня, продолжая ворошить угли.

— Надо было разбудить меня. Тут такой дубак стоит.

— Я сама только что проснулась. Не знала, что так похолодало, — я обхватила руками свое туловище и покачиваюсь вперед-назад, стараясь согреться в тепле, исходящем от огня. — И я вполне в состоянии сделать это сама.

— Моя работа.

Я пытаюсь спорить, но получается лишь странный жалобный звук сквозь стучащие зубы.

Он закрывает дверцу печки и кладет кочергу. Затем поворачивается и смотрит на меня. В комнате почти темно, так что сложно различить его лицо. Но такое чувство, будто в его глазах живет нечто мягкое.

Нечто, что я очень хочу увидеть. Почувствовать.

— Возвращайся в кровать, малышка, — бормочет он сиплым голосом, от которого дрожь пробирает меня до самого нутра.

— Можно мне сегодня поспать с тобой? — я понятия не имею, откуда у меня взялась смелость попросить о таком, но слова вырываются сами собой.

Он замирает абсолютно неподвижно.

— Пожалуйста? С тобой намного теплее.

Он снова качает головой, и я считаю это за отрицательный ответ. Но прежде чем я успеваю среагировать на разочарование, он наклоняется и поднимает меня на руки. Несет меня к своей постели.

Все во мне вибрирует от радости и восторга, когда Кэл укладывает меня в свою кровать по другую сторону от печки.

Он не целует меня, что бы ни происходило в моих фантазиях. Вместо этого он укладывает мое тело перед своим, чтобы обнимать меня сзади, как в тот день, когда я чуть не замерзла.

Его тело намного теплее моего. Намного крупнее, сильнее и жестче. Мне нравится, как оно ощущается. Я всегда считала, что мне не нравятся прикосновения, но это убеждение явно ошибочное, когда дело касается Кэла. Потому что это ощущается приятнее всего, что я когда-либо знала.