Лора Брантуэйт - Ты – настоящая
– Наверное. Может, и так. Но некоторые женщины ведут себя, как стервы, причиняют боль и страдания кому ни попадя, без причины и смысла! – Джон Катлер явно еле сдерживался.
– А некоторые мужчины ведут себя, как безмозглые, ничего не понимающие, слепые ослы! – парировала Клер.
– О чем вы говорите? Она меня бросила, а вы зачем-то звоните сюда, еще и оскорбляете, совершенно не считаясь с тем, что мне плохо из-за вашей Виктории! – Его голос стал глухим и хриплым.
Услышав подобное заявление, Клер чуть не опрокинула телефонный столик.
Да что он говорит?! Это все мужчины такие или только этот?! Неужели он и вправду так думает?
– Пло-о-охо!? – завопила Клер. – Да вы способны думать только о себе! О том, что вы чувствуете, желаете, чего вам хочется… Но если кого-то любишь, не мешало бы подумать и о нем! Не приходило в голову, почему она сбежала? А?
Ее праведному возмущению не было предела.
Ну кому я все это говорю? Это же бесполезно! Все равно ничего не поймет, безмозглый эгоист! Слишком привык жалеть себя, думать и заботиться только о себе…
Джон открыл было рот, выпалить что-нибудь типа «не знаю и знать не хочу», но не успел. Клер уже не могла остановиться.
– Может, она любит вас так, как никого и никогда не любила. И сбежала именно поэтому. Она просто испугалась!!!
Тори меня убьет. Точно убьет. Но я ему все равно скажу! Даже у таких людей бывают угрызения совести… Должны быть! Будут!
Что?!
Джон ошалело молчал. Его сердце работало с перебоями. Сознание лихорадочно пыталось вместить то, что он только что услышал, и хоть как-то соотнести со всем тем, что он себе вообразил. Не получалось.
– Испугалась того, что вы ее пожалели, а на самом деле она вам не нужна. И сидела ждала, наверное, звонка, чтобы объясниться. Вы позвонили. О да! Только не ей, а в офис. Потому что мужская гордость важнее и – чего уж там – превыше всего на свете! И можно даже растоптать человека, который любит тебя больше жизни. Вот за это я презираю вас, Джон Катлер, и очень рада, что вам плохо! Надеюсь, это не ложь… Самовлюбленный эгоист! – Клер ударила трубкой о рычаг телефона – именно с той силой, с какой влепила бы Катлеру пощечину. Рычаг хрустнул и сломался. Телефон замолчал навсегда.
Все! Я сделала это. Только вот… Теперь все кончено.
Горячо пылали в камине сосновые поленья. Тепло и уют.
Джон смотрел на огонь. Перед глазами вставали знакомые черты. Плавные, грациозные движения. Манера Виктории держаться, наклон головы и множество других мелочей…
Так она все-таки любит меня? Если только ее сестра не врет… Бедная Виктория, она просто испугалась! Наверное, много раз обманывалась в людях. Это так знакомо!
Одно из поленьев щелкнуло, и комнату на мгновение озарил яркий оранжевый свет, трепещущий и… какой-то живой.
Да. Это очень похоже на правду. Эта странная женщина звонила не зря. Теперь все сходится. Значит, она меня любит, она испытывает настоящее чувство… Значит, конец свободе? Плевать! Я ведь уже хотел отдать часть этой свободы чужой женщине. А теперь все будет по-новому. По-новому и великолепно.
Пальцы Джона равнодушно обнимали стакан с виски. Его сейчас не интересовали ни огонь, ни скопившееся в комнате сухое душистое тепло, ни холод, струящийся в ладонь от плавающих в напитке кубиков льда. Его взгляд был устремлен внутрь себя.
Столько женщин было… И от каждой оставалась только тоска. Уходя, они все забирали что-то. Что-то от меня. Но даже пока были рядом – не отдавали себя.
Джон не знал, что делать дальше. Со слов той странной девушки выходило, что он собственноручно сломал Виктории жизнь, карьеру и вообще был кругом виноват.
И это тоже очень похоже на правду! Но я не смогу попросить прощения! Это не для меня. Джон Катлер никогда не извинялся.
Пока еще нет. Но какой смысл продолжать жить так дальше?
Джон понимал, очень хорошо понимал, что теперь все эти условности стоят так мало…
Да, я попрошу прощения, извинюсь, если нужно встану на колени! Главное, чтобы все это поскорее закончилось и мы снова были вместе.
Чуть дрожащие от сильнейшего волнения пальцы уже набирали заветный номер. Нет ответа. Пять гудков, десять. Равнодушные, ритмичные механические звуки. Душу наполнило разочарование, но вместе с тем крепла решимость. И в чем угодно можно отказать Джону Катлеру, но только не в упрямстве!
Если надо – я поеду в Лондон. Найду ее там или где угодно. Теперь все уже решено. Она моя.
Джон аккуратно положил трубку бесполезного теперь телефона. Он молча встал и отправился в гардероб. Одеваясь, он поражался своему внутреннему спокойствию и собранности. Завязывая галстук и застегивая запонки, Джон думал только об одном – о Виктории.
Я все исправлю! Никому тебя не отдам! Найти тебя. Увидеть. Все рассказать. Забрать с собой навсегда.
Любовь – это все-таки что-то необыкновенное! Она дает светлую уверенность в том, что все на свете можно исправить…
Джон усмехнулся: как только он мог влюбиться вот так – глубоко и безрассудно?!
Да очень просто! Рядом со мной никогда никого не было!
Рано отдалившиеся родители, светлые воспоминания о детстве. Дом, в котором они жили, его семья… Было ли там все так хорошо? Нет, не было.
А потом? Путь сильного человека – это путь одиночества.
Может быть, друзья?
У меня нет друзей!!! Нет такого человека, который воспринимает меня просто так. Деньги и положение делают искреннее общение невозможным.
Публичное одиночество. Богат? Да. Счастлив? Нет. И одинок. Бесконечно одинок.
Но появилась Виктория! И все не так. Может быть не так. Джон знал это наверняка. Ей он был интересен. Она могла его полюбить, пожалеть, выслушать, спать с ним, делать все, что угодно, и все – по-настоящему.
Он не ее работодатель, а она не его служащая.
Виктория – странная одинокая художница. Ее взгляд… Хотелось сделать для нее все, что угодно. Взять на руки и не отпускать. Наконец-то чувствовать чье-то искреннее тепло рядом. Тепло, которое отдают просто так.
Она любит меня. А я люблю ее. И нет ничего важнее. И ничто теперь не сможет нам помешать…
8
Вымытая, блестящая мокрым шелком асфальтовая дорога извивалась между межевыми столбами частных владений. Эти загородные участки, скорее похожие на заповедники, тянулись и тянулись за приоткрытым окном такси. Водитель ехал не спеша: после ночной грозы дорога была скользкой.
Кэссиди поудобнее устроилась на сиденье. В машине было душновато и сильно пахло виниловой кожей сидений. Таксист молчал, глядя строго перед собой. После того как она высказала свое мнение о его машине, внешнем виде, профессионализме и многом другом, он вообще перестал смотреть по сторонам и его лицо будто окаменело. У Кэссиди было далеко не самое хорошее настроение. Что ж, за это сполна поплатился водитель такси.
