Джорджи Энн Дженсон - Счастливый жребий
Мерфи расчистил место на полу, а Мак раскатала одно из старых сырых одеял и принялась расстилать его. Мерфи оттащил стол к двери и перевернул набок. Потом отгреб в сторону мусор, и Мак расправила одеяло.
Мерфи тихонько рассмеялся:
— Если они наткнутся на эту хижину, то подумают, что мы с тобой — просто кучка старых тряпок в углу.
Покачав головой, он взял одно из ведер и исчез за дверью. Мак прислушалась к его приглушенным шагам — Мерфи направился к озеру, — потом занялась устройством постели. Они оба нуждались в отдыхе. Отчаянно нуждались.
Мерфи вернулся с полным ведром воды. Усадив Мак на одеяла, намочил в ведре обрывок материи и отжал его. Осторожно отер кровь с виска. И с облегчением убедился, что ранение поверхностное.
Мак взяла у него тряпку, прополоскала и стала смывать грязь с его лица и красного пятна вокруг пулевого ранения на плече.
— Тебе следовало бы сейчас находиться в больнице, где тебя накачали бы антибиотиками и апельсиновым соком.
— А тебе следовало бы лежать на солнышке на веранде, читать любовный роман и жевать шоколадное печенье, а ветерок развевал бы твои волосы. — Его пальцы нырнули в ее густую шелковистую гриву, и она почувствовала у себя на затылке его ладонь.
Дрожа больше от его прикосновения, чем от холодного ночного воздуха, Маккензи пристально всматривалась в мужественное лицо своего спутника. Она хотела снова приложить мокрую ткань к его плечу, но Мерфи остановил ее.
Он взял у нее тряпку и опустил в ведро. Лунный свет просачивался в щели стен, так что они все видели и смогли помыть друг друга по очереди. Его руки, ее руки. Его шея, ее шея. Наклонившись, Мерфи скользнул губами по ее ключице и дальше, вниз, расстегнув сначала одну, потом другую пуговку на рубашке.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Его большой палец осторожно прикоснулся к ранке на ее виске, по которому разливался синяк.
Она кивнула. Слова застряли у нее в горле.
Туман, более густой, чем окружающий их полумрак, обволакивал ее мозг. Все звуки исчезли. Остались только ощущения. Его огрубевшие от работы руки осторожно скользили по ее коже — такими движениями художник наносит мазки на полотно. Его горячее дыхание опалило ее ухо, когда он коснулся губами ее щеки. Холодные твердые губы стали теплыми, когда он с поразительной нежностью прижал их к ее устам.
Она положила руки на его надежные плечи, стараясь не потревожить пылающую рану.
Стянув с нее рубашку, он осторожно завернул Мак в одеяло. Они обходились без слов. Слова были не нужны. Это было единение двух чужих людей, двух сердец… которые узнали друг друга, но еще не соприкасались. До этой минуты.
Стоя на коленях, Мак протянула руки и расстегнула «молнию» на его джинсах. Он спустил с ее бедер холодные влажные слаксы. Она стащила с него джинсы и бросила их на кучу мокрой одежды. Они придвинулись друг к другу. Потом еще ближе. Само чудо соприкосновения двух обнаженных тел открывало их сердца и души.
Нагие, беззащитные, ищущие, дрожащие, они соприкоснулись. Мак медленно раскрыла объятия; она откинула одеяло, приглашая его к себе. И услышала его тихий благоговейный вздох, когда он протянул руки и крепко прижал ее к себе. Тело прижалось к телу. Это таило в себе и опасность, и надежду.
Предвкушение блаженства разливалось по жилам. Одна рука согревала другую. Одно плечо касалось другого. Они прижимались друг к другу все крепче и крепче.
Широко раскрытыми глазами они пристально всматривались в густой полумрак, пытаясь рассмотреть друг друга. Его ладони прошлись по ее спине, спустились по изгибам бедер и ягодиц. Пальцы ее зарылись в его густые волосы. Она обняла его за шею. Потом провела ладонями по широким твердым плечам и стиснула крепкие предплечья. Ее ищущие губы скользнули по его груди.
Мак застонала от наслаждения, когда Мерфи крепко прижал ее к себе. Его близость заставляла ее трепетать. Дрожь пробежала по ее телу — словно дрожь лунного света по водной ряби.
Мерфи предпочел бы, чтобы ее окружали музыка, зажженные свечи и цветы. Но он мог предложить ей только себя и все то, что делало его Томасом Джастисом Мерфи. Придется удовлетвориться тем, что они для себя приготовили. Впрочем, в данный момент ему не было бы слаще, даже если бы они лежали сейчас среди полевых цветов на лугу.
Они легли вместе, и он держал ее в колыбели своих рук. Он целовал ее грудь и лилейную шею, казавшуюся бархатистой. Припав губами к ее губам, пробормотал:
— Ты заслуживаешь лучшего, чем это.
У нее вырвался вздох.
— Лучше не бывает. — Она едва заметно улыбнулась и провела ладонью по его плечам и бедрам. Потом чуть повернулась — легла так, чтобы прижаться к нему еще крепче. Сердце ее затрепетало, когда она услышала, как он резко втянул в себя воздух.
Он не хотел шевелиться, опасаясь, что томное горячее предвкушение, которое вызывало в нем каждое ее прикосновение, улетучится. Мак отвечала ему такими же поцелуями, какими он осыпал ее, — не нежными, а жаркими и требовательными, Она перекатилась и легла на него сверху. И тотчас же крепко прижалась к нему. Ее маленькие-ладони трепетали на его груди и бедрах, а ее губы, оторвавшись от его губ, покрыли поцелуями его плечи. Снова поцеловав Мерфи в губы, она прошептала:
— Ты такой красивый…
Эти простые слова пронзили его сердце, разрушили там все скалы, охранявшие его и одновременно державшие в заточении. Он проник в ее ухо кончиком языка, оставляя в ушной раковине горячий влажный след. Потом снова прижался губами к ее губам, и его язык коснулся ее языка. Наконец Мерфи осторожно отодвинулся и приподнялся — так, что она оказалась под ним.
Было слишком темно, чтобы разглядеть ее, но он чувствовал, что она на него смотрит. Никаких вопросов. Только доверие. Господи милостивый, она ему доверяет!
Ее рука поднялась, кончики пальцев скользнули по его щеке и губам.
— Сделай меня своей, Мерфи.
Их охватило изумление, предвкушение того, что должно произойти между ними, того, что они станут одним целым, одним телом, разумом и душой. Она снова устремилась ему навстречу, и он вошел в нее, вошел плавно и сладко, заполняя ее собой.
Она возносилась все выше и выше, и кровь шумела у нее в голове, когда он шептал ее имя. Власть над ним. Ее руки, ее собственные руки, ими одними она могла доставить ему наслаждение. Показать ему, как много он для нее значит. Она обладала властью, о которой раньше и не мечтала, и это вызывало восторг. Она могла отдавать гораздо больше, чем прежде, и от сознания этого ее могущество возрастало.
Ее руки ласкали его, притягивали к себе его бедра и ягодицы. А он крепко прижимался к ней и отстранялся, медленно-медленно… Ему всегда будет ее мало.
