Памела Бэрфорд - Борьба без проигравших
Она подняла глаза, но смотрела в другую сторону.
— Калеб, расскажи мне, почему ты ушел из армии.
Он повесил полотенце на шею.
— Понимаешь, меня давно уже грызло одно чувство… чувство разочарования.
— Разочарования? В чем? В насилии?
Он помолчал, обдумывая, как выразить словами то, что заставило его покинуть армейскую жизнь — единственную жизнь, которую он знал.
— Там особые законы. Со временем привыкать и изменяешься сам. Думаю, я понял, что не хочу больше терять самого себя, прежнего. — Калеб взглянул на Элизабет. — Ты меня понимаешь?
Он видел, что она обдумывает его слова. Когда она ответила «да», он поверил, что она поняла.
— А потом я за короткое время потерял и маму, и Дэвида, и это решило дело. В глубине души я знал, что когда-нибудь придется начинать жизнь сначала.
— Ты жалеешь об этом?
— Пока нет. Может быть, когда-нибудь пожалею.
— Откуда у тебя эти шрамы? — Элизабет придвинулась к нему, чтобы получше рассмотреть руку, на которой был красный рубец до самого плеча.
Калеб рассеянно дотронулся до такого же шрама на виске.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь.
— Возможно, но все же расскажи.
— Это случилось давно, во время операции по спасению одного американского бизнесмена, имевшего отношение к ЦРУ. Его держали в тюрьме в одной из стран Центральной Америки. Охраняли его четыре человека, у которых был приказ убить его, если он попытается бежать. В здание мы пробрались через крышу. Затем спустились в камеру, где был заложник, надели на него бронежилет и посадили в наш вертолет.
— Охрана пыталась вас остановить?
— Да.
Лицо Калеба было непроницаемо. Элизабет отвела него взгляд и посмотрела на его руки, те самые руки, которые ласкали ее всею лишь несколько часов назад. Этими руками он убивал людей.
— Они пытались нас остановить, и мы их убили. Кроме того парня, который не стрелял. Он дрожал как осиновый лист. Сидел на лестнице съежившись от страха, когда мы спускались, я приковал его наручниками к перилам.
Калеб не смаковал эти подробности, но и не скрывал их.
— Мы висели, прицепившись к брюху вертолета, когда его сбили, — сказал Калеб, показывая на шрам. — Двоим ребятам досталось еще больше, чем мне. Мы отстреливались, пока не пришла подмога.
— А заложник не пострадал?
— Ни одной царапины.
Элизабет протянула руку и коснулась прохладными пальцами его предплечья, где извивался зигзагообразный уродливый шрам. При этом она всем телом прижалась к нему. Сначала Калеб не понял, что происходит, а потом затаил дыхание. Он положил руку поверх ее руки, и они так сидели несколько минут.
— Калеб. — Она немного помолчала. — Ты теперь знаешь, что я не была истинным членом «Авалона». Ты все равно не отпустишь меня?
— Нет, Элизабет, не отпущу.
Она отвернулась, Калеб понял, что опять обидел ее, и примирительно положил руку ей на плечо. Элизабет резко отодвинулась и встала.
— Ты же умница, ты прекрасно понимаешь, почему я не могу отпустить тебя. Я дал обещание Дэвиду. Если ты говоришь правду, и там творятся темные делишки, то ты как разведчик будешь в еще большей опасности.
Он не сказал всего остального. Он не сказал, что хочет заботиться о ней независимо от обещания, данного Дэвиду.
Глава седьмая
Калеб беспокойно метался по постели. Ему снился сон. Что-то про его руку. Еще не проснувшись, он бессознательно тер тыльную сторону правой руки. Впечатления сна смешались с каким-то знакомым ощущением — ощущением боли. Остатки сна рассеялись, как туман.
Он неуверенно приподнялся на постели и спустил ноги на пол. Нащупал выключатель и отбросил назад свисавшие на глаза волосы. Поморгал на свет и широко открыл глаза, уставившись на свою правую руку.
Ему приходилось видеть это и раньше, давно, когда он проходил обучение в Северной Каролине, где располагался спецназ. Тогда, как и теперь, он не почувствовал укуса паука. Через несколько часов, когда наступила аллергическая реакция, все было в точности так же, как сейчас, — в месте укуса появился зудящий красно-белый бугорок с бесцветным волдырем посередине размером с пятидесятицентовую монету.
Должно быть, это случилось до обеда, когда он разбирался в сарае и укладывал инструменты на зиму. Ладно, по крайней мере, он знает, что надо делать. Зевая и почесывая руку, Калеб вытащил из-под подушки ключи и направился в холл.
Проходя мимо закрытых дверей комнаты, где спала Элизабет, Калеб задумался над тем, какую из своих неприличных ночнушек она надела и как разметалась на постели. Она представилась ему лежащей на спине с закинутой за голову рукой, одна нога согнута. Она сбросила с себя одеяло, ее полная грудь поднимается и опускается под тонким шелком бледно-голубого цвета. Она что-то бормочет во сне, губы ее приоткрыты… Она видит во сне его, Калеба, видит домик на дереве…
Тихо обругав себя за дурацкое воображение, Калеб стал спускаться с лестницы. Эта неделя далась ему труднее, чем обучение в подразделении «Дельта». Он чувствовал: чем больше времени они проводят вместе, тем больше ему хочется завершить то, что он начал в ту грозовую ночь.
С каждым днем Элизабет все прочнее входила в его жизнь и в его душу. Заставляла страстно желать ее, желать так, как никогда в жизни он ничего и никого не желал.
За это время Калеб узнал, как можно добиться от Элизабет этой милой улыбки, когда она улыбается одной стороной рта, научился понимать ее жесты. Он вспоминал все то, чем они вместе занимались: утреннюю пробежку, возню с котятами, то, как они сгребали граблями листья, смотрели в телескоп на звезды, играли в «скрэббл», поджаривали тосты, разводили огонь в очаге в его выложенной плитами пещере.
И каждый вечер, ложась в постель, Калеб подолгу лежал без сна, вспоминая ту грозовую ночь, глаза Элизабет, затуманенные страстью, ее прерывистое дыхание, дрожь… Он снова ощущал ее горячее тело в своих объятиях, когда они стояли под ледяными каплями, падавшими на них из неплотно прикрытого люка в потолке.
И живая картина последнего момента, когда он почти овладел ею, но ему пришлось стиснуть зубы и покинуть ее, помогала ему удерживаться от того, чтобы их отношения стали слишком близкими. Он знал, что во второй раз ему ни за что не удастся сдержаться.
Калеб отпер дверь в «комнату ужасов» — в кладовку рядом с кухней — и начал рыться в аптечке. Аспирин, микстура от кашля, бритвы, лосьоны и притирания его матери… Тут еще была коробка с таблетками от аллергии.
Он открыл ее и вытащил последнюю пластинку. Она была пуста. Калеб потряс коробку. Бесполезно. Нетерпеливо высыпал содержимое пакета на пол, сел на корточки и начал перебирать все пузырьки и коробочки. Ничего.
