Аликс де л’Эн - По ту сторону кровати
Этим честолюбцам их блестящие успехи в учении обеспечили вроде бы всего лишь карьеру в банке с потолком в семьдесят тысяч евро в год, а ему… а он стал главой компании и зарабатывал вдвое больше. Именно о них, о своих однокашниках, он думал сегодня, когда вместе с Никаром входил в зал для совещаний на втором этаже.
Рассеянно слушая старшего мастера Беншетри, который интересовался возможностью увеличить парк вращающихся ножничных подъемников, Юго поплыл по волнам грез. Он увидел себя маленьким смешливым мальчиком в кругу приятелей — они только что высыпали после урока в школьный двор. Потом вспомнил родителей, как они, смущенные, подавленные, крутят в руках его табель с оценками, в котором учитель — насмешливо и с явно греховным наслаждением — написал: «При усердной работе слишком мало достижений». И снова почувствовал тогдашнюю свою ярость, пришедшую в тот день вместе с пониманием: перед другими, у которых больше «способностей», открывается широченная и гладкая автомагистраль…
Дорожные сравнения были крепко-накрепко вбиты ему в голову отцом и стали для него привычны. Как раз в тот злосчастный день Пьер Марсиак и объяснил сыну, что жизнь на самом деле подобна автотрассе с ее скоростными полосами, пунктами оплаты дорожной пошлины, местами для вынужденной остановки, выходами на объездные пути… По иронии судьбы несчастный погиб, едва достигнув пятидесятилетия, именно что в дорожном происшествии, оставив по себе несколько прицепов сожалений и никуда не годную теперь машину. С намерением воздать честь отцу, Юго над его могилой пообещал во всеуслышание, что в своей будущей жизни, какой бы она ни была напряженной, станет всегда «аккуратно выполнять повороты», «опасаться превышения скорости» и, разумеется, не будет «спать на площадках для отдыха при автостраде»… Сейчас логотип возглавляемой им компании сиял красным неоном над автотрассой, но Юго Марсиак уже не получал от этого никакого удовольствия.
Ему казалось, будто он застрял в пробке. Нет, гораздо хуже. Его нынешняя жизнь — узкая проселочная дорога ночью. По дороге движется машина, дорогу перебегает маленький зверек. Он, Юго, и есть этот кролик, окаменевший в лучах фар.
Вот в чем главная проблема хозяина ЖЕЛУТУ. Ему не нравится его жизнь. Он ее разлюбил.
Президент фирмы услышал, как Беншетри предлагает обсудить «недостаточную эффективность работы новых гидравлических экскаваторов на 3,5 тонны», и внезапно понял, что сегодняшними методами ему не избавиться от мучительного самоанализа, который просто-таки в тисках его держит с тех пор, как он проснулся. Сославшись на срочный телефонный звонок и попросив Адольфа вести собрание, Юго удалился.
В своем кабинете он тяжело опустился в кресло, обитое золотистой кожей, и задумчиво потер щеку.
Ариана сил не пожалела: вся левая половина лица болела, даже кости ныли, и кожа кое-где лопнула. Тем не менее злился он не на жену, а на себя самого. Почему он так и не поговорил с ней после этой нелепой сцены? Почему не разозлился до смерти, как сделал бы любой другой? Почему вывернулся, ускользнул от выяснения отношений, а не засветил ей по морде в ответ? Тот факт, что, подобно большинству мужчин, он больше всего на свете боится двух вещей — осечки в постели и семейных сцен, давал повод поразмыслить, но не объяснял, откуда такая жутчайшая апатия…
Вчера вечером, продемонстрировав мужу, насколько крепкая у нее рука, Ариана сама обалдела от сделанного. Она, будто внезапно протрезвев, изумленно на него посмотрела, прошептала: «О мой дорогой! Если бы ты со мной поступил так, я позвонила бы в полицию и попросила упрятать тебя за решетку!» — и отправилась за льдом. Но пока она ходила за льдом, Юго заперся в комнате для стирки, и Ариана, видимо поняв, что муж хочет этим сказать, не стала его оттуда вытаскивать.
Из 3579 последних ночей 3576 они провели вместе, деля, как положено, супружеское ложе. На диване в гостиной Юго спал за десять лет всего трижды. Впервые — после какой-то вечеринки, когда Ариана застукала его исследующим на ощупь грудь вульгарной девицы, не очень-то даже ему и знакомой; затем — когда Навес уделал его плащ, что ужасно рассмешило хозяйку злобной скотины; и наконец, пару лет назад — из-за глупейшей истории с пересоленным ужином. Юго тогда не преминул с ухмылкой напомнить, с чего бывает пересол, Ариана, заметив ухмылку, разгневалась и принялась читать идиотскую лекцию на тему о нехватке у мужчин признательности женщинам за все, что те делают, ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля, — и он предпочел ретироваться. Осторожность не помешает, лучше все-таки не вступать в противостояние с морализаторской диалектикой супруги, подписанной на четыре женских глянца.
Ну а эту ночь он, стало быть, провел на тюфячке от шезлонга, разложив его на полу вдоль сушилки. Как последний кретин. Почти на рассвете, когда Ариана спала глубоким сном, он тихонечко выскользнул из своего убежища и пробрался в спальню, чтобы взять чистые вещи. Как последний кретин, иначе и не скажешь. И просидел оставшееся до работы время в бистро, радуясь хотя бы тому, что удалось избежать разговора с женой. Да! Именно как последний кретин, болван, олух царя небесного! Вот почему у него в горле застрял комок: то, что вчера показалось Юго Марсиаку вернейшим способом, ничего не обостряя, тем не менее показать, что он недоволен, сегодня предстало в своем истинном свете. Он вел себя как кретин — не только безмозглый, но и трусливый.
Некоторое время — с совершенно пустой, до звона, головой — он рассматривал семейную фотографию, сделанную прошлым летом в Вандее. Один из тех снимков, какие женщины изымают из семейных альбомов под предлогом того, что здесь мы все получились так себе. Один из тех снимков, какие мужчины тихонько подбирают, потому что — сколь бы эти фотографии ни казались неудачными, нелепыми и неряшливыми — они правдивы. Один из тех снимков, какие обязательно вызовут улыбку у всякого, кому доведется их увидеть… Вот только у хозяина ЖЕЛУТУ сейчас разве что слезы не полились.
Эктор здесь хохочет — этакое беззубое солнышко, как же он хорош с дыркой вместо двух передних резцов; а куколка моя, крошка моя Луиза, как она тянет к брату пухлые ручки; а высокая и тонкая, как лоза, в закрытом купальнике Ариана — как она подмигивает мужу-фотографу сквозь упавшие на глаза жесткие от соли волосы…
До чего же он их любит, своих малышей! До чего же он ее любит — свою драчунью-жену! Что с ней такое могло случиться? Ариана, правда, стала ужасно странная… С тех пор как начался ремонт, ее просто не узнать: прежде всегда радостная, насмешливая, энергичная, она превратилась в раздражительную, вспыльчивую ворчунью! Слова ей не скажи поперек! Да хоть и «вдоль»… Можно подумать, в ней не переставая бушуют гормональные бури огромной силы… Но ведь тридцать шесть лет, насколько ему известно, еще не время для климакса.
