Кристин Лестер - Семнадцать белых роз
— Надо что-то решать! — сказала она через пять дней. — А то, во-первых, мой художник недоволен, что видит меня только по ночам. А во-вторых, вот, посмотри: я похудела на пять килограмм и у меня круги под глазами.
— Но выглядишь ты вполне довольной и счастливой! — с откровенной завистью в голосе парировала Элли.
— Но я хочу спать! Спать!.. О, какое это счастье! Просто лечь и отрубиться!
— А как же твой художник? А?
— Не надо так на меня смотреть! У тебя Генри есть. Пойди и отдайся ему прямо сейчас. Он от радости тебе тут же сделает предложение.
— Да?
— Уверена, что у него и коробочка с кольцом лежит где-нибудь наготове.
— Кстати. Настало время сообщить ему, что я согласна.
— Элли! Ты что?! А как же Майк?
— Во-первых, он меня послал. А во-вторых, я даю согласие на участие в телепроекте.
Валентина с явным облегчением вздохнула.
— Я как вспомню, что он тебе про детей брякнул, прямо готова лопнуть от зависти. Это было так ОТКРОВЕННО! Он строит на тебя серьезные планы, Элли. И как подруга, я тебе…
— Валентина! Ты опять за свое?.. Я решила разобраться в этом сама! И… В общем, я не могу выходить замуж только за его имя и за миллионы. А Майк мне нужен сам по себе! Даже если бы он был нищим!.. БЫЛ нужен. Был.
— Но ведь Генри — милашка! Он такой хороший. И совсем не капризный, как все его голливудские коллеги.
— Много ты знаешь его коллег! Он просто обычный человек. И мы — просто приятели.
— Слушай, ну тогда отдай его мне, а? — Подруга умоляющими глазами смотрела на нее.
— Ты с ума сошла! Он же не вещь!
— О господи! При чем тут… Вещь — не вещь, уступи и все. Скажи, что он тебе не нужен и я могу строить ему глазки! А?
— Да начинай хоть сейчас! В чем проблема?
— Что-то я тебя не узнаю. — Валентина внимательно смотрела на нее. — Все в порядке?
— Да. Я просто решила остаться одна. Мне никто больше не нужен.
— Ну началось! Вот я так и знала! У! — погрозила она кому-то кулаком.
— Что ты знала?
— Что этот малолетний ловелас тебя доведет до депрессии!
— Он не ловелас. И он мне не нужен. Как и все остальные.
— Все! С меня хватит! — Валентина встала и закинула журналы с интерьерами под диван. — Ты перегрелась. Завтра — выходной! Спим. Ни квартир, ни художника. Как проснемся, звоним Генри.
— Глазки строить будем?
— Нет! Включаться в телепроект! Стрижку делать короткую, все такое…
— Я не буду стричься. Я… не буду. Ничего не буду. Ничего не хочу. Оставьте меня в покое.
Валентина удовлетворенно кивала:
— Готово дело. Депрессия во всей красе. Довел бедную девочку… А ну — спать!!!
В понедельник утром Элли уже восседала в кресле у имиджмейкера, а вокруг ее прически, подтверждая прогнозы Валентины, велись споры: отрезать три сантиметра или лучше пять, чтобы волосы по всей голове были одной длины — потому что так креативней. Генри скромно притаился в уголке студии и задумчиво смотрел на нее. В глазах его читался вопрос, но явно не о прическе. Элли вдруг вспомнила Альпы… Вечер на берегу озера… маленького рыжего Сида, который был так искренне счастлив с ними…
Что они все тут делают, в этом эфемерном неоновом мире? Окружающие предметы и она сама, как часть их, — всего лишь декорация к фальшивому спектаклю под названием «Нью-йоркская богема».
Что это за лица? Что это за люди? Где настоящее, где естественное и натуральное? И Генри здесь совсем другой, не тот, что был в Швейцарии. И она сама… Вдруг ей стало страшно: что же станет с ней через год, а потом — через два, если она останется на телевидении? Она будет такой же яркой блестящей оберткой, выполненной полностью из синтетических материалов, внутри которой будет ПУСТОТА. То есть ничего не будет. То есть совсем ничего.
— Я думаю, все-таки достаточно! К глазам, чтобы челочка оставалась… Рот… у нее прекрасные губы, Джейк, сделаешь небольшой татуаж…
— Что-о? Какой татуаж!
— Это временно, Элли. Все смоется. Через пару лет.
— Но я не давала согласия!
Ее никто не слушал.
— Давай, рисуй лицо, потом посмотрим, где пробивать будем. Может, брови чуть-чуть поярче. Смешаешь коричневый и серый… Посветлей сделай, она блондиночка.
— Да вы что! Я вам пробью!
— Милочка, не дергайся. Мы пока только рисуем. Это не больно. Больно будет потом. Но не сильно.
— Я сейчас уйду!
— Подожди, Элли. Дай им попробовать. Тебе понравится, я уверен. Дай им хотя бы сделать тебе прическу…
Через полтора часа (ей специально не показывали промежуточных результатов) Элли увидела себя в зеркало и обомлела так, что не смогла говорить.
Теперь на нее смотрела незнакомка. Потрясающей красоты и молодости, но — незнакомка. Пожалуй, так она должна была бы выглядеть, если бы в ее жизни совсем не было проблем. То есть слегка похожа на себя теперешнюю, минус морщины и следы разочарований… Куда-то бесследно ушло тревожное, вечно напряженное выражение ее глаз, а вместо него появилась счастливая безмятежность.
— Вот это да…
— Нравится? — Генри упирался руками в спинку ее кресла и, слегка покручивая его, тоже любовался результатом.
— Очень, — прошептала она восхищенно. — А вы научите меня так, чтобы я сама могла?
— А тебе самой и не придется. — Визажист, польщенный реакцией, впервые заговорил с ней. — Я тебя каждое утро буду разрисовывать вот здесь, в этом кресле, а в выходной ты будешь отдыхать от косметики. Лицу тоже нужен отдых! Заодно и фанаты не смогут узнавать… Это тоже плюс. Со временем поймешь, какой сильный это плюс!
— Да-а! — продолжала восхищаться Элли. — Вот это красотища! Я такая… Я такая была лет в двадцать пять. Или раньше…
— Просто профессиональный макияж… Ну что, пробьем бровки и губки? Чуть-чуть.
— Да, я думаю, не надо, — вступился Генри. — Потом посмотрим. Пока и так хорошо получилось.
— Ну как хотите!
— Ты почитай сценарий, — сказал ей Генри, ловко, как и все остальные здесь, переходя на «ты», — потому что с завтрашнего дня мы начинаем пробные съемки. У тебя много текста. Но работать ты будешь в паре, как я и обещал. Мальчик хороший, тебе понравится.
Она криво улыбнулась и попыталась углубиться в текст. Но слова и фразы совершенно не доходили до ее сознания. Элли думала совсем о другом. Вопреки недавним своим заявлениям, что ей теперь все равно, вопреки всем принятым решениям и поставленным точкам, у нее появилось одно сильное желание.
Она хотела, чтобы Майк увидел ее такой красивой. Чтобы он видел ее такой каждый день, чтобы он… Интересно, что бы он сказал? Как бы посмотрел на нее? Снова отводил бы глаза в сторону или сверлил бы взглядом, пока они не останутся одни… А когда останутся… Она прерывисто вздохнула и закрыла глаза…
