Делла Сванхольм - Опрометчивый поцелуй
– Это я, я во всем виновата! – зарыдала она. – Я не должна была его отпускать. Не должна!
Брат обнял ее.
– Ты ни в чем не виновата, Маргарет. Смерть отца нелепая случайность Он так любил тебя, любил гостей в нашем доме… Никто бы не смог отговорить его, если он задумал поохотиться. И никому никогда не придет в голову обвинить тебя в его гибели. Ты слышишь меня? – Кеннет стал гладить Маргарет по голове. – Отца уже не вернуть. Но надо сделать все, чтобы спасти мать. Завтра утром мы поедем в Хобарт.
Они подъехали к кардиоцентру, но все мешкали, никак не могли выйти из автомобиля – боялись услышать плохие новости. Но встреча с врачами принесла им надежду.
– Мы проявляем сдержанный оптимизм в отношении состояния миссис Маккейн. Кроме того, сейчас есть такие методики, благодаря которым мы через полгода можем вернуть ее к полноценной жизни. Но понадобятся хорошие сиделки, занятия физкультурой и многое другое.
– Мы готовы все это оплатить, – хором произнесли Маргарет и Кеннет.
Они вернулись на ферму и сразу сообщили младшим братьям и сестрам об оптимистическом прогнозе врачей, а потом, впервые за несколько дней, Маргарет села за компьютер. Она обнаружила несколько сообщений от Ларса. Последнее было просто паническим – он никак не мог понять, куда исчезла его зеленоглазка.
Маргарет направила семье Йенсенов подробное сообщение, где описала гибель отца и его похороны, внезапную серьезную болезнь матери. Она также сообщила, что уезжает в Хобарт, чтобы быть рядом с матерью, которую переводят из реанимации в отдельную палату. Делами на ферме займется старший брат Кеннет. Он же позаботится о младших братьях и сестрах.
Девушка была рядом с матерью все последующие дни ее пребывания в кардиоцентре. Она наблюдала, как стали двигаться пальцы на правой руке, а потом и вся рук
Когда они возвращались с прогулок в парке, прилегающем к больнице, Маргарет с удовольствием констатировала, что щеки миссис Маккейн стали окрашиваться румянцем. Это были радостные моменты.
Но были дни и часы, когда миссис Маккейн лежала, тупо глядя в потолок, не желая ни гулять, ни говорить: она скорбела о погибшем муже. Тогда приходилось вызывать психолога. Его сеансы и беседы постепенно приносили свои плоды – Одри все реже упирала безжизненный взгляд в небо и все более энергично стремилась вернуться к жизни, насыщенной делами и заботами. Это, безусловно, радовало и врачей, и Маргарет. Но одно беспокоило ее: что будет с матерью по возвращении домой, когда она потребует отвести ее на могилу отца? Маргарет даже попросила, чтобы ее проконсультировал по этому поводу психолог. И только после того, как она выслушала его рекомендации и записала их, она немного успокоилась.
Новые дела и заботы буквально свалились на Маргарет, мир которой раньше был надежно защищен любящими ее родителями. И это не могло не изменить ее. За несколько месяцев она повзрослела на несколько лет. Ее отношения с Ларсом как бы отошли на задний план. Беда постучалась в мирный, благополучный дом Маргарет и не могла не повлиять на ее настроение и на мысли.
Она часто вспоминала неподвижное, окровавленное тело отца, а еще перед ней проносилась картина: мама роняет свадебную фотографию и левым боком, как в замедленном кадре, оседает на пол в спальне. Хорошо еще, что «скорая помощь», которая стояла во дворе их фермы в связи с гибелью отца, немедленно доставила мать в кардиоцентр. Тогда они не потеряли ни минуты. А если бы пришлось «скорую» ждать, что тогда?
Мысли эти никогда не покидали Маргарет. Она мучилась и страдала, худела и становилась раздражительной. А ведь когда она общалась с матерью, ей надо было выглядеть веселой и уверенной в себе, чтобы эта уверенность передавалась и матери.
Беда состояла также и в том, что теперь ей трудно было спросить совета у старшего брата. На Кеннета свалились все дела по руководству фермой. Лошади и пони требовали ежедневного, ежечасного внимания. И там, где у опытной миссис Маккейн все получалось, казалось, легко и просто, Кеннет буксовал. Он не всегда мог принять правильное решение, медлил, колебался, приходил из конюшни за полночь, а уже на рассвете вставал и снова уходил к лошадям. Маргарет провела в Хобарте около месяца, а Кеннету надо было следить еще за учебой и здоровьем малышей, кормить их, переодевать в чистое, наконец просто говорить и играть с ними. От этого Кеннет приходил в полное отчаяние. Он ходил невыспавшимся, усталым и раздраженным. И ему было не до Маргарет, мучившейся до сих пор вопросом: кто виноват в гибели отца?
И вот настал день, когда Маргарет забрала мать из больницы и отвезла домой. Теперь по утрам к миссис Маккейн приезжала медсестра и делала с ней специальную зарядку. Два раза в неделю проводились занятия с логопедом. При матери неотлучно находилась опытная сиделка. И такая забота принесла свои плоды. С каждым днем состояние миссис Маккейн улучшалось. Речь Одри перестала быть замедленной, она уже говорила так же быстро, как и до болезни. Она передвигалась, не приволакивая правую ногу, и глаза ее стали более живыми. Они с интересом смотрели на окружающую действительность и на собеседника.
Конечно, дома Одри и стены помогали. После окончания занятий она с удовольствием общалась с детьми, стала более мягкой, меньше ругала их и даже шутила. А однажды встала к плите и испекла их любимый яблочный пай. В общем, жизнь в поместье Маккейнов постепенно налаживалась.
Единственной проблемой оставалось посещение могилы Кевина Маккейна. Сидя там на скамейке долгими часами и упорно отказываясь покидать это место, Одри постепенно впадала в какой-то ступор. Тогда по возвращении домой Маргарет по совету психолога под разными предлогами приводила мать на конюшню. Вид любимых лошадей и особенно жеребят, родившихся, когда Одри была в больнице, оказывал на миссис Маккейн благотворное воздействие. Она оттаивала, нежно гладила жеребят по блестящей от хорошего ухода шерстке, интересовалась их весом, кормом, состоянием здоровья. Именно на ферме она становилась почти прежней миссис Маккейн – энергичной и вникающей во все детали своего большого хозяйства.
Маргарет радовалась, видя эти позитивные перемены в состоянии матери. Поэтому она вновь вступила в оживленную переписку с Ларсом и его семьей. И, как ей советовал психолог, попросила Виви Йенсен об услуге – побольше общаться с ее матерью. Обе женщины, будучи одного возраста и одной судьбы – потерявшие мужей, – сумели найти общий язык. Им было что сказать друг другу. Поэтому для Маргарет Йенсены постепенно превратились в семью искренних друзей, которые были с ними не только в благополучные времена, но и в горе.
