Кристин Лестер - Семнадцать белых роз
— Только давай не будем торопиться.
— Хорошо. — Казалось, Майк был абсолютно равнодушен, словно действительно сначала куда-то торопился. Словно это и правда был прежний Майк, который сейчас толкнет ее в плечо и засмеется: «Ну чего ты надулась? Сейчас решим все твои проблемы!».
— Элли, расслабься. Времени у нас до вечера предостаточно.
— Почему до вечера?
— Потому что вечером — у меня своя жизнь, а у тебя — своя.
Ее впервые захлестнул такой сильный приступ ревности, что она чуть не задохнулась.
Этот мужчина — и кто-то еще? Этот красивый молодой мужчина — с какой-то другой женщиной? Эти сильные большие руки будут обнимать кого-то другого, а губы… Она схватилась за подоконник:
— Майк. Майк. Майк.
— Ну что с тобой? Тебе плохо?
— Нет. Да. А что у тебя за жизнь? Личная?.. То есть… это не мое дело, конечно, но…
— Интересно, а почему тебя это волнует?
Майк внимательно смотрел на нее, чуть придерживая за плечо, и улыбался. Она почувствовала, что по спине забегали мурашки, а руки сами тянутся обнять его в ответ.
— Потому что… потому что я не хочу, чтобы у тебя была личная жизнь. — Она тоже с усилием улыбнулась.
— Ах, так?
— Так.
— А как же твоя личная жизнь? С Генри, например? — Он отпустил ее плечо и засунул в карманы сжатые кулаки. — Я уже понял, что ты у него работаешь. А как насчет всего остального?
Она подняла брови:
— Как ты узнал, что я у него работаю?
— Во-первых, именно он хотел тебя так коротко постричь, во-вторых, сегодня с тобой явно поработали профессиональные визажисты. Я же знаю эту «кухню».
— Майк!
— Да. Так вот. Дорогая моя Элли. Я высоко ценю ваши с Генри глубокие чувства и поэтому готов снова быть твоим лучшим другом и… и все.
— И все?
— И все.
Элли смотрела на него и не могла понять: что за игру он ведет? И что за роль отводит ей в этой игре?
— Послушай меня, Майк…
— Элли, неужели ты думаешь, что я…
— Нет, это ты меня сначала…
— Нет, давай я первый скажу!
Они переглянулись.
Нет! Он не может просто так забыть ее. Просто так вдруг стать приятелем, как раньше, и все. Зачем он тогда остался тут? Зачем у него в глазах всякий раз жарко полыхает пламя, когда он дотрагивается до нее? Элли немного потряхивало, как бывает от очень сильного нервного перевозбуждения. Иногда ей казалось, что у Майка тоже дрожат руки. Но она изо всех сил старалась сохранить спокойно-приветливое выражение своего «нового» лица. Ей нужно срочно что-то придумать. Нужно срочно повернуть ход событий в свою сторону. И заставить его действовать по своим правилам.
— Майк, а давай проверим?
— Что?
— Насколько мы можем спокойно друг к другу относиться.
— Как ты себе это представляешь?
— Очень просто. — Она шла ва-банк. — Ты поцелуешь меня, как тогда… И если мы сможем…
— Запросто! — Он нагнулся к ней, запрокинул ее лицо и начал целовать. Теперь целые толпы мурашек гонялись по ее спине в разные стороны, ноги подкашивались оттого, что так глубок и нежен был этот поцелуй. И она тихо застонала, обнимая его за бедра и прижимая к себе. — Так мы не договаривались! — внезапно заявил он, отстраняясь от нее. — Все нормально. Только… этого делать нельзя.
Глаза его были безумны. Руки дрожали. Дыхание срывалось.
— Вот видишь, Майк?
— Что?
— Тебе понравилось.
— Ха! А кто сказал, что мне не понравится? Ты — красивая, приятная девушка. Почему бы нам с тобой иногда не поцеловаться?
— То есть? Не поняла.
— А что тут непонятного? Мы можем дружить, можем целоваться. Иногда. Ну, когда больше не с кем.
— То есть?
— Элли, не обижайся. — Майк изо всех сил старался успокоиться. — Это ничего не значит.
Она смотрела на него во все глаза. Рот ее медленно открывался от удивления.
— Это вообще ничего не значит, — повторил он срывающимся голосом и снова обнял ее. — Больше ничто ничего не значит… Никогда ничего не значит…
Одним прыжком она оказалась у него на руках, обнимая коленями его бедра. Они слились в единое целое, в единый организм, состоящий из объятий, поцелуев и стонов. Они срывали друг с друга одежду, не заботясь о пуговицах и швах, срывали в прямом смысле этого слова и впивались друг в друга с рычанием и злостью, словно это была самая последняя в их жизни возможность любить друг друга. Он овладел ею в первый раз прямо здесь, на широком подоконнике, и оба не заметили границы между тем, что уже произошло, и тем, что начинается заново…
Майк был сильный и большой, Элли — маленькая и легкая, и они без устали кружили по комнатам, словно в танце, первобытном и опасном, где только страсть и сила объятий правит балом. Они не могли насытиться друг другом и той странной привязанностью, которая все еще жила на грани дружбы и любви. И сильнее всего их возбуждало именно это.
И Элли, в который раз проходя магический круг удовольствия, никак не могла вспомнить, где она находится и что привело ее сюда… Она не могла вынырнуть из сладкого пьянящего зелья по имени Майк, она забыла о времени, забыла о квартире, забыла о себе. Забыла все. Она чувствовала только тело. Свое и Майка. И частичку его тела внутри себя. И это было самое главное и важное в жизни, отныне и навсегда…
— Жаль, что хозяева оставили из мебели только кресло в холле… — проговорила Элли, когда поняла, что не может больше сидеть у Майка на руках.
— Кресло меня вполне устраивает, — проговорил он, рыча и покусывая ее шею, — до него мы еще не добрались.
— Нет, Майк, мне хочется освежиться. Интересно, душ работает?
— Мы сейчас это узнаем, только… Элли?
— Что?
— У нас дружеский секс?
— Да, конечно! — Она смотрела на него безжалостными глазами.
— Я тоже так думаю. — Майк вошел в кабинку и включил воду. — Иди ко мне… Здесь тепло и вода такая ласковая, как…
Договорить он не сумел: Элли закрыла его губы поцелуем, и безумие продолжилось уже под теплыми струями воды.
— Ты больше мне нравишься без этого дурацкого грима, — говорил он, гладя ее лицо, когда они ненадолго успокаивались и могли разговаривать. — Я всегда буду любить тебя такой: мокрой и счастливой… Элли…
— Майк…
Глубоким вечером, когда за окном уже стояла темнота, Элли сидела в том самом единственном кресле, накинув на себя разорванную блузку и закрыв глаза рукой. Почему-то она стеснялась смотреть на Майка. Словно они проснулись, заново оценили происходящее, а заодно и себя…
Майк сидел у ее ног и тяжело дышал.
— Значит, — сказала она натянуто, — мы договорились не придавать большого значения тому, что сейчас произошло?
