Джоанна Бак - Дочь Лебедя
Флоренс предлагает Кейти помочь убрать со стола.
— Ты выглядишь слегка подавленной, как он с тобой обращается? — спрашивает ее Кейти на кухне.
— Кто? — удивляется Флоренс.
— Бен.
— О, чудесно, — отвечает Флоренс.
— Ладно, — говорит ей Кейти. — Представляешь, сегодня мне звонил Роберт.
— И что он хотел? — поинтересовалась Флоренс.
— Ну, ты же знаешь, что сегодня День Святого Валентина. Не правда ли, мило с его стороны?
— Так что же он сказал? — допытывается Флоренс.
— Ах, он просто интересовался, когда мне будет нужен дом на острове, — в июле или в августе. Ну и по поводу медицинской страховки, ничего особенного.
— Что еще? — продолжает расспрашивать Флоренс.
— Ну, что еще он мог сказать!
— Но ты же говоришь, что он был мил. — Флоренс всегда строго логична, это именно то, что ее друзья в ней не любят. Это единственный способ для Флоренс чувствовать, что она действует, живет.
— Да ничего особенного, просто важно, что он позвонил именно сегодня. Я думаю, что это что-то да значит.
И не собираясь больше ничего объяснять, Кейти протягивает ей стопку тарелок и ставит на поднос пирог, который испекла Флоренс…
— Меня это просто не интересует, — говорит Бен в комнате.
Филлис поворачивается к нему.
— Почему? — спрашивает она, но это не вопрос, а скрытый вызов.
Бен поднимает руки вверх.
— Просто не интересует. Может, у меня синдром Уипла.
— Это из-за твоего искусства, Бен! Оно отнимает у тебя слишком много времени.
— Я не занимаюсь искусством, Филлис. Я оставляю это занятие для женщин.
Филлис продолжает:
— Дешевый прием. Тебе следовало бы рисовать, а не терять время на образцы для простыней. Ты понимаешь, о чем я говорю?!
— Но я не хочу рисовать, — возражает Бен.
— Минутку, — вмешивается Глория. — Вы вправе распоряжаться только своей жизнью. Я не думаю, что стоит спорить о карьере Бена.
— Но я к ней не стремлюсь, — говорит Бен.
— Вот это и обидно, — говорит Филлис.
— Перестаньте, — опять встряла Глория. — Он говорит так, чтобы вызвать к себе сочувствие.
— Я сказал это просто ради забавы, — усмехнувшись, сказал Бен. — Люди думают, что жизнь это только продвижение по службе, успех…
— Ты хочешь сказать, что тебе на все наплевать?! — спрашивает Филлис. — Прекрати притворяться, что у тебя нет никаких чувств!..
— Я понимаю, — опять вступает в разговор Глория, — почему тебе все это неинтересно. Ты просто ничего не даешь обществу.
— Ты отрезал себя от Америки, когда уехал, Бен, — раздраженно добавляет Филлис. — Ты забыл, кто ты есть и откуда взялся! Париж и Вена, конечно, прекрасны, но сейчас ты в Америке. — Филлис перевела дыхание.
Флоренс все еще стоит на пороге комнаты с горой тарелок в руках.
Что значит — ты сейчас в Америке, подумала она. Это значит, что ты должен думать о том, что есть такая вещь, как будущее. Ты должен интересоваться Центральной Америкой, потому что она близко, а Европа слишком далеко, от тебя совсем не ждут, что ты будешь интересоваться Парижем или Веной. Ты должен бороться за жизнь даже в том случае, если каждое утро просыпаешься с мыслью о том, нет ли у тебя рака. Ты должен притворяться, что хочешь жить. Бедный Бен, она любит его потому, что он так же мало верит в жизнь на земле, как и она. В каком-то смысле им даже легче в Нью-Йорке, где каждый день так жесток и где даже маленькое милосердие означает победу. Флоренс открывает рот, чтобы защитить его, но все, что она может сказать, это:
— Пирог?..
— Уже пять лет, как вы здесь, — продолжает Эд. — Не пора ли открыть глаза?
— Восемь, — поправляет его Бен. — И что же я должен сделать? Остановить войны, спасти весь мир? Продолжай. Я знаю, что бы я ни сказал или ни сделал, все это не имеет ровно никакого смысла.
Эд удрученно качает головой.
— Сделать можно много. Начать с того, что нам нужно полмиллиарда долларов, чтобы начать работать над проектом для Центральной Америки. — Когда он говорит, он проверяет свой пульс — новая привычка.
Глория направляет дискуссию в практическое русло.
— Нам нужно найти людей, которые будут собирать этот фонд, продавать произведения искусства, распространять обращения, принимать в члены, — может быть, ты смог бы разработать значок, Бен?
— Значок сделаю я, — вмешивается Филлис.
— Да? — с усмешкой оборачивается к ней Эд.
— Вот видите? — говорит Бен. — Вы во мне не нуждаетесь.
— Твой пирог превосходен, — говорит Глория Флоренс.
— У всех у нас есть какая-то цель, — говорит Кейти. — Все мы к чему-то привязаны, Бен. Какая цель у тебя?..
Бен прикуривает сигарету:
— Я просто хочу как-то устроиться, — отвечает он. — У меня нет никаких иллюзий по поводу своей значимости в этом мире.
— Ты не должен курить, — замечает Эд.
Флоренс достает сигарету и прикуривает нарочито медленно.
— Я знаю, что Бена многое волнует, но он это держит в себе, просто не хочет этого показывать, — говорит Кейти.
— Все дело в том, что вы слишком долго жили в Европе, Бен. Вы не принимали участия в жизни Америки. Вы с Флоренс здесь такие же чужие, как и в Париже. — Это говорит Фрэнк. — Держу пари, что вы даже ни разу не голосовали…
— Кофе? — предлагает Кейти. Все дружно отказываются, лишь слышен голос Эда.
— Без кофеина?
Флоренс чувствует ногу Бена рядом со своей, настойчивая просьба уйти. Она поднимается.
— Нам пора, — говорит Флоренс.
— Нам тоже, — поддерживает ее Филлис. — Эти споры просто убивают меня, в спорах рождается истина, верно?..
— Я к Кейти больше не пойду, — говорит Флоренс.
Бен обнимает ее.
— Они не могут простить тебе Парижа, — продолжает она. — Как будто это дало тебе что-то, чего нет у них.
— Ну, я думаю, так оно и есть, — отвечает он.
Они идут вдоль пустынной холодной улицы, на которой расположены антикварные магазины, смотрят сквозь витрину на колонны, диваны, кровати, консоли, ширмы…
— У папы была такая же, — говорит она, показывая на тахту.
Бен смотрит на ограду. Она удивительно похожа на ту, какая была у загородного дома Нины.
— Как ты думаешь, сколько… — начинает она, но останавливается.
Их прошлое выставлено в витрине этого магазина, но купить его невозможно.
— Я думаю, — говорит Бен, — мы что-то делаем не так. Нужно избавиться от ностальгии, если мы хотим достичь своей цели.
«Но ведь прошлое — это все, что у меня есть, — думает Флоренс. — Все, что у меня когда-то было».
— Ты прав, — отвечает она.
