Донна Олвард - Гордые и одинокие
— Но ведь это не ее платье. — Он прижался подбородком к ее лбу. Это успокаивало. — Я понял, когда увидел Джен в церкви. Оно — твое?
— Да, — кивнула она, всхлипнув.
Ноа молчал.
Лили отстранилась и посмотрела ему в глаза. В глаза, которые видели так много. Она знала, что после всех войн и сражений, которые он пережил, ее прошлое выглядит пустячным.
— Это глупо, — шепотом сказала она, положив руку ему на грудь. — Посмотри на себя, на то, через что ты прошел. Мое горе ничтожно по сравнению с этим.
— У каждого свой путь. И если твой отличается от моего, это вовсе не значит, что твоя жизнь менее важна. Или менее трудна. Так ты расскажешь мне, что произошло? Вы развелись?
Следовало ожидать такого умозаключения.
— О, Ноа, это было так давно.
Он снисходительно улыбнулся:
— Я, как ты знаешь, упрям.
Он взял девушку за руку и потянул за собой в гостиную, сел на стул и посадил ее себе на колени. Лили осторожно прильнула к нему, обвила рукой его шею и посмотрела на него, внимательно изучая каждую черточку его лица. Ноа был прекрасен. Не только внешне, но и внутренне. Упрямый, иногда колючий, но за этим легко разглядеть нечто большее.
— Когда мне было восемнадцать, я сбежала, собираясь выйти замуж. Его звали Кертис. Мы планировали свадьбу несколько месяцев. Дождались моего дня рождения, я стала совершеннолетней. Он учился на первом курсе университета, а я, как раз заканчивала школу.
Ноа не задавал никаких вопросов, просто крепко держал ее, поглаживая руку. Лили чувствовала себя спокойно и в безопасности у него на коленях. Ноа был не просто привлекательным парнем, который ей понравился. За несколько недель они стали друзьями. Лили почему-то делилась с ним вещами, которые никому и никогда не доверяла. И было очень приятно, что она наконец нашла человека, которому можно рассказать все. Лили удивлялась сама себе. Она не хотела, чтобы кто-нибудь в Ларч-Вэлли расспрашивал ее о чем-либо. Но сейчас проще поведать об ошибках прошлого, чем о своих истинных чувствах.
— Кертис накопил денег. Его семья была богаче, чем наша, поэтому за билеты на самолет и за номер в отеле платил он. Моя мама была портнихой. Она научила меня всем премудростям, а я тайком купила материал и сшила подвенечное платье.
Его рука замерла.
— Ты сама сшила это платье? Удивительно!
— Я с удовольствием придумывала фасоны и уже тогда почти полностью обшивала себя. — Тут Лили сообразила, что в течение нескольких лет ей в голову не приходило ничего нового. Оказалось, она соскучилась по тем временам, когда воплощала свои идеи в нарядах. Подвенечное платье Джен — исключение. Она вздохнула. — В тот день многое изменилось, Ноа. — Лили уселась поудобнее и продолжила: — Мы поехали с ним в Вегас. Но в часовне, перед началом церемонии, когда настал момент для возражений против брака, открылась дверь. На пороге стояли родители Кертиса и моя мать.
— И они отменили свадьбу.
— По закону мы могли их не спрашивать. Мне исполнилось восемнадцать, я была достаточно взрослой. Но родители Кертиса, которые всегда относились ко мне хорошо... — Она вздрогнула, вспомнив, какой униженной и ничтожной чувствовала себя тогда. — Они сказали, что я не та девушка, на которой можно жениться. Встречаться — это другое дело. Я думаю, они так и не поняли, насколько серьезно у нас все было. Я была, по их мнению, никем. А Кертиса ждало большое будущее.
— А что сказал он?
Лили горько усмехнулась:
— Мы рассчитывали, что по окончании университета он будет работать вместе с отцом. Я бы шила и открыла маленький магазинчик. Наш план рухнул, как только его отец заявил, что сыну не видать места в его фирме, если мы поженимся.
— И он ушел?
— Без раздумий. Ушел с родителями, а я осталась одна возле алтаря.
— Он не любил тебя.
Было очень больно слышать правду из его уст. А чего она ожидала от Ноа? Не любви конечно же. Он тоже уйдет, как и Кертис. А она опять останется одна.
— Я знаю. Уж поверь мне, — откликнулась Лили.
— Когда человек любит, он ни за что не уйдет.
Внезапно ее сердце забилось с новой силой. Неужели Ноа готов пожертвовать ради нее самым сокровенным?
— А твоя мать?
Вопрос оторвал ее от мечтаний. Лили цинично рассмеялась. Мама тоже была хороша. Много пережившая женщина была совершенно равнодушна к слезам своей дочери.
— О, моя мама назвала их кучкой снобов и сказала, что это к лучшему. Мне пришлось выслушать многочасовую лекцию о том, какая я глупая и что я слишком молода, чтобы доверить свою судьбу одному человеку, когда впереди у меня целая жизнь, полная приключений. А мне не нужны были приключения.
— И всем было плевать на твое разбитое сердце.
— Да, — согласилась она.
— Теперь я понимаю, почему ты не любишь свадьбы.
— Я ничего не говорила Джен. Я понимаю, что у нее и Эндрю все по-другому. Они любят друг друга, и я счастлива за них. Но... Кертис тоже говорил, что любит. И так легко бросил меня. Я не верю в вечную любовь. По крайней мере, в то, что это случится со мной.
Лили посмотрела ему в глаза. Может быть, Жасмин все-таки права? Сколько времени потратила Лили, оплакивая несбывшиеся мечты, вместо, того чтобы придумать себе новые? Когда у нее в последний раз были отношения? У нее наконец-то появился дом, но он был пуст. Впервые за долгое время она дала волю чувствам и теперь стоит на грани повторения той же ошибки.
— Моя мама всегда говорила, что жизнь слишком коротка, чтобы любить всего один раз. Она назвала меня предсказуемой и банальной, когда я сказала, что не хочу жить так, как живет она.
— Она счастлива?
Вопрос удивил Лили. Была ли Жасмин счастлива? Она всегда утверждала, что да. Ее мать любила свободу, любила жить одним моментом. Любовники приходили и уходили. Некоторые нравились Лили, и она втайне надеялась, что один из них станет ей отцом. Но этого так и не произошло. Счастлива ли мама сейчас? Лили не в курсе. Если не считать традиционных открыток на дни рождения и Рождество, она не общалась со своей матерью уже много лет.
И ей стало стыдно. Она вздохнула:
— Я не знаю. — И спросила его: — А твоя мама? Она показалась тебе счастливой?
— Нет. Она провела всю жизнь в поисках счастья. Но так и не нашла его. Ни с моим отцом, ни со своим вторым мужем. Я уже не сержусь на нее. Хотя очень трудно простить тех, кто причиняет нам боль. Тех, кому мы доверяли, а они нас предали. — Ноа помолчал, затем продолжил: — Она слабая женщина, Лили. — В темноте его глаза казались почти черными. — А ты — сильная.
Еще никто не называл ее сильной. Надежной — да. Готовой помочь — да. Но никто и никогда не мог разглядеть в ней то, что увидел Ноа. Лили, рассказывая ему о своем прошлом, ожидала, что Ноа отступит. Но вместо этого он разрушил последний барьер между ними.
