Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)
Дверь со скрипом отворилась, и она заглянула внутрь.
— Мам! — прошептала я голосом, полным любви и облегчения.
Она мельком оглядела неподвижную фигуру Эдварда на кушетке и на цыпочках подошла ко мне.
— Все время тут — как привязанный! — пробормотала она про себя.
— Мама, я так рада тебя видеть!
Она наклонилась, нежно обняла меня, и я почувствовала, как на мои щеки упали ее теплые слезы.
— Белла, я так переволновалась!
— Прости, мам! Сейчас уже все хорошо, правда, — утешала я ее.
— Какое счастье наконец увидеть твои открытые глаза! — она присела на край моей кровати.
Я неожиданно поняла, что даже приблизительно не знаю, какой сегодня день.
— И сколько времени они были закрыты?
— Сейчас пятница, зайка, ты пробыла без сознания какое-то время.
— Пятница!
Я была в шоке. Я постаралась вспомнить, какой был день, когда… но мне не хотелось думать об этом.
— Тебя пришлось подержать на лекарствах, потому что было очень много ран…
— Да, я знаю.
Я их чувствовала.
— Тебе так повезло, что там был доктор Каллен. Он такой хороший человек… хотя и очень молод. И больше похож на фотомодель, чем на доктора…
— Ты познакомилась с Карлайлом?
— И с сестрой Эдварда, Элис. Такая приятная девушка…
— Да, очень, — от всего сердца согласилась я.
Она глянула поверх плеча на Эдварда, лежавшего с закрытыми глазами на кушетке.
— Ты мне не говорила, что у тебя в Форксе есть такие хорошие друзья.
Я вздрогнула и тут же застонала.
— Где болит? — с тревогой спросила она, поворачиваясь ко мне. Эдвард открыл глаза и посмотрел мне в лицо.
— Все в порядке, — заверила я обоих. — Я просто забываю, что мне нельзя двигаться.
Он снова погрузился в сон.
Я воспользовалась тем, что мама отвлеклась, и сменила тему — нельзя было позволять ей углубляться в расспросы по поводу моей скрытности.
— А где Фил? — быстро спросила я.
— Флорида… Ой, Белла! Ты ни за что не догадаешься. Только мы собрались уезжать, как — бах! — отличные новости!
— Фила приняли в команду? — попыталась я.
— Да! И как ты догадалась? Его приняли в «Санз», можешь поверить?
— Здорово, мам, — ответила я бодро, насколько могла, правда, я и понятия не имела, что это значило.
— Тебе так понравится Джексонвиль, — быстро затараторила она, а я уставилась на нее в недоумении. — Я как-то забеспокоилась, когда Фил заговорил об Эйкроне, ведь там снег и все такое, а ты знаешь, как я ненавижу холод, и вдруг Джексонвиль! Там всегда солнечно, а влажность — это совсем не так плохо! Мы нашли прекрасный домик — желтый с белой отделкой, там есть терраса, как в каком-нибудь старом фильме, и во-от такущий дуб во дворе, а до океана идти всего несколько минут. У тебя будет своя ванная и…
— Погоди, мам, — перебила я. Эдвард не открывал глаз, но был слишком напряжен, чтобы сойти за спящего. — О чем ты говоришь? Я не поеду во Флориду, я останусь в Форксе.
— Но тебе больше не надо жить в Форксе, глупенькая, — засмеялась она. — Фил теперь сможет проводить дома гораздо больше времени! Мы много говорили об этом, и я собираюсь реже бывать на выездных играх: половину времени с тобой, половину — с ним.
— Мам, — я нерешительно остановилась, раздумывая, как бы поаккуратнее ей все объяснить. — Я хочу жить в Форксе. Я освоилась в школе, у меня там есть пара хороших подруг, — стоило упомянуть о дружбе, как мама бросила взгляд в сторону Эдварда. Так что пришлось зайти с другой стороны. — И я нужна Чарли. Он там совсем один, и он вообще не умеет готовить.
— Ты хочешь остаться в Форксе? — спросила она, совершенно сбитая с толку. Эта мысль не укладывалась у нее в голове. И она снова искоса глянула на Эдварда. — Но почему?
— Я же говорю — школа, Чарли… ай, — это я пожала плечами. Не лучшая идея.
Ее руки бестолково запорхали вокруг меня, выбирая место, которое можно было бы успокоительно похлопать. Наконец, она обнаружила мой незабинтованный лоб.
— Белла, солнышко, но ведь ты ненавидишь Форкс, — напомнила она мне.
— Ну, он не так уж плох.
Она нахмурилась и стала переводить взгляд с Эдварда на меня и обратно, на этот раз более решительно.
— Это из-за него? — шепотом спросила она.
Я открыла рот, чтобы соврать, но мама пристально смотрела мне в лицо, и я поняла, что она раскусит мгновенно любую ложь.
— Частично да, — признала я. Не обязательно было признаваться в том, насколько велика эта часть.
— Ты уже говорила с Эдвардом? — спросила я.
— Да. — Она колебалась, глядя на его совершенно неподвижную фигуру. — И я хотела бы обсудить это с тобой.
Ой-ой-ой.
— Что именно? — спросила я.
— Я думаю, что он влюблен в тебя, — тихим голосом обвинила она меня.
— И я так думаю, — я не стала отпираться.
— А что ты к нему чувствуешь?
Она почти не старалась скрыть жадный интерес. Я вздохнула и отвела глаза. Как я ни любила маму, не хотелось говорить с ней об этом.
— Я от него просто без ума.
Пожалуй, так — вполне подходящие для девушки-подростка слова о первом бойфренде.
— Он, вроде бы, хороший парень и — мой ты бог! — редкостный красавец, но, Белла, подумай, ты же еще совсем ребенок…
Ее голос звучал неуверенно. Насколько я помню, последний раз мама пыталась изобразить родительский авторитет, когда мне было восемь. Этот разумный-но-принципиальный тон был мне знаком по нашим с ней прошлым беседам о мужчинах.
— Я знаю, мам. Не волнуйся, это просто увлечение, — успокоила я ее.
— Ну хорошо, — легко согласилась она. Ей очень хотелось услышать что-нибудь подобное.
Потом она вздохнула и виновато посмотрела через плечо на большие настенные часы.
— Тебе надо идти?
Она закусила губу.
— Фил должен позвонить с минуты на минуту… Я не думала, что ты сегодня очнешься…
— Ничего, мам. — Я постаралась скрыть свое облегчение, чтобы не ранить ее чувства. — Я буду не одна.
— Я скоро вернусь. Знаешь, я здесь ночи проводила… — объявила она, гордая собой.
— Что ты, мама, зачем это? Ты можешь ночевать дома — я даже не замечу.
Коктейль из болеутоляющих не позволял как следует сконцентрироваться даже сейчас, после того, как я проспала несколько дней.
— Я просто нервничала, — покорно призналась она. — В нашем районе было совершено преступление, и мне не хотелось оставаться одной дома.
— Преступление? — заволновалась я.
— Кто-то взломал танцевальную студию рядом с нашим домом и сжег ее дотла — вообще ничего не осталось! А у ворот нашли украденную машину. Помнишь эту студию, зайка, ты туда ходила когда-то?
— Да, помню. — Я вздрогнула и поморщилась от боли.