Магия и кровь - Самбери Лизель

Обе руки у Люка трясутся — с такой силой он стиснул кулаки.

— Вы обо всем мне врали, — шипит он на наставника.

— Иногда ложь — это просто возможность подсластить горькое лекарство, чтобы легче его проглотить. Ты бы никогда не согласился сделать то, что нам нужно сейчас, ради научного эксперимента. Для этого ты слишком мягкосердечен. Это не недостаток, просто сейчас некстати. — Джастин машет мне. — Ну что ж, вставайте в круг и приступайте. Я дам вам массу времени попрощаться, никакой спешки. Но даже не рассчитывайте уйти сегодня отсюда, не проведя церемонию.

«Нет!»

Я смотрю на бабушку. Она должна знать, как выйти из положения.

Хоть что-нибудь.

Алекс и Кейша смотрят на нее точно так же.

— Бабушка… — говорит Алекс.

Кейша переводит взгляд с меня на бабушку и обратно:

— У вас ведь есть план, да? Как нам выкрутиться?

Я не хочу, чтобы бабушка умерла.

Кто будет ворчать, чтобы я не забыла вовремя развезти заказы?

Кто будет командовать в кухне, пока мы все утром собираемся по делам?

Кто будет вместе со мной готовить бейки и бакаляу на рождественский завтрак?

Кто будет моей бабушкой, если ее не станет?

Наверное, глаза у меня блестят от слез, потому что бабушкин взгляд в ответ теплеет. Она обводит жестом нас с Кейшей и Алекс.

— Хватит тянуть резину. Вставайте в круг, — говорит она своим обычным командирским голосом.

— Пожалуйста, перестаньте, — просит Люк Джастина. — Мы можем изобрести способ передать дар, не проводя церемонию.

Его покровитель громко вздыхает.

— Мне так и не удалось тебя этому научить. Научный прогресс не дается бесплатно. Исследования не всегда бывают этичными. Мысль, что это не так, — самообман. — Он показывает на Люка. — Этично ли было забрать тебя из родительского дома и привезти сюда? Вероятно, нет. Однако, если когда-нибудь ты благодаря всему, чему тебя здесь научат, изменишь будущее генной инженерии, разве это не означает, что дело того стоило? Вот та деталь большой картины, которую ты вечно упускаешь.

— А что я теперь не могу даже поговорить с родителями нормально, не поссорившись, — это тоже неважно? Что я забыл родной язык, потому что вы сказали, что это не имеет значения? Выходит, последствия ничего не значат, лишь бы результат был хороший?

— Какой ты все-таки идеалист.

— Вы хотите, чтобы бабушка Вайи умерла ради того, чтобы она сама могла получить какой-то там волшебный дар, — и при этом называете идеалистом меня?

Джастин смеется, громко, гулко, так сильно, что даже хватается за живот.

— Потому-то я и выбрал тебя своим преемником. Ты никогда не боишься указать мне на недочеты.

Во мне пробуждается надежда. Я круглыми глазами смотрю то на Люка, то на Джастина. Чтоб меня хакнуло, неужели Люк и правда сумел его убедить?

— Но я с тобой не согласен, — продолжает Джастин, пожав плечами. — Я подталкиваю вперед нашу эволюцию. Так и совершают научные открытия. Я пока не могу объяснить магию наукой так, чтобы ты поверил, но, когда все случится, ты убедишься в моей правоте собственными глазами. Я и сам так учился.

— Нельзя никого убивать! — кричит Люк.

— Я никого и не убиваю, — устало возражает Джастин. — Это добровольная жертва. Знаешь, когда я подобрал тебя, ты был малышом, который любит играть в роботов, и я обращался с тобой так, как, по моему мнению, положено с малышами. Это было ошибкой. Ты так и не повзрослел. У тебя совершенно детские представления о жизни. Надо будет основательно поработать над этим, прежде чем ты сменишь меня.

Люк прикусывает губу:

— Я думал, вы великий мечтатель.

Джастин бесстрастно смотрит на него:

— А теперь что думаешь?

— Теперь я думаю, что вы убийца, которому повезло и он случайно оказался гением. А еще вы так боитесь смерти, что готовы снести все на своем пути, лишь бы достичь бессмертия.

Его покровитель улыбался:

— Я тоже недолюбливал папу, пока не понимал его. Вырастешь — поймешь. — Он машет нам. — Ну, прощайтесь и проводите обряд.

