Сандра Филд - Соблазнитель из Канады
Он шагнул к ней, Заглянул в мокрое от слез лицо, бережно взял ее за подбородок.
— Нелл, хорошая моя, никто и никогда не говорил мне таких чудесных слов.
— Правда? — всхлипнула она, млея от идущей от него нежности.
— Никто и никогда, — повторил он, как клятву. — Да я и не подпускал к себе никого так близко. Но ты совсем другое дело, Нелл.
— Только я терпеть не могу недомолвок и ненавижу секреты!
— Хотя у тебя самой их предостаточно, — мягко укорил он.
— Может быть, когда-нибудь, когда ты уедешь на свой Запад, а я вернусь в Голландию, я напишу тебе письмо и расскажу, как и почему оказалась в Канаде. — Ее ресницы дрогнули, и уже совсем шепотом, почти просительно она договорила: — Ты все-все поймешь.
— Пока я понимаю, что Голландия и Ванкувер куда дальше, чем за пять шагов, — мрачно пошутил он.
Нелл уже не рада была их уговору; ей хотелось не шаги считать, а броситься Кайлу на шею и разом забыть все разделяющие их секреты и не думать, к чему это может привести. Вместо этого она отступила назад и даже руки спрятала за спину.
— У меня не очень-то получается молчать, а? — Она постаралась, чтобы голос звучал как можно беззаботнее.
Кайл, казалось, ничего не услышал. Глядя в ее заплаканное лицо, он спросил, как спрашивала она:
— Ты и, правда, хочешь заняться со мной любовью, Нелл?
— Когда ты рядом — да, — сказала она просто. — И ты это знаешь, не можешь не знать. Но когда тебя нет, мне и подумать об этом страшно. Возможно, так оно и лучше: ты ведь все равно уедешь, как решил.
— Я уже говорил тебе, что для нашей встречи трудно было бы найти худшее время. Мне тридцать четыре. У меня нет ни работы, ни дома, и я места себе не нахожу, как карибу в сентябре. Клиника на Западе, куда меня пригласили, лакомый кусочек в моем положении, и она даст мне то, чего я долго был лишен — покой.
— Покой... Это все, что тебе нужно? — недоверчиво спросила она.
— Я не знаю, что мне нужно! В том-то и проблема, а ты все только усложняешь. — Он сокрушенно махнул рукой и неожиданно договорил: — Ты могла бы поехать со мной, Нелл.
— Не говори глупости, — покачала она головой.
— Почему глупости? Там и тебе найдется переводческая работа.
— Но я хочу остаться здесь!
— На Западе тоже красиво. Те же горы, ледниковые реки, луга; и там есть не менее удивительные места.
— Кого ты пытаешься убедить — меня или себя? — Ее глаза требовали ответа.
— Кажется, ты собиралась промолчать целый день, — напомнил он, злясь на свою беспомощность перед этим открытым и требовательным взглядом.
— Предпочитаешь, чтобы я онемела? — Она воинственно вскинула подбородок.
Он вдруг запрокинул голову и... расхохотался так весело, что и сердитая на него Нелл не удержалась от улыбки.
— Нет, ты — и немая?! Это было бы невосполнимой потерей!
Кайл притянул ее к себе и поцеловал. Она мгновенно отозвалась на этот поцелуй чувственной дрожью, раскрылась навстречу его губам, вжалась в него, ища защиты от снедающего ее огня и желая, чтобы этот огонь не угасал...
Кайл вдруг отстранился; он снова дышал, как после тяжелого подъема. Нелл понемногу приходила в себя от этой не нашедшей завершения пытки. Не в силах разобраться в сумятице чувств и пытаясь скрыть, как она разочарована тем, что поцелуй прервался так некстати, она с преувеличенным нетерпением потянула его дальше.
— Ну, идем же скорей! — звала и торопила она, не выпуская его руку из своей. — Осталось совсем чуть-чуть.
— Осторожно! — то и дело останавливал ее Кайл, у которого сердце заходилось от той бесшабашной лихости, с какой она преодолевала гранитные уступы, не обращая внимания на осыпающиеся под ногами мелкие камешки...
Между тем их шагов уже не было слышно за ревом воды, падающей с двадцатифутовой высоты, и водяная пыль увлажнила их лица и одежду. Нелл, крепко ухватившись за руку Кайла, нагнулась и глянула вниз, где прямо под ними кипело, как гигантская джакузи, озерко, полное падающей с поднебесья воды. Стараясь перекричать водопад, Кайл сказал, наклоняясь к самому ее уху:
— Мальчишками мы частенько плавали в таких «бассейнах».
Нелл жаждала остудить разгоряченное тело, нерастраченная энергия требовала выхода.
— Давай и мы искупаемся!
— Я не захватил плавки. — В его глазах ожили смешинки, которые она так любила.
— А я отвернусь, — просто сказала она и начала спускаться туда, где в папоротниковых зарослях призывно голубела вода, Точнее, она не спускалась, а сползала, сидя на корточках и превращая джинсы из однотонных в полосато-пыльные. Кайл последовал ее примеру...
Оказавшись внизу первой, она с улыбкой наблюдала, как, вовсю чертыхаясь, он съезжает к ней, также не щадя и без того потертых джинсов.
— Я переоденусь здесь, — показала она на низкие лиственницы, стайкой жавшиеся к берегу. — Так как выяснилось, что мне плохо даются зароки, я не стану обещать, что даже не взгляну в твою сторону.
— Можешь не только смотреть, — смеясь, разрешил он и торжественно возвестил: — Я весь в вашем распоряжении, Петронелла Корнелия.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она, поворачиваясь перед ним, как перед зеркалом.
— Очень! — Его улыбка стала шире.
— И ты мне очень нравишься, — серьезно и задумчиво сказала она. — Знаешь, по-моему, нравиться друг другу — это значит уметь вместе смеяться.
— По-моему, ты только что сделала величайшее открытие, — Кайл в шутливом почтении склонил перед ней голову.
— Думаешь, я не вижу, как ты насмехаешься? — Она смотрела на него поверх солнечных очков. — Что ж, купание тебе не повредит. Надеюсь, твой пыл поостынет.
— Для этого мне надо будет здорово замерзнуть, — хмыкнул он, снова переиначивая ее слова, и, не давая опомниться, быстро чмокнул Нелл в кончик загоревшего носа.
Ну как она будет без него и без Ньюфаундленда?! Сама мысль о скорой разлуке причиняла боль.
Нелл опасливо ступила в обжигающе холодную воду, беззвучно охая, зашла поглубже и пару раз едва не поскользнулась на гладких камнях. Огляделась, ища глазами Кайла, и, не найдя, запаниковала было, но тут же увидела его: стоя поодаль, он подставлял обнаженное тело под жалящие брызги водопада. Капельки воды усеяли широкие плечи, стекали по узким бедрам, тугим ягодицам, стройным ногам. Глаза его были закрыты. Нелл вдруг отчетливо поняла, что сейчас он никак не рассчитывал на зрителей. Он совершал омовение. Он очищался. От скверны прожитых на войне лет, от горечи не оставляющих в покое воспоминаний, от всех совершенных ошибок, которые причиняли столько боли; от себя прежнего, утратившего доверие к себе самому и ко всему миру...
