Пола Льюис - Женская хитрость
Джейн хотелось кричать, образумить их обоих, но она не могла сделать и шага.
— Ты хорошо разыграл роль героя. — Мартин взял себя в руки и теперь говорил со спокойным уничижительным злорадством. — И потому играючи соблазнил доверчивую девчонку, убедил ее, что она тебя любит. Еще бы, какая удача! Попользоваться чистой невинной девушкой и потом потихоньку улизнуть. Неужели ты думал, что я не раскрыл бы твои шашни? Я ведь не доверчивая сентиментальная девица, меня не одурачишь. Твои приятели были правы, называя тебя солдатом удачи. Что ж, теперь забудь о своей удачливости и убирайся ко всем чертям! Ты не получишь от меня ни гроша, даже если бы сто раз спас мою жизнь!
— Нет! — Джейн, как безумная, сбежала вниз. — Прекрати над ним издеваться! — закричала она на отца. — Все, что ты говоришь, — бесстыдная, наглая ложь!
— Возвращайся в свою комнату! — приказал Мартин.
— Я больше не малышка, которую можно отправить в детскую. Запомни это, папа!
— Я — твой отец! У меня на тебя все права!
— Нет! Я свободный человек, у тебя нет на меня прав!
Мартин сделал над собой усилие и улыбнулся.
— Детка, смешной мой бунтарь, иди к себе в комнату.
— Джейн, не надо быть такой жестокой, — вмешался Фрэнк. — Он же твой отец.
— Нет, только не он! Этого человека я вижу впервые, и он приводит меня в ужас!
— Ты сказал все, что собирался сказать! — снова взвился Мартин. — А теперь убирайся, или я вызову полицию.
Фрэнк направился к двери, Джейн, не раздумывая, бросилась вслед за ним, однако отец подскочил к ней и больно схватил за руку. Джейн вырвалась и бросилась к Фрэнку, крепко обняв его за шею.
— Фрэнк, дорогой, не уходи, не покидай меня!
— Джейн, сейчас мне лучше уйти. Но когда-нибудь мы будем вместе, верь мне!
— Ничего не выйдет, неудачник! — Мартин подошел к телефону и набрал номер полиции.
— Нет, нет! Я не могу без тебя!
Джейн была на грани истерики, но Фрэнк, нежно разняв ее руки, закинул на плечо рюкзак.
— Прошу тебя, Джейн, не надо! — Он снова обнял ее. — Мне этого не вынести.
— Отойди от нее! — закричал Мартин и быстро-быстро заговорил в трубку.
Не обращая на него внимания, Фрэнк нежно гладил Джейн по голове, пытаясь ее успокоить.
— Он твой отец, дорогая. И ты его любишь. То, что ты чувствуешь к нему сейчас, пройдет, уверяю тебя.
— Никогда! — решительно заявила она, крепче прижимаясь к нему.
— Родная, я знаю, как вы близки. Мне не довелось испытать такого счастья, и потому я не хочу быть причиной вашего разрыва.
— Дело не в тебе, — простонала измученная Джейн. — Дело в нем.
— Это я во всем виноват! — воскликнул Фрэнк. — Если бы ночью я ушел от тебя, этого бы не случилось.
— Полиция уже в пути, — холодно сообщил Мартин. — И если ты думаешь, что тебя не арестуют за нарушение границ частных владений, то ты глубоко ошибаешься. А теперь — отойди от нее, оставь мою дочь в покое.
— Неужели вам ничуть не жаль ее, сэр? — возмутился Фрэнк. — Мы же разрываем ее на части.
— Она сама навлекла на себя этот позор!
Джейн едва держалась на ногах. Фрэнк заботливо подвел ее к лестнице и усадил на ступеньку.
— Дорогая, мне пора, — сказал он, опускаясь перед ней на колени. — Будет только хуже, если я останусь. Пусть все устоится и прояснится. Дай отцу время успокоиться.
Фрэнк встал с колен и посмотрел в глаза Мартину Ренкли.
— Не знаю, кто из нас больший мерзавец, — сдержанно сказал он, — я или… вы. — И вышел, громко хлопнув дверью.
Заплаканная Джейн лихорадочно вытаскивала из шкафа одежду и бросала ее на кровать, когда в комнату вошел отец.
— Что это ты делаешь? — Мартин Ренкли свирепо уставился на раскрытый чемодан.
Джейн кое-как свернула последнюю пару джинсов и бросила к остальной одежде.
— Я тебя спрашиваю! — Мартин с яростью захлопнул крышку наполовину пустого чемодана.
Джейн невозмутимо подняла ее, потом сняла с плечиков шелковый хитон и бережно прижала его к груди — в нем Фрэнк впервые ее увидел… Воспоминание об этой судьбоносной встрече придало силы.
— Я требую ответа!
— Да? — Она холодно взглянула на отца. — Я что-то не поняла — какого ответа? Все утро я пыталась с тобой объясниться, но это был разговор с глухим.
— Не смей грубить мне!
— Хорошо, не буду. — Джейн вдруг обуяла ярость. — А ты не боишься услышать мой ответ?
— Куда ты собралась?
— Это тебя уже не касается. Ты ясно сказал, что мое присутствие здесь нежелательно.
— Неправда! Я сказал это Беррингтону.
Она с горьким сожалением взглянула на отца:
— Ты так ничего и не понял. Между мной и Фрэнком нет разницы. Если здесь не рады ему, значит, не рады и мне.
Мартин стиснул зубы, пытаясь справиться с собой.
— Бог мой, что он с тобой сотворил! Ты превратилась в безвольное существо, полностью ему подчиненное!
— Моя любовь к Фрэнку — самое прекрасное в жизни. Он подарил мне счастье быть женщиной и познать любовь.
— Девочка моя, как можно быть такой доверчивой простушкой?
— Я не простушка, — возразила она, отчетливо произнося каждое слово, — и не ребенок. Мне двадцать четыре года, и даже с точки зрения закона я считаюсь совершеннолетней, отвечающей за свои поступки.
— Я твой родной отец, Джейн. Я многое повидал в жизни и знаю, как сделать твою жизнь полноценной и счастливой.
— Да, ты мой родной отец, но совсем не тот, который меня вырастил. Он бы никогда не стал моим… врагом.
— Ты должна понять меня, девочка. Я обязан был это предвидеть, он ничуть не лучше, чем… — Внезапно Мартин замолчал и бросил на Джейн настороженный взгляд, как будто опасаясь, что сказал лишнее. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. — Голос его смягчился. — И всегда этого хотел.
— Мне очень жаль, папа, но ты потерял свою девочку. Может быть, я сама виновата в том, что упустила время и не воспротивилась твоей настойчивой опеке, уж слишком долго я оставалась под твоим крылом. Ты просто не заметил, как я выросла.
— Тебе кажется, что связь с этим проходимцем сделала тебя взрослой?
— Я люблю его, папа. И отдалась ему по своей воле. То, что я испытала с Фрэнком, было похоже на воскрешение из мертвых. Я стала по-настоящему счастливой, мир заиграл новыми, яркими, красками. Если ты не способен вместе со мной радоваться моему счастью, не в силах смириться с моим выбором, значит, мы должны расстаться.
Мартин Ренкли изменился в лице. Боль, ненависть к соблазнителю, любовь к дочери — все смешалось в его душе, но оскорбленная гордость, врожденная спесь победили, и он цинично осведомился:
