Алла Осипова - Лоскутное одеяло
— Почему ты все не то делаешь? — спросила я изображение.
Изображение пожало плечами.
Все, решено. Просто буду сидеть в углу и молчать.
Примерно к десяти часам вечера секретный вечер завершился и почти все разъехались, остались только двое — седоволосый пожилой мужчина и огромный парень в бейсболке. Мужчина показался мне очень знакомым. Я вспомнила — это был известный политик, часто выступающий по телевизору. Вот это да! Как интересно!
Я любовалась красотой, окружавшей со всех сторон. Наступила бархатная ночь. Темное небо усеяли яркие звезды. Воздух был пропитан ароматом цветов, вокруг горели маленькие фонарики, отбрасывающие на небольшое расстояние теплый медовый свет, а в зарослях громко пели южные цикады. Бассейн загадочно отражал фонарики, и на поверхности воды покачивались цветы. Все это дополнялось вкуснейшим ароматом мяса, жарившегося на открытом огне, и тонкими ароматами дорогих духов.
Нам всем разрешено было «выйти из тени», и начался пир горой! Видимо, все дела очень хорошо разрешились, поэтому Юра был в прекрасном настроении.
— Извини меня, я погорячился, все в порядке, отдыхай, расслабляйся, теперь все можно.
— А можно мне взять автограф у этого седоволосого дяденьки? Я знаю, он — политик. И так похож на дона Корлеоне! Я потом дедушке буду показывать автограф и гордиться, — робко спросила я.
Он взглянул на меня как на больную и расхохотался.
— Я сказал «все можно», нов рамках. Я чувствую, когда-нибудь ты подведешь меня под монастырь. Запомни — ты никого не видела и ничего не слышала. Просто ешь, пей и веселись. И рот не раскрывай.
Я глубоко вздохнула. Все невпопад.
Мы провели остаток вечера вполне мирно, ели, пили и слушали приглашенных музыкантов. Это были киприоты, одетые в национальную одежду, стройные и молодые. Они играли на особом национальном инструменте, который называется бузука. Чуть позже подвыпившие мужчины совсем развеселились и попросили их сыграть сиртаки. Можно было умереть со смеху, когда Михаил, Леша, Юра и незнакомый парень в бейсболке взялись за руки и стали танцевать сиртаки. Их крупные животы ходили ходуном, слабые от алкоголя ноги заплетались, и в результате они сбились с ритма и с гиганьем, визгом и матерщиной со всего размаха все вместе плюхнулись в бассейн. Леха стоял с краю, он зацепился рубашкой за микрофон, который стоял рядом с одним из певцов, провод подсек киприота, он не удержал равновесие и упал плашмя на блюдо с пирожными. Все это напоминало комедию в американском стиле, где обязательно размазывают по лицу торт. Однако эта бесшабашная вечеринка происходила на моих глазах, на Кипре, а не в Америке. Наверное, в этом месте надо было смеяться, но я до такой степени запуталась — что можно делать, а чего делать нельзя, — что стала просто смотреть и для верности повторять за другими. Женщины осторожненько смеялись и хлопали в ладоши. Я тоже стала посмеиваться и озираться, чтобы понять, как вести себя дальше. А дальше мы немножко потоптались под музыку, имитируя танцы.
В этот вечер я ничего криминального не сделала, ура. Даже Марина вполне благосклонно мне улыбалась и советовала попробовать то одно блюдо, то другое.
Ночью Юра сжимал меня в объятиях так крепко, как будто собрался раздавить. Всю ночь я дышала винными парами и не могла освободиться из его рук. К утру все мое тело одеревенело от неудобного положения. Я не спала ни минуты. Пришлось всю ночь вспоминать, как прекрасно море, как плещутся волны и как морская вода нежно ласкала мое тело…
Рано утром улетал наш самолет. Уик-энд на Кипре завершился.
Эх, море… Сидя в самолете, я смотрела на его прекрасные искрящиеся сине-зеленые воды и обещала когда-нибудь вернуться в его объятия. Я хорошо уяснила, что проявлять какие-либо естественные чувства рядом с Юрой опасно, поэтому всю дорогу не высказывала никаких эмоций, просто притворилась, что сплю. А может быть, и вправду спала. Мне снился сон, что Юра улыбается, у него счастливые глаза, и он ласково целует мои длинные волосы, и вся моя душа до краев наполняется нежностью…
Осенняя Москва встретила нас серым небом и заморозками. Совершенно нереально, что еще три часа назад мы находились на самом прекрасном острове — острове любви Афродиты.
После поездки наши с Юрой отношения приобрели какой-то другой оттенок. Казалось, он меня побаивается. Вернее, опасается, что я могу что-нибудь учудить.
…Однажды Юрий попросил меня съездить к его отцу, Михаилу Юрьевичу, сделать ему массаж. У него что-то с шеей, видно, застудил. Коля приехал за мной, и мы двинулись в путь.
В квартире Михаила Юрьевича все было не так, как у Юрия. Все очень сдержанно и благородно. Много книг, классика и современные, антикварные предметы, подобранные с большим вкусом, сдержанное освещение бежево-коричневой гаммы, без всякой позолоты, достойно и просто. «Аристократ, просто аристократ…» — подумала я.
В квартире не было никого, кроме Михаила Юрьевича, меня и огромного вислоухого кота.
— Валентина Матвеевна уехала в салон, скоро вернется. Меня, видно, просквозило в машине, шея не поворачивается, — сказал Михаил Юрьевич, устраиваясь в кресле.
— Ну, это пара пустяков, — сказала я решительно и стала делать ему массаж шеи и спины. Я чувствовала под руками очень мощную, сильную энергию холода, которая борется с энергией сухости. Кончики моих пальцев сначала онемели, а затем постепенно стали разгораться, как свечи. Потом я постаралась придать своим пальцам свойство нагретых на солнце камешков и особое внимание обратила на биологически активные точки. — Ну как, лучше? — поинтересовалась я в конце сеанса.
— Ой, хорошо, почти совсем прошло. Спасибо, малышка.
Михаил Юрьевич вдруг развернулся ко мне, обнял и впился в мои губы. От неожиданности я остолбенела, но потом вырвалась.
— Я же девушка вашего сына, вы что!
Михаил Юрьевич приближался ко мне, как хищный зверь к добыче.
— А ты только поцелуй меня — и все. — Он расстегнул «молнию» на брюках и продемонстрировал упругое содержимое. — Его поцелуй как следует, и я тебя отпущу. А если не поцелуешь, скажу Юрию, что ты — маленькая сучка и сама лезла ко мне, потому что он недодает тебе. Я же знаю, что он больше ничего не может…
— Нет! Ну, пожалуйста, отпустите меня, не портите нашу дружбу! Это же ваш сын, так нехорошо!
— На свете нет понятий «плохо» и «хорошо», малышка. Все события в мире нейтральны. Адама и Еву вышвырнули из рая, потому что они стали думать над тем, что плохо и что хорошо…
Михаил Юрьевич сжимал стальными пальцами мои плечи, все больше и больше вдавливал меня в стену. Он прижимался ко мне всем телом, пытаясь снова поцеловать. Я чувствовала его старческую похоть, от него пахло кислым потом. Но моих губах еще остался привкус его сморщенных губ. Я отвернула лицо и думала с горечью: «Надо же, а я еще думала — благородный, интеллигентный… Сына предал сразу и жену из-за животного инстинкта, еще про Адама и Еву рассуждает…»