Мы с Люком переглядываемся, потом Люк отводит глаза. Он может говорить что хочет, но все равно не в силах ничего изменить — совсем как я. Здесь всем заправляет Джастин.

Бабушка стучит пальцем в стекло, потом поворачивается к Джастину:

— Ты бы впустил меня попрощаться с внучкой.

— Можете через стекло, — твердо отвечает он.

Бабушка фыркает и прикладывает руку к стеклу — туда же, куда прижимает ладошку Иден с другой стороны.

— Будь сильной девочкой. И веди себя хорошо, не донимай родителей, договорились?

Сестренка кивает, лицо у нее все в слезах и соплях.

— Вот и умница.

Бабушка выходит на середину комнаты. Мы с Кейшей и Алекс следуем за ней. Кейша всхлипывает и бросается бабушке на грудь. Алекс тоже, и они прижимаются к ней. Я хочу остаться в стороне и наказать себя за то, что не убила Люка и навлекла на нас такое несчастье, — но не могу. Это для меня последняя возможность обнять бабушку, и я ее не упущу.

Бабушка в ответ стискивает нас. От ее одежды пахнет как-то странно — дымом, что ли. Возможно, еще с Карибаны, там много торговали блюдами на гриле. Кажется, что после парада прошла целая вечность.

Я замечаю подозрительный блеск в бабушкиных глазах, который исчезает, стоит мне присмотреться.

— Ну все, по местам, давайте начнем. — Голос ее звучит по-прежнему — голос главы семьи. — Подумайте о цели. Нам нужно что-то, чтобы пустить кровь. — Последнюю фразу она обращает к Джастину.

Он подходит к нам с перочинным ножом и оставляет неглубокие порезы на ладонях у всех в кругу. Сразу видно, что он вырос не в колдовской общине. Во время тех обрядов, когда надо держаться за руки, мы режем подушечки пальцев, а потом капаем кровью в середину ладони. Порез на самой ладони всегда сильнее болит и дольше заживает. И ранку жжет от любого движения.

Джастин ничего не знает о колдовстве, и ему наплевать. Не знает, что оно значит для нашей семьи. Не имеет ни малейшего представления о нашей истории и культуре. Его заботит только собственное могущество.

— Бабушка! — плачет Иден, и ее голосок разносится по всей комнате. Кулачки барабанят по стеклу.

Люк трясет головой, глядя на Джастина, по щекам у него текут слезы, и он их яростно стирает.

— Впустите ее! Вы что, правда не дадите Аве обнять внучку на прощание?

— Зачем? Чтобы ты сбежал и все испортил?

— Я ничего не буду делать! — кричит Люк. — Честное слово. Ничего не буду делать. Впустите ее попрощаться!

Джастин поджимает губы.

— Прошу вас!

Директор поворачивается к своим экранам, сердце у меня падает.

Но потом створки раздвигаются.

Мы с двоюродными отбегаем от бабушки, чтобы не мешать ей войти в стеклянную кабинку. Бабушка стискивает Иден в объятиях.

— Довольно, — говорит Джастин. — Выходите.

Бабушка усаживает Иден обратно на стул и останавливается, чтобы посмотреть на Люка:

— Спасибо.

— Не надо, пожалуйста… — хрипит Люк.

— Поздно, я ведь тебя уже поблагодарила.

Она выходит из стеклянной кабинки, Джастин резко задвигает дверцы за ней. Люк издает дрожащий вздох. Иден плачет, но уже не так горько, как до объятий.

Мне было всего на год больше, чем ей сейчас, когда мы потеряли дедушку.

Такого просто не может быть.

Мы встаем в круг и беремся за руки. Я, бабушка, Кейша и Алекс.

— Прости меня, я думала, что приняла верное решение, — шепчу я бабушке. Я с самого начала понимала все правильно — а сделать, что требовалось, не смогла.

Бабушка вздыхает:

— Ты же не хотела его убивать. Помнишь, что ты сказала мне на кулинарном конкурсе? Что вздохнула с облегчением.

Я не сдерживаюсь и всхлипываю.

— Потому-то я и остановила тебя в тот день в кухне.

Глаза у меня становятся круглые, а Алекс и Кейша смотрят на бабушку, удивленно моргая.

— Что? — еле выдавливаю я.

— Я позаимствовала дар у Катиуса. Он умеет слегка подталкивать в нужную сторону. — Бабушка усмехается. — Сам он не особенно его ценит, но дар полезный.