Моника Бейком - Через реку забвения
— Э-э… наверное, я выразилась излишне категорично, — поспешно произнесла Тереза. — Лучше сказать «мы не должны превращать тело лишь в сексуальный объект».
Вновь раздался гул, но на этот раз веселый. Брюс усмехнулся и даже как будто подмигнул Терезе.
Слегка зардевшись, она отвинтила крышку на пластиковой бутылке, плеснула в стакан немного минеральной воды и отпила глоток — все действия были продиктованы единственно желанием замаскировать свое состояние.
— А скажите, пожалуйста, у вас когда-нибудь были претензии к своему телу? — прозвучал девичий голос. — Это Лиз Флемминг из журнала «Рок мюзик».
Пошарив по залу взглядом, Тереза увидела ту, которая задала вопрос. Ею оказалась пухленькая миловидная девушка.
— Да, разумеется, — улыбнулась Тереза. — Прежде мне многое в нем не нравилось.
— А сейчас?
— Сейчас я на некоторые вещи просто не обращаю внимания.
Следующий вопрос касался музыки.
— Это правда, что в начале своей творческой карьеры вы писали поп-музыку?
— О да! Я сочиняла совсем не то, что сейчас. Почти все мои песни периода юности можно отнести к стилю диско. Полагаю, в том возрасте я еще не готова была к серьезной музыке. И, возможно, вообще не пришла бы к ней, если бы не пережила душевную трагедию.
— Но ваш последний альбом «Росток надежды» довольно оптимистичен. Означает ли это, что вам удалось выйти из душевного кризиса?
Тереза повертела в руке стакан.
— Не могу сказать, чтобы мне полностью удалось избавиться от грустных мыслей, но во всяком случае сейчас я хотя бы могу спокойно писать о том, что со мной произошло. И надеюсь, что нынче я стала гораздо более объективна в своих оценках. Так что вы правы, мой последний альбом более оптимистичен.
— В связи с этим не возникнет ли у вас желания вернуться к музыкальному стилю, который вы предпочитали в юности?
Тереза переглянулась с Брюсом и улыбнулась.
— Не думаю. Сейчас я уже другой человек. Как говорится, нельзя войти в одну реку дважды.
— Тем не менее в альбоме «Росток надежды» все-таки есть грустные песни, — донеслось с дальних рядов. — Например, «Сквозь жернова». Это очередная песня о ваших неудачных отношениях с руководителем шотландской звукозаписывающей студии?
С губ Терезы слетел невольный вздох.
— Как вам сказать… — произнесла она, не глядя на Брюса. — И да и нет. Конечно, подразумевается то, о чем вы говорите, но в действительности речь идет о прощении. Я рассуждаю о самом этом понятии. Оно очень объемно и… Словом, я пришла к выводу, что должна научиться прощать. Причем не формально, а по-настоящему. Чтобы в душе не оставалось горького осадка.
— Но прошло уже немало времени. Неужели вы до сих пор носите в сердце обиду? — спросила пухленькая девушка из журнала «Рок мюзик».
Тереза повернулась в ее сторону.
— Видите ли, это сложный вопрос. Обязательно наступит время, когда я, говоря словами моей песни, «закрою эту дверь». Но… не знаю, поймете ли вы меня… пока мне не хочется это делать. История моей неудачной любви помогает мне взрослеть, набираться мудрости. Она многому научила меня.
— Делать деньги на собственных эмоциях, например? — крикнул кто-то.
Однако Терезу оказалось не так-то просто сбить с толку.
— В том числе, — спокойно произнесла она. — Всего пару лет назад меня очень волновал финансовый вопрос. А сейчас я не только сделала неплохие деньги, но и хорошо их защитила. И могу больше не думать об этом. То есть у меня появилось больше свободного времени для самоанализа.
Она посмотрела на Брюса, и тот показал ей поднятый большой палец: мол, молодец, так держать.
— А не надоело вам вечное копание в себе? — вновь прозвучал тот же голос.
Тереза медленно покачала головой.
— Не вижу в этом ничего плохого. Напротив, всем советую время от времени проделывать с собой подобную процедуру. Через самоанализ я познаю себя, и это мне интересно. Кроме того, в моей голове все постепенно становится на свои места. И, кстати, должна вам сказать, что «копание в себе» — занятие не из легких.
— Скажите, услышим ли мы когда-нибудь ваш альбом, который будет по-настоящему счастливым? Энди Фрост, журнал «Хард-энд-хэви».
Тереза потерла лоб пальцами.
— Сначала следовало бы определиться с вопросом, что такое счастье, но это займет слишком много времени. Лично я считаю, что каждый мой новый альбом в чем-то счастливее предыдущего. И потом, счастье — это не то, к чему я стремлюсь. С моей точки зрения, счастье несколько однобоко. — По залу вновь зашелестел удивленный шепот. — Да-да, осмелюсь это утверждать. Я сочла бы свою жизнь скучной, если бы в ней было одно счастье. Это как с цветами. Если какой-то предмет отражает зеленые лучи солнечного спектра, мы называем его зеленым, а если все — белым. Так вот меня интересует весь спектр. Я хочу быть целостной.
— Может, это лишь своеобразная форма протеста?
Тереза пожала плечами.
— Вполне возможно. Но вместе с тем я хочу быть самодостаточной.
— А любовь? — пискнула пухленькая девушка из журнала «Рок мюзик». — Как же она? Ведь самодостаточность ее исключает.
Повисла пауза. В зале вдруг стало очень тихо, как будто профессиональное чутье подсказало журналистам, что этот вопрос задел Терезу за живое.
Между тем ее голова будто сама собой повернулась в том направлении, где сидел Брюс. Их взгляды встретились. И Тереза прочла в его зеленовато-серых глазах тот же вопрос.
Вот не думала, что придется обсуждать подобную тему на пресс-конференции! — блеснуло в ее мозгу.
А пауза тем временем затягивалась.
— Вы спрашиваете или отвечаете? — улыбнулась Тереза пухленькой девушке, изо всех сил стремясь собраться с мыслями.
— Спрашиваю, — сказала молоденькая журналистка. — Наверное, я не очень хорошо сформулировала вопрос.
— Так сделайте это еще раз.
— Хорошо, попытаюсь. Видите ли, я внимательно слежу за вашим творчеством и у меня складывается впечатление, что вы, с одной стороны, жаждете большой любви, а с другой — сопротивляетесь ее возникновению. Так это или нет?
На некоторое время вновь воцарилось молчание. Все собравшиеся внимательно наблюдали за Терезой. Операторы прильнули к видоискателям камер.
Наконец Тереза заговорила.
— Отчасти вы правы. До недавнего времени я сопротивлялась появлению любви, но с некоторых пор… — она на секунду умолкла и снова посмотрела на Брюса (тот напряженно ждал ответа), — с некоторых пор начала сдавать свои позиции.
Зал сразу зашумел, со всех сторон зазвучали новые вопросы, среди которых громче всего оказался следующий:
