Екатерина Голинченко - Мелодия Бесконечности. Симфония чувств
От шума в прихожей, на втором этаже проснулись близнецы, своим плачем требуя внимания к себе.
Маленькая брюнетка под руку с Джоном, прихватив с собой теплый плед, поднялась в комнату, чтобы заняться ими, а доктор сопроводил утомленную супругу ко сну, остальные тихонько расположились на кухне, перешептываясь, обсуждали последние события.
Спустя некоторое время Мей начало клонить в сон, и она засобиралась пожелать друзьям спокойной ночи, тогда и Марк поднялся со своего места:
— Хочешь составить мне компанию? — японка взяла его за руку, и ей сразу стало спокойнее и теплее, — Она мне сегодня не помешает. Сомневаюсь, что смогу нормально выспаться после того, что случилось, — пристально глядя в его глаза.
— Сомневаюсь, что смогу удержаться и дать тебе возможность нормально выспаться, если буду так близко, — он и сам не ожидал от себя такой дерзости в словах и такой томной охриплости в голосе.
Осознав, что мог потерять её, не хотел теперь отпускать от себя ни на секунду. И пришло в полной мере понимание позиции Джона, стремящегося жить на полную, не упуская ни одного мгновения своей жизни.
— Тоже вариант, — шепотом согласилась Мей, и приятная дрожь прошла по телу от осознания того, что это она так на него влияет, — Главное, чтобы мне не снились кошмары.
— Кошмары полностью исключаем, — и поток мыслей уносил их далеко-далеко, где оставались только двое, — Только скажи, и я не дам тебе заснуть всю ночь, — обменявшись многозначительными взглядами, они поднялись наверх, в спальни.
И за закрытыми дверями происходило извечное таинство, что имеет место быть между мужчиной и женщиной, когда двое ведут диалог на языке тела, нежности и страсти — руками, губами, взглядами и вздохами, понимая друг друга без слов, познавая друг друга на всех возможных уровнях: тактильном, ментальном, эмоциональном, возносясь над всеми волнениями и страхами туда, где правит одна лишь любовь — в сплетении пальцев, прикосновении истосковавшихся жарких тел, где не сковывают лишние слова и лишняя одежда, где можно не стесняться выразить себя и высказать наивысшую степень доверия. Когда сильные пальцы мужской ладони переплетаются с тонкими пальцами женской руки, когда длинные прямые темные локоны смешиваются с волнистыми локонами цвета лаванды и одни губы похищают дыхание с других губ, а потом наоборот — и так бесконечное количество раз.
Постепенно и остальные стали расходиться по своим комнатам.
Стоя в тишине, всё ещё колеблясь произнести то, что больше всего волновало обоих, Эллен и Максимилиан прощались у входных дверей, пока девушка не сорвалась на плачь…Он стоял напротив неё, но ещё слишком свежи были в памяти воспоминания, когда он предстал не человеком, но зверем. И было до того страшно, что ни как не могла унять дрожь. Когда мужчина коснулся её руки, резко отдернула её, но голову, всё же, подняла, заставляя себя посмотреть на него. Сейчас его глаза были человеческими, но это мало успокаивало.
— Я понимаю, что не имею права просить тебя, — голос Максимилиана бал тихим, но от каждого произносимого им слова в ушах раздавался миниатюрный взрыв, и ощущение сжимающейся вселенной сдавливало грудь, не давая возможности свободно дышать, — Но, хоть просто поговори со мной, Эл. Выскажи свои справедливые претензии, пошли меня к черту, только не молчи.
Девушка опустила свою рыжую голову, чтобы не дать ему увидеть своих слез:
— Ты обманул меня, — с болью выдавила она, — Всё это время ты мне врал.
— Да, это так, — он не смел отрицать, но был в запасе у него весомый аргумент, — Только я предпочел умереть, чем причинить зло тебе и маленькой жизни внутри тебя.
— Что ты такое говоришь? — девушка отступила, замотав головой.
— Поверь мне, я чувствую такие вещи почти на уровне инстинктов, если хочешь проверить мои предположения, то можешь сходить в клинику и спросить у врача, — до помутненного сознания потрясенной девушки с трудом доходил смысл сказанного, — Я не оставлю свое потомство.
— Господи! Да, что же это происходит?! — и всё, что смогла воскликнуть она, чувствуя, что начинает задыхаться.
— Можешь считать меня дьяволом во плоти, — перед тем, как уйти, он ещё раз бегло коснулся её пальцев, — Только прошу, не лишай нас обоих шанса — если не ради меня, то ради нашего будущего ребенка. Сейчас ты зла на меня: я уйду, но ты попытайся успокоиться. Подумай хорошо, а я буду ждать твоего звонка.
Дверь за Максимилианом закрылась, и девушка без сил сползла по стене и долго еще сидела, обхватив колени руками, застыв в такой позе на долгих пятнадцать минут, прежде чем смогла заставить себя подняться на ноги и сходить в душ, там уже дав волю накатившим эмоциям, разразившись истерикой и сминая в дрожащих руках несчастный тюбик зубной пасты.
Пока Маргарита кормила дочерей в своей комнате, Джон обсуждал с братом концепцию новой совместной коллекции одежды и соответствующих аксессуаров и украшений.
Вернувшись в комнату, он нашел жену и дочерей спящими. Вид их умиротворенных лиц, их ровное дыхание рождали такой приступ нежности и умиротворения — вот, ради чего его глаза открываются утром каждого нового дня. Повторив позу Маргариты, он прилег рядом, обняв их. Вот — причина, почему всё ещё бьется ещё в груди его горячее сердце.
Он провел рукой по светлым прядям в своих темных волосах и вспомнил, какую боль он испытал, сгорая заживо, но заботило его тогда больше другое — какой мир он оставит своим детям, вот этим крошкам, которые мирно посапывают под охраной любящей матери, своему старшему сыну — доброму и благородному юному Али, для которого отец был не только авторитетом и примером для подражания, но и близким другом. А скольким ещё детям нужны любовь, покой и безопасность? И ради такого мира он без страха снова шагнул бы в огонь, снова принял бы смерть.
— Моё солнце и звезды, — когда он наклонился к ней, Маргарита почувствовала, как её щекочут его локоны, не удержавшись, девушка чихнула и виновато улыбнулась, проведя пальцами по его губам, потом взглянула на дочерей — и снова вспомнила ритуальную фразу любовного признания из ставшей уже легендарной эпопеи Джорджа Мартина в не менее масштабной и впечатляющей телевизионной постановке.
— Луна моей жизни, — продолжил он мужской репликой, поправляя её выбившуюся прядь и нежно целуя в висок.
А в другой комнате, златовласая металась по подушке, и снилось ей, что она любуется видом ночных улиц с высоты шикарного пентхауса. Одета она была под стать окружающей обстановке — в длинное атласное платье по фигуре на тонких бретельках глубокого синего цвета. В лунном свете её волосы отливали серебром, и таинственным светом мерцали сапфиры в украшениях, что были на ней.
