Аликс де л’Эн - По ту сторону кровати
Аликс де л’Эн - По ту сторону кровати краткое содержание
Но… легко ли стать продавцом бижутерии на дому, если до того ты руководил большим и серьезным предприятием? Станут ли служащие, здоровенные как холодильник, уважать начальницу-тростинку? Можно ли устоять перед искушением, если клиентки встречают тебя в дезабилье цвета пармской фиалки? Надолго ли хватит терпежу при условии, что дети не тебя станут просить поцеловать их на ночь? И как следовать неизменно правильным курсом, когда слишком уж совершенная теща взирает на тебя неодобрительно, а друзья поднимают на смех? Ко всеобщему изумлению, этот безумный эксперимент принесет-таки свои плоды. Правда, довольно неожиданные…
Аликс Жиро де л’Эн
По ту сторону кровати
Моим феям Динь-Динь — они себя узнают
Что бы там ни говорили, а мы
С женой здорово повеселимся.
Николае Чаушеску1
Январь
В январе дождик льет —
жди несчастий целый год.
Народная приметаДрррррр! Дррррррррр! Сверло электродрели впивается в барабанную перепонку левого уха Арианы Марсиак. Она открывает глаза. На светящемся экранчике цифры — 09.12. Черт, надо же, проспала! Но ведь она смутно припоминает, как совсем недавно заплетала в косу длинные волосы дочки, Луизы. После этого Юго сразу же повез детей в школу: четверг — его день. Наверное, едва Ариана услышала рокот мотора удаляющейся по аллее «ауди», она и совершила эту непростительную глупость: на минуточку, только на минуточку опустила голову на подушку «Грёза нимфы», которую так горячо советовал купить полгода назад Пьер Бельмар на Первом канале, всего-то на одну минуточку — ну и вот… Она даже заподозрила работников телемагазина в том, что они подмешивают к гусиному перу психотропы, ведь наркоманы — самые верные клиенты, уж это-то всем известно.
Она чувствует себя виноватой, да какое там виноватой — настоящей преступницей! Во всем Везине наверняка проснулась последняя. Энергичные женщины в сотнях домов приканчивают вторую чашку кофе, все утренние звонки они сделали, посуду после завтрака вымыли, детский распорядок дня уточнили, брюки, которые надо отдать в чистку, аккуратно сложили стопочкой и отнесли в прихожую… А она, тусклая и вялая, с заспанной красной щекой, на которой отпечаталась складка простыни, даже не уверена, что запихнула сыну в ранец спортивную форму… Жалкое существо, ох, какое же она жалкое существо…
И ко всему еще тупая, туго соображает. Раз воет дрель — значит, на первом этаже уже вовсю шуруют рабочие. Ариана прекрасно знает, что это нежданная удача. Три месяца — достаточный срок, чтобы разобраться в правилах, царящих на любой стройплощадке, где происходит капитальный ремонт:
1) бригада ремонтников (подобно повышению цен на бензин, беременности двойней или возвращению на страницы модных журналов юбок-брюк) никогда не приходит в то время, когда ее ждешь;
2) а если в виде исключения ремонтники и появляются в назначенный день, работают они только с 7.30 до 9.25 — затем перерыв…
Потом они садятся перекусить, потом начинают ругаться, поскольку электрик до сих пор не проложил провода, а это «очень серьезно» нарушает график каменщика. Потом они мирятся и трудятся не покладая рук с 14.22 до 15.07. Потом у них начинает заливаться мобильник: звонит клиентка-калека с шестью детьми, которой нужно срочно составить смету, — так что сразу после звонка они улетучиваются.
Теперь или никогда — таков должен быть девиз Арианы, если она хочет их поймать.
Она не дрогнув вынесла нежнейшие утренние приветствия Навеса — этот плод любви таксы и пуделя десять лет назад был обнаружен привязанным к стойке инженерного сооружения Жан-Клода Деко[1] — отсюда и имечко. Сколько может быть лет этому забавному песику, больше всего похожему на сэндвич, на который кто-то ненароком наступил? Сто пятнадцать, если судить по неистребимому запаху из пасти — неистребимому, несмотря на многочисленные попытки от него избавиться. Ну, это дома так считают, что сто пятнадцать, ветеринар говорит, все-таки поменьше. В любом случае Навес — существо нежное и чувствительное, и особенно нежный и чувствительный у него желудок. Сладко потянувшись и испустив при этом со страшным треском газы, малыш спрыгивает с кровати и со всех ног бежит за хозяйкой.
Ариана надевает шерстяное платье цвета сливы с внушительного размера сборчатой пумпочкой на плече — дивное необуржуазное украшение в постмодернистском вкусе Мари-Франс Гаро[2], именно то, что надо для послеобеденных встреч. Дальше — легкий макияж: пару раз мазнуть тональным кремом по носу и подбородку, чуть тронуть удлиняющей тушью кончики ресниц, на губы абрикосовый блеск, осторожно растереть по скулам румяна персикового оттенка… так, теперь пригладить щеткой волосы цвета «украинской пшеницы» Feria с оттенком «веселой белки» Regecolor — гениальная находка ее стилиста Регины, непревзойденного мастера, она как никто умеет добиваться супермодного колорита светлого йоркшира… теперь на ноги — туфли на шпильках Zara, классно они подделывают обувку от Маноло Бланика, разве что арт-директор «Vogue» отличила бы, ну так среди клиенток Арианы, слава богу, ее не значится… и — поехали!
Не тут-то было: внизу ждала смерть с косой, размноженная в шести экземплярах, на каждом — синий рабочий комбинезон. Чувство юмора у Арианы сейчас отсутствовало напрочь, но при виде выстроившегося почетного караула она невольно замурлыкала себе под нос песенку Азнавура про то, что они пришли, они все здесь и мать вот-вот от них уйдет… Навес забеспокоился, распластался у ног хозяйки и, спрятав морду между лапами, тихонько завыл.
И в самом деле этим мрачным январским утром ни у месье Дилабо, прораба, ни у месье Педро, сантехника, ни у месье Бушикряна, маляра, которого неизменно сопровождали два молчаливых подмастерья, ни у месье Нерво, электрика, — ни у кого из них душа не радовалась. Что привело их в такое уныние? Не вышел на работу месье Гонсальво, штукатур. Как и следовало ожидать, это «серьезно нарушало график». Было всего девять часов двадцать семь минут, и, если посмотреть под таким углом, график они опередили, подумала Ариана. Сантехник грудью встал на защиту соотечественника и, изобразив на лице приличествующее случаю выражение, объяснил, что тот «ходить на один похорон бабок в своя семействах». (Двадцать лет тяжкого труда на французской земле не изничтожили стойкого лиссабонского акцента сантехника.) Месье Дилабо, весь нашпигованный народной мудростью, — куда там рождественской индейке! — оборвал его прочувствованную речь сухим «на нет и суда нет». Никто не подозревал Гонсальво, честного и трудолюбивого человека, в том, что он филонит, в нем видели жертву поразившей семью эпидемии (надо же, тринадцатый покойник с начала ремонта, подумала Ариана). Вся проблема заключалась в том, что без Гонсальво ремонт пробуксовывал. И конечно, проблем с нарушением графика так не решить.
— Беда одна не ходит, верно, мадам Марсиак? — Господи, как раздражает ее этот прораб! Сегодня Ариане особенно хотелось перейти в рукопашную. А что до поговорок, так она их знает не меньше!
— Конечно, конечно, только не было бы счастья, да несчастье помогло!
