Сьюзен Джонсон - Понравиться леди
Роксана обожгла его гневным взглядом и сказала:
– Не волнуйтесь, Каллум, со мной ничего не случится. Робби часто ведет себя как ребенок. Не обращайте внимания.
Никто из свидетелей скандала не принял бы Робби за ребенка. Слишком уж мужественно он выглядел. Да и слава лучшего фехтовальщика в Шотландии вполне была им заслужена. Вот и сейчас он, кажется, был готов ринуться в бой.
– Увидимся с гостями за ужином, не так ли, дорогая? – вкрадчиво пробормотал он, сильно сжимая ее пальцы и окидывая собравшихся деланно наивным взглядом.
– Прошу нас извинить, – повторила Роксана, обращаясь к гостям.
Ее ногти впились в ладонь Робби, но как только они оказались в коридоре, она вырвала свою руку и так сильно ударила его по лицу, что на щеке выступили красные пятна.
– Как ты смеешь позорить меня да еще втягивать Каллума в драку?!
– Избавь меня от своих благочестивых проповедей, – со сдержанным гневом ответил Робби, потирая горящую щеку. – Я хочу знать все о ребенке, которого ты носишь.
От лица Роксаны отлила кровь.
– Это не твое дело!
– А я считаю, что мое. Итак, будем скандалить едва не на глазах у твоих гостей или найдем укромное местечко и будем скандалить там?
Роксана понимала, что Робби не шутит. Вспыльчивый и опрометчивый, он никогда не заботился о мнении окружающих.
Проскользнув мимо него, она пошла по коридору. И даже не оглянулась посмотреть, идет ли он за ней. Она почти бежала. Мысли беспорядочно метались. Откуда он знает? Кто ему сказал? Как могли слухи так быстро достичь Эдинбурга? И как ей теперь справиться с ним?
Слегка задыхаясь, Роксана добралась до своих покоев. Знаком отослав горничную из комнаты, она подошла к окнам и стала ожидать атаки Робби.
Он тихо прикрыл дверь, оглядел комнату и отметил оборонительную позу Роксаны.
– Я не собираюсь набрасываться на тебя. Расслабься, – попросил он.
– Прости, если я нахожу, что этому трудно поверить, особенно после твоего безобразного поведения в присутствии моих гостей.
– Я просто хотел сделать все, чтобы ты со мной поговорила.
– И добился своего с поразительным отсутствием такта.
– Каллум – осел, – угрюмо буркнул Робби.
– По сравнению с тобой он настоящий ангел!
– Именно поэтому он так тебе нравится? – пренебрежительно осведомился Робби. – За его ангельские качества?
– Ты проехал столько миль, чтобы расспрашивать меня о моих друзьях?
Робби грозно нахмурился:
– Кто отец ребенка, которого ты носишь?
– Я не обязана перед тобой отчитываться.
– Обязана.
– Ты забываешь, что я не одна из твоих безмозглых ослепленных любовниц, – напомнила Роксана. – И беременна я или нет – это мое, и только мое, дело! Разве на твоей шее уже не повисла миссис Баррет? Ее одной более чем достаточно, чтобы занять тебя.
– Прекрати, – проворчал Робби. – Куттс сказал, что она послала тебе записку. Так что эта тема закончена.
– Не для меня, – едко бросила Роксана.
– Тебе совершенно не нужна такая половая тряпка, как Каллум.
– Он намного лучше тебя. Ты в отличие от него вообще не имеешь понятия о верности. Я получила крайне злорадное письмо от сестер Дункан. – Ее уничтожающий взгляд резал ножом. – Похоже, в последнее время вы стали добрыми друзьями.
Робби на секунду прикрыл глаза и выругался.
– Я чертовски устал от необходимости объяснять тебе мои поступки. Мы не женаты. И не помолвлены. Мало того, ты с кристальной ясностью дала понять, что больше не желаешь меня видеть. И если уж мы заговорили о верности, скажи: между тобой и Каллумом чисто платонические отношения?
Роксана потупилась.
– Так что нечего распинать меня, если только сама не безупречно чиста! И если это имеет значение, я не обязан говорить, что это всего лишь сестры Дункан, а их репутация хорошо известна!
Роксана удивленно уставилась на Робби.
– Я говорю так, поскольку это, кажется, имеет для тебя какое-то значение, и не прошу от тебя исповеди.
– Полагаю, они весьма настойчивы, – не выдержала Роксана.
– Настойчивы? Это слишком мягко сказано. Они обе...
– Не объясняй.
– Я и не собирался. Иисусе, Рокси, мне надоели эти споры. Не можем ли мы, пожалуйста, оставить эту тему? Я ужасно измучился. Безмерно... По-моему, все это время я и не спал толком, разве что по пути сюда.
Он подошел к постели и растянулся на ней. Роксана отметила, что лицо у него действительно усталое.
– Надеюсь, ребенок мой. Молюсь о том, чтобы ребенок оказался моим, – признался Робби. – И если ты позволишь мне попытаться все уладить, я только и мечтаю о том, чтобы ты стала моей женой. Не отвечай сразу, – поспешно добавил он, не дав ей заговорить. – Позволь мне закончить. Я хочу жениться на тебе, даже если ребенок не мой. Мы поженимся, и я воспитаю ребенка, как своего. У меня было много времени подумать об этом по пути сюда, и я уверен в своих чувствах. Не выходи за Каллума. Он сделает тебя несчастной.
– А ты – нет?
– Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. И подумай о чувствах детей. Будь честной: они не могут его любить. Он чертовски добродетелен!
– А может, мне нравится эта непоколебимая добродетель.
Робби, застонав, покачал головой:
– Дорогая, он через месяц сведет тебя с ума. И не говори, что ты пробыла в его обществе месяц, потому что я знаю: этого не было.
Роксана вопросительно вскинула брови.
– Куттс нанял людей, которые следили за тобой. Я был пьян целую неделю после того, как Каллум провел с тобой первую ночь в Эдинбурге.
Он провел по глазам рукой, словно хотел изгнать неприятные мысли.
– Не можем ли мы прийти к какому-то соглашению? Я не могу жить без тебя, а ты не можешь жить без меня... и поймешь это, когда отбросишь все свои логические выкладки.
– Но как я могу это сделать?
– Иди сюда, ложись рядом, и мы поговорим об этом.
Она не шевельнулась.
– А если ребенок не твой?
Робби молчал. Дольше, чем ей хотелось бы.
– Мне все равно, – ответил он наконец. – Надеюсь, что мой. Но если нет...
Его взгляд на секунду стал пустым.
– ... мы справимся.
– Немного больше чувства, пожалуйста.
Робби сел и распахнул объятия.
– Мне все равно, даже если это дитя Аргайлла, – тихо сказал он. – Я готов на всё. – Его улыбка, нежная, искушающая, манила... звала... – Ну, иди же ко мне!
– Мне не пятнадцать лет. Я не собираюсь бросаться в твои объятия. Мы не будем целоваться и мириться, потому что ты приехал сюда, чтобы досаждать моим гостям.
– И тебе.
– Больше всего – мне. Ты не имеешь права властвовать над моей жизнью. Ни сейчас и никогда.