Натали Митчелл - Жаркие ночи
— Зачем? Ты уже устала?
В этот момент я хлебнула воды, которая на вкус оказалась не такой прекрасной, как на вид.
— Кевин! У меня все жжет в носу! Фу, как противно! Спаси меня!
— Ну, если ты так ставишь вопрос…
Подплыв ко мне, он произнес с сомнением:
— Вообще-то спасают, хватая за волосы… Но, по-моему, ты нисколько не паникуешь, так что…
И он приобнял меня, осторожно прижав. Так мы и поплыли к берегу, как единое существо, живущее в ритме любви. Моей любви.
Ступив на берег, мы оба бросились одеваться, точно лишенные защиты моря, сразу устыдились своей наготы. Друг на друга мы не смотрели, и мне подумалось, что мы ведем себя, как двенадцатилетние скауты, отбившиеся от своего отряда. Хотя некоторые двенадцатилетние сейчас куда смелее, чем мы…
«Если б я любила его чуть меньше, — подумала я с тоской, которая грозила испортить весь этот вечер, — мне ничего не стоило бы соблазнить его».
— Спасибо тебе за это Рождество, — сказал Кевин, когда я повернулась.
Я испугалась:
— Кевин! Ты говоришь так, будто мы сейчас распрощаемся…
— Нет. Я надеюсь, что отец пустит нас обоих.
Я изумилась:
— Ты предлагаешь нам спать втроем на одной кровати? Она, конечно, как аэродром, но…
— Мы с отцом охотно уступим ее тебе, — пообещал Кевин таким любезным тоном, словно мы были едва знакомы и не он только что рубил волны, чтобы успокоиться после иллюзорной близости со мной.
Я подумала: «Вот спасибо! Ему и в голову не приходит, что можно провести со мной и ночь. Она могла бы оказаться не хуже вечера».
— Сомневаюсь, что твой отец придет в восторг.
— В нем еще сохранилось кое-что от джентльмена, — заверил Кевин.
У меня вырвался смешок:
— Что именно?
— Вот увидишь, он будет не против.
«Он был бы не против и устроиться на кровати втроем», — убежденно подумала я, но Кевину решила этого не говорить. Он и так был невысокого мнения о своем родителе.
— А давай поспорим! — азартно предложила я. — Если он меня выставит, я еще и угощу тебя завтраком, а если…
Он перебил:
— Ясно. Завтрак за мной.
— Ты так уверен?
— Абсолютно.
— Знал бы он, что мы делаем на него ставки!
Кевин заверил:
— О, он и сам азартен до неприличия! Вчера он таскал меня смотреть петушиные бои. Проигрался в пух и прах. Я говорил ему, что не на того надо ставить.
Это неподдельно ужаснуло меня:
— Кевин! Не может быть! Ты смотрел, как птицы убивают друг друга?
— Все остались живы! В Таиланде это не такое уж жестокое зрелище. Здесь петухам не надевают железных шпор и лезвий на перья.
— А где-то надевают?!
— Да почти во всех азиатских странах! А тут им даже пытаются прикрыть природные шпоры, чтобы они меньше поранили друг друга. Надевают на ноги нечто похожее на боксерские перчатки. Они, между прочим, дерутся главным образом ногами. Кстати, петухи-бойцы здесь стоят по нескольку сотен долларов…
— Каждый?
— Каждый. Пойдем?
Мы медленно побрели по песку, продолжая говорить о петушиных боях, которые нисколько не заинтересовали бы меня, если б об этом рассказывал кто-то другой. Но в устах Кевина все наполнялось особым смыслом.
— Говорят, в Бангкоке есть магазин, где продают специальные намордники для таких петухов.
— Намордники?
— Скорее, наклювники. И специальные эластичные бинты для петухов.
— Тонюсенькие?
— Им тут же после боя дезинфицируют раны, зашивают. А еще перья из глотки вытаскивают.
Я засмеялась, представив эту картину.
— Ага, теперь тебе это уже не кажется таким ужасным? — Кевин вдруг поймал мою руку и переплел свои пальцы с моими.
Это была простая, почти детская ласка, но у меня от нее так пронзительно защемило сердце, что мне почудилось: оно вот-вот остановится. У меня и раньше были бойфренды, некоторые из них очень волновали меня, но еще ничье прикосновение не пронизывало меня нежностью насквозь. У меня даже в ушах зазвенело оттого, как жарко прихлынула к голове кровь.
Я вдруг ощутила себя деревом, сквозь которое текут земные соки, наполняя его жизнью, и из этой жизни уже готовы проклюнуться почки, уже набухшие наслаждением. По всему телу забегали мурашки, мне показалось, что даже волосы зашевелились от их движения и с готовностью затвердели соски, которых Кевин так и не коснулся в море. Он мог бы сделать это как бы нечаянно, я, естественно, и слова не сказала бы, но ему не пришло это в голову. Или он так хорошо владел собой?
Он и сейчас совершенно спокойно рассказывал, продолжая перебирать мои пальцы:
— Ты не поверишь, но для таких петухов даже выпускают специальные тренажеры! Беговые дорожки, как для людей. На них даже скорость регулируется. Стоят по двести двадцать долларов, это для тайцев немало.
— Для меня тоже, — выдохнула я, чтобы хоть что-то сказать. И даже не промахнулась с ответом.
— Да и для меня.
Я вдруг вспомнила:
— Кевин, а где ты подрабатываешь?
— Я… — Он заметно смутился. — Я нянчусь с маленькими детьми. А что? Мне нравятся дети.
— У меня от тебя голова кругом! — призналась я. — Ты и стихи пишешь, и петушиные бои смотришь, и детей нянчишь… Как это все в тебе уживается?
Он слегка стиснул мои пальцы, отчего у меня опять пронзительно напряглось в животе.
— Не знаю. Я — такой. Мне все это — в кайф, понимаешь? Тебе это не нравится?
— Наоборот, — ответила я коротко, а сама подумала: «Мне все в тебе нравится больше и больше. И мне в кайф быть с тобой, Кевин. Просто так — рука в руке».
Часть II
Кевин
1
Алисия… Сказочной красоты девушка со сказочным именем, как ты оказалась в моей жизни? Как свело нас время, которое обычно шутит так жестоко и разводит предназначенных друг другу в разных десятилетиях, а то и веках? Стрелки часов ненадолго превратились в волшебные, и мы встретились в той точке земного шара, где оба не должны были оказаться. По крайней мере, не одновременно…
Когда я увидел тебя в аэропорту, уже готовый сесть в самолет, чтобы с поднебесной высоты рассеять над землей прах моей обиды на отца, которого дал слово не видеть больше, мне показалось, что один из моих болезненных и сладких снов сместился в другую реальность. Сколько их было — этих снов о тебе?
За последние три года — все. Все с того дня, как мы встретились в первый же день занятий в колледже, но ты не заметила меня. Я солгал, что однажды увидел тебя в библиотеке и ты показалась мне смешной. Вернее, это действительно было, но гораздо позднее. А впервые я увидел тебя задолго до этого.