(не) Родная дочурка для мэра (СИ) - Лорен Лена

— И мы тоже скучали по тебе, правда, мам? — Катя оглядывается на меня, заставая врасплох своим вопросом.

— Угу, — киваю растерянно, ощущая, как краска приливает к лицу, не только потому, что мне неловко признавать, что я успела заскучать по Богдану за столько короткое время разлуки, но и по причине моего неприличного вида. — Богдан, а ты не мог бы выйти на минутку? Я хочу одеться, — решаю выпроводить его, а тот с места не двигается и головой в протесте мотает.

— Нет, не могу… Хоть убей, но не могу я сейчас заставить себя выйти, пока…

— Пока?

Богдан выдерживает паузу, расплываясь в воодушевленной улыбке.

— Пока не обниму вас обеих! Крепко-крепко! — заявляет он, после чего снова подхватывает Катю на руки, а потом весьма неожиданно налетает на меня, сжимая нас с Катюшей до хруста костей и кружа вокруг себя. — Вы представить себе не можете, насколько я счастлив! Я счастлив, девчонки! Счастлив, боже, как я счастлив! — твердит он, не переставая нас тискать.

Еще немного, и он задушит нас своими объятиями.

— Богдан, господи, полегче, ты же сейчас нас раздавишь, — бурчу я, и внезапно сама закатываюсь смехом.

Мне и тесно, и щекотно, и в то же время безумно приятно находиться в его объятиях вместе с дочерью. Полагаю, своими объятиями он выражает то, чего пока не может сказать… Но что же он хочет ими сказать? Что?

— Потерпите еще немного, совсем чуть-чуть, дайте насладиться моментом, — шепчет он, прижимаясь своей левой щекой к моей, а правой — к Катиной.

— Ты можешь объяснить, что происходит? Ты чего такой переполошенный? Неужели выборы досрочно выиграл? — в шутку я делаю предположение, которое кажется мне самым правдивым из всех прочих.

— Да какие, к черту, выборы! — отмахивается он, а потом снова берет нас в охапку, словно мы самые любимые его цветы. — Я выиграл, но совсем не выборы!

— А что же тогда? — изгибаю бровь вопросительно и откидываю голову, чтобы получше рассмотреть его глаза, в которых сейчас вспыхивает огонек.

— Эту жизнь я выиграл! — возбужденно он провозглашает, стискивая нас сильнее, мы уже как селедки в банке, а ему всё мало. — А в этой жизни мне повстречались вы — мое самое заветное сокровище!

Ну ничего себе заявленьице! Какими громкими словами он вздумал разбрасываться. И когда это мы успели стать для него сокровищем?

Как-то всё это сомнительно. Может, он снова что-то задумал в отношении меня и Кати? Если так, то я за себя не ручаюсь…

Сердцу же не прикажешь… Я влюбляюсь в него, с каждым прожитым часом всё больше и больше… А признаваться не хочу и не могу…

А если он снова меня разочарует? А если разочарует Катю?

Даже думать об этом не хочу… Уж лучше моя влюбленность к нему пройдет сама по себе, когда мы разбежимся, нежели он раздавит ее под грудой неоправданных надежд.

— Богдан, я ничего не понимаю. Ты можешь объяснить, в чем дело?

Пристально заглядываю в его лицо, но не наблюдаю ничего подозрительного.

Обычное выражение лица, только счастливое до безобразия. Катюша бывает такой же счастливой, когда катается на аттракционах. А на каких эмоциональных качелях Богдан покатался перед приходом домой — черт бы его побрал.

И ведь молчит как партизан!

— Объясню…. обязательно, но чуть позже, — расстраивает меня своим ответом.

— А почему не сейчас?

— Боюсь, тогда эмоции разорвут меня в клочья.

Я хмыкаю, прищурившись.

— А о моих эмоциях ты не подумал? Меня же тоже разорвет, если я сейчас же не узнаю причину твоего восторженного состояния, — проговариваю я ворчливо, на что Богдан лишь пожимает плечами, ослепляя меня своей блаженной улыбкой.

И я бы его дожала, выведала бы у него ответ, если бы не почувствовала, как полотенце начало постепенно сползать с меня.

Ой-ей…

Судорожно хватаюсь за край мертвой хваткой, но понимаю, что оно зацепилось за запонку Богдана.

Не успеваю и слова сказать, как вдруг он дергает своей рукой, решив опустить Катюшу на пол… А заодно и мое полотенце…

Караул!

