Лора Брантуэйт - Ты – настоящая
Уже не впервые за это утро он отшвырнул смятую записку.
Не позволю. Ты отказываешься от работы? Нет, черт побери, хуже, больнее – ты отказываешься от меня. Нет! Не знаю, что ты там возомнила о себе, но ты мне нужна… нужна так же, как я тебе!
Джон сорвал телефонную трубку, сжав ее так, словно собирался немедленно раздавить. Пальцы сами набрали услужливо всплывший в памяти телефонный номер. Странно. Он никогда не запоминал случайно попавшиеся на глаза телефонные номера, а сейчас… У Виктории была визитка. Серебристая, с розовым и черным. Этот телефон Джон запомнил.
Надо покончить со всем побыстрее, разорвать это наваждение и просто жить дальше, как будто ничего не случилось.
Словно издевательство в трубке зазвучали короткие гудки: занято. Пара минут отсрочки.
Что делать?
Самое отвратительное состояло в том, что Джон отлично сознавал: сделать вид, будто ничего не случилось, не получится. Он механически нажимал на кнопки – еще и еще. Наконец-то зазвучали длинные гудки. Джон скрипнул зубами. Очень быстро где-то по краю сознания скользнула мысль: подло это как-то…
Но Джон Катлер был очень, очень зол.
– Доброе утро. Вас приветствует Мэгги Райт, секретарь студии «Фьора-Дизайн»…
Хорошо поставленный приветливый голос окончательно вывел Джона из себя.
– Это Джон Катлер. Я по поводу Виктории Маклин. – Его ледяной тон явно вызвал шок и замешательство на другом конце провода. – Передайте ей, будьте так любезны, что ее услуги мне больше не нужны. Я разрываю контракт в одностороннем порядке ввиду ее полной несостоятельности как специалиста.
– Но простите… Ведь еще позавчера вы давали положительные отзывы о ее работе… – Голос Мэгги стал совсем перепуганным. – Я думаю…
– Меня не интересует, что вы там думаете, если думаете вообще. Просто примите эту информацию к сведению! – В эту последнюю фразу Джон вложил всю горечь и ярость, которые в нем скопились за это утро.
С грохотом он обрушил трубку на рычаг телефонного аппарата.
Вот и все. Все кончено. Больше я никогда ее не увижу. Месть свершилась.
Он откинулся на спинку дивана и обмяк.
Только вот одна проблема – легче не стало. Лишь хуже. А если я в нее влюбился по-настоящему? Если не смогу забыть? Ерунда! Смогу! Не сейчас – так через месяц, через год! Настоящая любовь… на нее не плюют вот так и не наступают ногой в пыльной туфле.
Сердце постепенно успокаивалось. После такого телефонного разговора все вокруг казалось очень тихим.
И вместо ожидаемого облегчения пришло яркое и болезненное ощущение утраты. Шикарная обстановка комнат, предметы роскоши и объекты искусства – все это словно изменилось. Мир потерял полутона, из него убрали краски.
Остались еще неискренние друзья, деловые партнеры, любовница, похожая на ожившую рекламу ювелирного магазина. И огромная дождливая пустота, поселившаяся в душе Джона уже очень давно. Острое чувство одиночества.
А ведь ему на какое-то мгновение показалось, что он встретил ту единственную, которая поможет ему сделать самое главное.
Обрести смысл в этой изменчивой, зыбкой пустыне, именуемой человеческой жизнью.
Показалось. Всего лишь показалось. Правда, есть иллюзии, которые очень больно терять…
Так она не плакала никогда. Слезы текут и текут по лицу, а рыданий нет. Тело бьет дрожь. Не хочется дышать, и вместо привычного мира глаза видят смазанное светящееся пятно.
Где только не плачут женщины, обиженные мужчинами: на постели, в ванной, в запоздавшем вагоне метро, в такси, на скамейке городского парка, даже в лифте и за дальним столиком опустевшего ночного кафе.
Виктория плакала у себя на кухне.
Непоправимо. Что я наделала? Господи, ведь все могло быть совсем не так уж плохо: мы бы закончили проект и до этого могли бы видеться часто, а потом расстались бы и, наверное, здоровались при встрече. Если бы они были, эти встречи…
Сотни мыслей и образов вертелись в голове одновременно. Тот ужасный разговор с боссом, который произошел в офисе «Фьора-Дизайн» пару часов назад… Потеряли такого клиента, как Джон Катлер. С Мэгги чуть не случился удар после телефонного разговора с ним.
Это конец! Это конец!!!
В голове Виктории тревожно пульсировала именно такая мысль. Конец карьеры в «Фьора-Дизайн», конец восхитительной, манящей мечты, конец чувства собственного достоинства.
Меня не могут полюбить как женщину.
Виктория до боли закусила нижнюю губу.
Он пожалел меня. Поддался минутному порыву. По доброте душевной решил сделать некрасивую девушку счастливой хотя бы на одну ночь.
Она не заплакала тогда, на работе, и даже дома слезы пришли не сразу. Сначала полчаса бродила по квартире, бесцельно перекладывая предметы с места на место. Приготовила ненужный чай, перемыла и без того чистую посуду… А потом ей стало вдруг холодно. Она села на пол в углу между радиатором и кухонным столиком и…
И заплакала.
Нет, он не пожалел меня. Он просто поиздевался надо мной. Так иногда делают богатые извращенные люди.
Боялась быть использованной? Так вот тебе, Виктория: он все-таки развлекся с тобой. Удовлетворил свою дикую ненормальную прихоть. Подарил мечту – переспал – одним звонком уничтожил все: и меня, и мою карьеру.
Виктории казалось, что она падает в темную пустоту.
Холодно… Очень холодно. Непонятно, что делать дальше. И зачем что-то делать. И какое «дальше» может быть после того, что случилось.
В дверь настойчиво позвонили. Резкий звук разнесся по пустой квартире. Что-то пыталось проникнуть извне в маленький мир Виктории.
Никого не хочу видеть. Даже себя не хочу видеть.
Но ведь где-то это есть? Любовь. Радость. Семейное счастье. Нормальные отношения с мужчинами. Дети. Счастливое материнство. Иначе люди вымерли бы уже давно. Об этом все говорят, про это пишут. А у меня – только боль и постоянное подтверждение собственной неправильности.
Снова звонок в дверь. На этот раз еще более настойчивый.
Заткнись! Ее нет. Ей все равно. Ее еще нет. Или уже нет.
Виктория обхватила плечи руками.
Она ощущала, что ее переполняют чувства: Любовь, тепло, нежность. Желание ухаживать, заботиться. Слушать. Реагировать на малейшее изменение настроения. Жертвовать. Отдавать, не требуя ничего взамен. Если только кто-то полюбит ее по-настоящему, она подарит ему все это. И всю себя без остатка.
Вот только одна мелочь… Меня никто не полюбит. Никто меня не захочет. Никак. Ни частично. Ни без остатка.
В этот раз звонок зазвенел так неистово, что даже, казалось, чуть-чуть охрип. Внешний мир не хотел оставлять Викторию Маклин в покое.
Ну это уже просто хамство.
