Лавейл Спенсер - Горькая сладость
— Но ведь он женат?
— Да. У него шикарная жена, настоящая красавица, и, насколько мне известно, они очень счастливы.
— Ну, вот. Пусть так и будет.
— Мэгги, ради бога, повзрослей. Мы теперь взрослые.
Мэгги, словно со стороны услышала слова, слетевшие с ее губ:
— А что я ему скажу? Привет, Эрик, как ты?
Мэгги представила Бруки, которая, щелкая пальцами описывает в воздухе круги руками.
— Черт возьми, откуда мне знать, что ты ему скажешь! Я просто дала тебе его номер. Я даже не предполагала, что это такое пикантное дельце.
— Это не так.
— Тогда не звони ему.
— Я... Слушай... спасибо, Бруки. Огромное спасибо, от всего сердца. Ты — именно то, что доктор прописал.
— Выкинь это из головы. Не надо благодарить друга за такое. Ты ведь идешь на поправку? Так что не сторонись больше любовника или кого там еще, ладно?
— Я чувствую себя на все сто.
— Ты уверена?
— Да.
— Отлично, тогда я пойду. Надо укладывать детей. Звони мне в любое время, хорошо?
— Хорошо, и ты тоже.
— Ладно. До встречи, Мэг.
— Пока, Бруки.
Положив трубку, Мэгги расслабилась и долго сидела, улыбаясь. В голове у нее прокручивался киномонтаж из приятных воспоминаний о ней самой и девочках — Фиш, Тэйни, Лайзе и Бруки. Особенно Бруки. Она была не самой красивой, но все ее любили за необычайное чувство юмора и за то, что она относилась ко всем по-честному, никогда не позволяя себе обсуждать кого-то за спиной или злословить. Как замечательно, что Бруки не изменилась, что она все еще в Дор-Каунти, эта живая связь с прошлым, хранительница дружбы.
Мэгги подкатила кресло ближе к столу и взглянула на номера телефонов, ярко освещенные светом настольной лампы. Фиш. Лайзы. Тэйни. Дейва Кристиансона. Кении Хедланда.
Эрика Сиверсона.
Нет, я не смогу.
Она откинулась на спинку кресла, задумалась. Наконец поднялась и, порывшись на книжных полках, выбрала тоненькую книжечку в кожаном кремового цвета переплете с тиснением под золото, давно уже потускневшим.
Гибралтар, 1965.
Она раскрыла обложку и увидела заключенную в скобки пометку, написанную ее собственным квадратным почерком, «сохранить для Бруки», и каракули подруги.
Милая Мэгги!
Хорошо, что мы сделали это, правда? Бог мой, я даже и не мечтала о таком. Крошка Морри, полагаю, надеялась поймать нас за питьем пива и выгнать еще до окончания. Уф, несомненно, мы немного выпили, да? Я никогда не забуду это веселье — и как мы аплодировали, и как танцевали, и как, будучи Школьным Наказанием, гоняли по кукурузным полям в грузовике для перевозки рыбы. Помнишь момент, когда мы остановились и пописали на середине Мэйн-стрит ? Господи, что бы было, если бы мы попались!! А помнишь тот поход за волокном кокосовой пальмы и то, как мы пели песни, добавляя лишние ноты, чтобы досадить Прюитту, и как клали ему в термос зеленую слизь; а как мы положили в раздевалку мальчишек плакат с голой женщиной и написали на нем известное тебе имя?! (Моя мама до сих пор не знает, какие неприятности у нас были из-за этого!) Прогулка с Арни и Эриком была замечательной, а также следующий день в лодке Эрика в бухте Гарретта. (Ох!) Я уверена, что все делалось ради тебя и Эрика, и считаю, что вы отличная пара. Несмотря на то что ты будешь в Северо-Западном университете, а я — на курсах по подготовке косметичек и массажистов в Грин-Бее, мы по-прежнему станем проводить вместе уик-энды и куролесить с Фиш, Лайзой и Тэйни, так что давайте поддерживать связь... Непременно, непременно! Желаю тебе легко завоевывать парней в Чикаго и удачи во всем, что ты делаешь. Ты человек с богатыми умственными способностями и талантом, поэтому я знаю, что ты добьешься успеха, неважно в чем. Ты всегда была моей лучшей подругой, Мэг, поэтому, чем бы ты ни занималась, не меняйся. И не забывай меня. Обещай!
Дочитав до конца монолог Бруки, Мэгги заметила, мечтательно улыбается. Она не помнила, как они клали какую-то зеленую слизь в термос мистера Прюитта и чье имя было написано на плакате с голой женщиной. И кто такая крошка Морри? Так много стерлось из памяти.
Она рассматривала школьные фотографии Бруки, Тэйни, Лайзы, Фиш, свою собственную, со сморщенным от досады носом, — все они еще такие наивные. Однако на самом деле она открыла книгу лишь для того чтобы посмотреть на фотографию Эрика Сиверсона.
И вот он, необычайно привлекательный в свои семнадцать — высокий, светловолосый. Хотя фотография была черно-белой, Мэгги мысленно представила цвет там, где его не было: поразительная голубизна глаз, настоящий голубой, как поле цикория в Дор-Каунти в августе; белокурые волосы, выцветшие, как сухие початки кукурузы; кожа цвета тикового дерева, обожженная в летнюю пору, когда он помогал своему отцу на рыбачьей лодке.
Эрик Сиверсон, моя первая любовь.
Она нашла его почерк на листе в конце книги.
Милая Мэгги!
В начале этого года я не мог предположить, что мне так трудно будет писать тебе. Какой замечательный год мы провели вместе! Я помню ту первую ночь, когда я попросил тебя отдаться мне и ты сказала «да». Я мечтал о близости с Мэгги Пиерсон. Потрясающе! И сейчас, глядя на нас, окончивших школу, я переполнен воспоминаниями. Я никогда не забуду тот первый танец, когда ты сказала, чтобы я не жевал резинку, чавкая тебе в ухо, и когда я первый раз поцеловал тебя на аэросанях при спуске вниз по трассе от Оулд-Блафф-роуд; и как каждый раз на переменах, когда тренер Гилберт собирался беседовать с нами, ребятами, я украдкой наблюдал, как ты веселилась на другом конце гимнастического зала. Ты мне долго нравилась, прежде чем у меня хватило мужества признаться тебе в этом. А сейчас я хотел бы, чтобы это произошло на три года раньше. Я собираюсь покинуть тебя осенью, чтобы победить черта когда буду в Стоут-Стэйт, но мы увидимся в Доре на День благодарения и на Рождество тоже. Я никогда не забуду прогулку на «Мэри Диар» и ночь во фруктовом саду старика Истли. Не забывай Фелисити и Аарона и наше свидание весной 69-го, когда мы говорили, ты знаешь о чем. Продолжай одеваться в розовое (но только при свидании со мной дома). Я никогда не видел женщины, которая так прекрасна в розовом. Я никогда не забуду тебя, Мэгги, моя девочка.
С большой любовью, Эрик
Фелисити и Аарон — имена, которые они выбрали для своих будущих детей. Небеса, она совсем забыла! И то свидание весной, когда они договорились обсудить свою женитьбу. И эти ласковые слова — «моя девочка».
При воспоминании о нем Мэгги охватила тоска. Оглядываясь сквозь призму зрелости назад, на те легкомысленные дни, Мэгги поняла, что Бруки права. Он счастливо женат на очень красивой женщине, и мы теперь совершенно взрослые люди. Может ли звонок от девушки из его прошлого двадцатилетней давности повредить его браку? Это будет дружеский привет и все.