Катя, к счастью, выбегает из гардеробной пулей, не застав маму голышом. А мой немой крик застревает у меня в глотке, ведь в таком виде меня застает Богдан воочию.

И я не придумываю ничего лучше, чем осесть на пол и прикрыть руками все свои стратегически важные «объекты», прячась от позора, но от него так просто не спрячешься.

— Ох, ёлки-палки! Вот это ты кренделя выписываешь, — роняет обалдело Богдан, таращась на меня.

— Ничего я не выписываю, — булькаю я стыдливо, зажмуриваю глаза со всей силы, только бы не видеть его бесстыжий взгляд, словно ощупывающий меня. — Это всё твоя запонка виновата! Полотенце за нее зацепилось, и оно слетело с меня! — зачем-то оправдываюсь.

Слышу удивленное хмыканье. Открываю один глаз и вижу, как Богдан вытягивает перед собой руку, с которой свисает злосчастное полотенце.

— О, и правда зацепилось, — произносит он сквозь грудной смех, — а я уж грешным делом подумал, что это была такая попытка разговорить меня.

— Вот еще! — буркнув, я разеваю рот в возмущении, а потом Богдан становится серьезным. Он отцепляет полотенце и подходит ко мне, заставляя меня захлопнуть рот и сильнее сжаться.

— Да шучу я, Нат… Просто забавно вышло… Неожиданно, — заботливо накрывает меня полотенцем, а затем достает из шкафчика тот самый халат, который я так и не смогла найти. Поднимает меня, помогает надеть халат, глядя мне точно в глаза. — И не переживай, я же моргнул, когда ты оголилась, так что ничего не успел увидеть.

А мне в это слабо верится. Но надо отдать должное, что он вовремя исправился и повел себя, как джентльмен.

Хотя… с выводами я поспешила.

— Ната моя, — выдыхает он собственнически и так сладко, обвивая меня своими руками и околдовывая потемневшим взглядом.

— М? — протягиваю хрипло.

Мы стоим слишком близко друг к другу. Грудная клетка Богдана трется о ворот моего халата при каждом его шумном вдохе. Дыхание его ложится на мое лицо обжигающим теплом. Богдан прикасается к моей руке, которую я держу на узелке пояса. Сжимает мягко, а потом тянется ко мне, будто бы намереваясь поцеловать.

А я хочу этого… Очень сильно… С момента нашего первого и последнего поцелуя…. Хочу и в то же время не могу.

Трусиха я потому что!

— Так… ты не скажешь, что все-таки произошло на заседании? Почему ты выиграл эту жизнь? Что это вообще значит? — вырывается из меня сбивчиво и крайне возбужденно.

Богдан замирает в считанных сантиметрах от моих губ. Вздыхает шумно, а потом прижимается своим горячим лбом к моему.

— Я прошел тест на девяносто девять баллов из ста возможных, — наконец произносит после приличной паузы.

— Тест? Какой еще тест?

После моего вопроса его руки надежно смыкаются на моей пояснице, отчего мне становится невыносимо трудно дышать.

— На отцовство, — отвечает он с теплотой в голосе, но меня от его слов пробирает холодом.

— Подожди, — передергиваю плечами и с трудом выпутываюсь из его объятий. — Хочешь сказать, у тебя есть ребенок?

— Угу, представляешь? Только сегодня узнал. Нет, конечно, у меня были некие догадки, что она мне родная дочь, но сегодня всё подтвердилось. Я отец чудесной девочки! — тараторит он как заведенный, а его улыбка настолько широкая, что щеки вот-вот треснут.

Я туго сглатываю, чувствуя, как холод уже сковал меня всю.

— Девочки? И… где же твоя дочь? — кое-как проговариваю, и ровно в этот момент в гардеробную залетает моя Катя. С как попало накрашенными губами.

То-то она так лихо умахнула из гардеробной. Краситься втихушку побежала.

— Мам, мам, а когда мы уже будем в платья наряжаться?

— Вспомнишь солнце — вот и лучик, — Богдан произносит себе под нос, нажимая пальцем на кончик Катиного носика. — Ну всё, девчонки мои, собирайтесь, через час выезжаем, — снова он тараторит, а следом просто сбегает, да так, что только пятки успевают сверкать.

А ровно через полтора часа мы уже находимся в доме четы Никольских-старших, где сидим впятером за накрытым столом со множеством блюд и закусок, приготовленными золотыми руками Марины Юрьевны.