Елизавета Горская - Милая любовь (СИ)
его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня,
отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила
до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой
договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный
лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы
зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено - и точка.
Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не
последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения
останутся в прошлом.
- Ну что, Милка, готова к экзекуции? - подхватила меня под локоток Ксюха. - Я
пол ночи учила эту дребедень.
- Я тоже.
На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если
выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.
К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко
постучала. Тишина.
Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?
Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной
пораженно охнула, затем захихикала.
Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-
то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса.
Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.
Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и
буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь
немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя.
Решила взять его нахрапом. Разоделась вся: шпильки, блузка в облипочку, юбка-
мини.
- Арсений Валерьевич, а что... - начало было язвительно Ксюха и резко умолкла от
болезненного тычка в бок. Молчала бы уже, подхалимка несчастная.
- Перова, - обратилась я к блондинистой пигалице, - изобрази сквозняк, будь
любезна. Нам с Ксюхой стих сдавать нужно. А времени в обрез.
Катька сжала челюсти, глаза ее метали молнии, но зубоскалить, видимо, не
решилась. Знала, что связываться со мной не стоит. Схватила крохотную сумочку, в
которую и помада-то едва помещалась, и выбежала из класса, раздраженно
хлопнув дверью. Хм. Не страшно. Двери-то казенные.
Я запихнула рюкзак под парту в первом левом ряду, прямо напротив
учительского стола, и стрельнула глазами в сторону Кислицыной.
- Ты долго еще там стоять будешь? Скоро звонок на урок. Мне нельзя опаздывать.
Арсений Валерьевич, - повернулась я к взиравшему на меня из-под нахмуренных
бровей учителю, - вы готовы принять мой должок или вам все еще нужно время,
чтобы прийти в себя после... кхм... сексуального домогательства со стороны
Перовой?
Ни один мускул не дрогнул на лице учителя, когда, скрестив на груди руки, он
холодно произнес:
- Начинайте, Бережная. Я весь внимание.
Проводив глазами последнего учащегося, покинувшего кабинет литературы, я
скромно постучала по косяку, встретила задумчивый взгляд Арсения Валерьевича,
прошла в класс и села напротив него.
- Слушаю вас, Мила, - опустил голову учитель, заполняя что-то в журнале.
Я посмотрела на его красивые, поросшие темными волосами руки, на длинные,
нервные пальцы, с ухоженными ногтями. Да уж! Арсений Валерьевич любил
следить за собой: аккуратно подстриженная бородка, короткие волосы, с
торчащей, уложенной гелем челкой, безукоризненно белая рубашка, тонкий
черный галстук, зауженные книзу темно-синие брюки с идеально отутюженными
стрелками. Такое ощущение, что он сошел со страниц какого-нибудь немецкого
каталога. Правильные черты лица, темные волосы и глаза, стройная, подтянутая
фигура - в меру худощавая и мускулистая. Лощеный франт! Руки чесались - так
хотелось взъерошить слишком безупречную - волосок к волоску - прическу,
сорвать новомодный галстук, освободить смуглую шею от тесного, застегнутого на
все пуговицы воротничка... в общем, устроить художественные беспорядок,
придать его внешности больше жизни, спонтанности, всплеска.
Артем же, напротив, ненавидел все идеальное и правильное. Его гардероб
пестрил всеми цветами радуги, и сочетанием этих самых цветов он никогда не
заморачивался - одевал первое, что попадалось под руку. Поразительно, но даже в
этом хаосе стиля и не сочетающихся друг с другом оттенков он умудрялся
выглядеть гармонично и... сексуально. Преобладающим же цветом в его гардеробе
был все-таки черный. Отсюда и его прозвище Темный.
Мой Темный...
Как же я любила, когда он небрежным движением откидывал назад длинную,
вечно мешающую ему, челку или убирал за уши пряди иссиня-черных, доходящих
до плеч волос. Жгучие черные глаза его, в оправе удивительно длинных загнутых
ресниц, сверкали, когда он смотрел на меня, слегка прищурившись и вздернув
правую бровь. На чувственных губах играла его фирменная насмешливо-
издевательская ухмылочка, словно все, что происходило вокруг, забавляло его и
нисколечко не трогало.
Видимо, я задумалась и не заметила внимательного взгляда темно-карих глаз,
изучающих отрешенную меня.
- Мила... - услышала я тихое и вздрогнула.
- Ой! - захихикала я. - Простите...
- У вас ко мне что-то есть? - улыбнулся в ответ Арсений Валерьевич.
- Да, - закусила я губу. - Мне... нужно подтянуть оценки по вашим предметам.
Эээ... Как я могу это сделать?
- Кхм... Ну для начала выполнять все домашние задания... все, что я даю вам на
дом, выучить правила грамматики, орфографии, отвечать, по мере возможности,
на уроках, желательно на отлично написать предстоящие диктант и сочинение...
- Вы меня не поняли, Арсений Валерьевич, - перебила я его. - Мне нужна помощь.
Ваша помощь.
Арсений Валерьевич молчал, вертя в пальцах шариковую ручку. Я нахмурилась.
- Я имела в виду дополнительные занятия, - пояснила я, раздраженная его
реакцией. К чему делать такое загадочное лицо? Словно я предлагаю ему себя, а он
размышляет, стоит ли ему соглашаться или нет.
- Я понял вас, - кивнул он наконец. - К сожалению, я не могу вам ничем помочь,
