Штеффи Вольф - Коктейль для Барби
— Ну и что же там написано? — спрашиваю я.
Я вообще в своем уме, что я такое несу?
— Вам действительно это интересно? — говорит миссис. — Я знаю что-то, чего не знаете вы.
— Э-э… нет, — быстро реагирую я, чтобы предотвратить самое страшное.
— Но я все-таки прочту, — говорит эта женщина и разворачивает какой-то листок бумаги. Ну, все: мне крышка.
— Госпожа Шатц уверенная в себе женщина? Да это же смешно. Стоит кому-нибудь сказать про ее лишний вес и жирную задницу…
Перешептывание в зале, по временам хихиканье.
Роланд Дункель. Кто же еще мог это сделать!!! Надо немедленно отправляться в Гамбург, от Берлина до Гамбурга меньше двух часов. И сразу в издательство этого странного морского журнала. Вахтеру придется несладко, если он вздумает преградить мне дорогу. Потом я влечу в кабинет господина Дункеля, что есть силы начну его душить, а еще тюкну монитором по башке, и когда он потеряет сознание, потащу его в моторную лодку. Да, мне нужна именно моторная лодка, потому что парусником я управлять точно не смогу. Когда мы отплывем на достаточное расстояние, я ее утоплю. Но сначала я привяжу ему к рукам и ногам тяжелые камни. А я? Что же будет со мной, когда лодка пойдет ко дну? Нужно прихватить с собой шлюпку. Да, так я и сделаю.
Я встаю.
Сильвестр тянет меня вниз. Он откашливается.
— Ничего удивительного, завистники есть у всех, тем более у знаменитостей.
— Возможно, — говорит журналистка, цинично улыбаясь. — Но факт ведь интересный. Вы что скажете, госпожа Шатц?
Я ужасно смущаюсь:
— И… и что же? — только и могу сказать я.
— Но ведь в этих слухах есть доля правды? Как человек может вести ток-шоу, если он не в состоянии даже отразить наступление?
Понятия не имею, как мне поступить в подобной ситуации. Такого я, конечно, не могу сказать.
— Я так думаю: пусть все идет своим чередом, посмотрите несколько выпусков моей программы, тогда сможете составить свое личное мнение.
Во всяком случае, голос звучал уверенно. Но мне все равно очень стыдно.
Сильвестр объявляет журналистам, что это был последний вопрос относительно моей личной жизни.
— А теперь давайте перейдем непосредственно к новому шоу.
Феликс рассказывает о новом проекте. Журналисты как-то сразу приуныли. Видно, они расстроены, что моя жирная задница больше не будет предметом дискуссии. Как бы там ни было, им приходится подчиниться существующему регламенту.
Через полчаса пресс-конференция заканчивается. Мы идем в зал заседаний.
— Для первого раза неплохо, — говорит Феликс. — Но кто написал это странное письмо?
— А ты что, не понял? — отвечаю я сердито.
— Не заводись, — говорит оскорбленный Феликс. — Кто бы это мог быть? Мне надо подумать.
— Мне тоже надо подумать, — говорю я. — И именно потому, что я знаю, кто это написал.
— Кто? — в один голос спрашивают Сильвестр и Феликс.
— Кто-кто, ваш замечательный друг Роланд Дункель! — говорю я в бешенстве.
— Роланд никогда бы такого не сделал! — говорит Сильвестр, уверенный в своей правоте. — Он такой галантный мужчина.
— Это же очевидно! — кричу я в ярости. — Мерзкий тип!
— Да хватит обвинять его во всех смертных грехах, — говорит Сильвестр. — Я готов поручиться, что он здесь ни при чем.
— Ты даже не представляешь, через, сколько унижений мне пришлось пройти. — Я начинаю плакать. — Сколько раз он меня оскорблял, вы просто этого не видели, он меня даже на яхту не пустил, заставил плыть самой. Чего стоят одни его постоянные нападки!
Сильвестр ударяет кулаком по столу:
— Ты преувеличиваешь, Каролин. Я знаю Роланда уже целую вечность, он самый отзывчивый из всех известных мне людей.
Меня здесь никто не слышит. Возмутительно! Я разворачиваюсь и ухожу. Феликс бежит за мной следом.
— Ну, зачем ты так? Я тоже знаю Роланда. Он хороший малый.
Я больше не пытаюсь их переубедить. Хочу съесть чего-нибудь сладенького. На мое счастье, тут рядом автомат со всякими вкусностями. Феликс останавливает меня.
— Нет, Каро, ты же на диете. Съешь яблочко или что-нибудь такое.
— Не хочу я яблочко, — сердито отвечаю я. — Лучше шоколада, и, причем немедленно!
— Нет. — Феликс делает кислую мину. — Сильвестр же сказал, чтобы я следил за твоим рационом! И чтобы никаких сладостей. А то все подумают, что у нас не ведущая, а бомбовоз.
Ну, все: сейчас я просто закрою за собой дверь, поеду на такси в аэропорт или на вокзал, вернусь во Франкфурт. И чтоб я еще раз произнесла название «Строуберри Интертейнмент»! А когда я приеду домой, отправлюсь в кондитерскую и накуплю себе пирожных с кусочками миндаля, много-много пачек печенья, и уже никто не сможет мне этого запретить. Потом буду сидеть в ресторане, и наворачивать огромными порциями любимые лакомства. И пусть я буду выглядеть как Марианна Зегебрехт, но ведь она всем нравилась, все так сопереживали этой пышечке в фильме «Страх съедает душу». Или это было в «Сладкой малышке»? Но факт остается фактом, Феликс никогда больше не сможет приказывать мне, что есть, а что не есть. Это уж точно. Я поворачиваюсь к нему и говорю:
— Ну, хорошо, тогда я прямо в столовую, поем там каких-нибудь сырых овощей. — Если я что надумала, то сразу приступаю к исполнению моего плана.
Феликс благосклонно кивает. В столовой я сначала убеждаюсь, что посетителей не снимают на скрытую камеру, потом быстро покупаю любимую высококалорийную пищу и, никем не замеченная, съедаю ее. После меня начинает мучить совесть.
Феликс ждет меня в редакции. Якобы Сильвестр куда-то подевался, и мы должны обсудить первую передачу. И чего все куда-то торопятся, бегут? Почему все ведут себя так, словно вот-вот начнется бомбовая атака и нужно спасать то, что еще можно спасти? Почему нельзя спокойно взяться за дело? Ну, хорошо, на нашем радио тоже иногда кутерьма, но меня просто бесит это наигранное рвение, с которым некоторые выполняют свою работу. Я хочу домой. Хочу к друзьям и коллегам. Хочу к Мариусу. Даже если сейчас он как-то странно себя ведет. Я хочу пить пиво в нашем клубе или в «Шорше» и слушать, как причитает Маузи или как Рихард с воодушевлением рассказывает о ремонте какого-то старого покосившегося дома на восемь семей. Я сейчас расплачусь, только этого еще не хватало. Ненавижу Берлин. Но придется торчать в этом городе, потому что я подписала контракт, будь он трижды неладен, и завтра у нас первые съемки. И «начнем с того, что» надо готовиться к шоу.
Феликс приходит с кучей бумаг. Будут три гостя, а в качестве эксперта приглашена одна женщина-психолог. Ее зовут Марта Гифей-Рипс, и она великолепно разбирается в проблемах семьи и брака. Почему у всех учителей, политиков и психологов двойные имена? Может, так солидней?
