Валерий Роньшин - Корабль, идущий в Эльдорадо
— Это точно, — охотно согласился с ней Баварин. — Природе много талантливых людей не надо. Ей надо много рабочих муравьев. — Он похлопал меня по плечу. — Верно говорю, сынок?
Ксения громко засмеялась.
— Ну все! Хватит!!!
Я резко встал, чуть не опрокинув стул.
— Ты уходишь? — Ксения оборвала свой смех.
— Да. Что-то голова заболела. Пойду пройдусь, может, перестанет. А ты оставайся… если хочешь. — Я через силу улыбнулся. — Евгений Петрович расскажет тебе еще что-нибудь интересное.
— Это я запросто. — Баварин с победным видом покачивал ногой.
Я всей душой желал, чтобы Ксения сейчас встала и пошла вместе со мной. Но она осталась.
Я ушел один.
19
После ухода (я бы даже сказал — бегства) из ресторана, настроение у меня было паршивое.
А тут еще, как назло, я потерял ключ от квартиры, и мне пришлось пилить на другой конец города к матери в мастерскую. Мать сидела у окна, курила и задумчиво глядела на крыши соседних домов… Я спросил, как продвигается ее работа над сказками Андерсена. Она ответила, что никак. У нее вообще больше нет охоты к рисованию… Минут сорок я слушал материны сетования на жизнь, а потом, забрав ее ключ, отправился в обратный путь.
Дома я первым делом залез под душ, чтобы смыть с себя мерзкое настроение. Но мне и здесь не повезло. Не успел я намылить голову, как отключили горячую воду.
Проклиная все на свете, я кое-как домылся холодной и пошел в свою комнату, Я решил забраться в кровать, укрыться с головой одеялом и постараться уснуть. Однако сна не было ни в одном глазу. Тогда я включил телевизор. Но лучше бы я его не включал. С экрана ухмылялась противная баваринская рожа. Местный канал транслировал запись его беседы с Журавлевым.
Баварин очень умно отвечал на вопросы Журавлева о нравственных задачах киноискусства, о кино вообще и о себе, в частности. «Ай да Журавлев, — невольно восхитился я. Надо же как ловко все смонтировал! Ну просто гений монтажа!» Если бы я лично не снимал это интервью, то никогда бы не догадался, что Баварина озвучивал другой человек, что все снято в грязном гостиничном номере, и что сам Баварин — пьяный в стельку.
Неожиданно зазвонил телефон. Меня как током ударило. Я почему-то решил, что это звонит Ксения. И не просто звонит, а с намерением попросить прощения.
Я поспешил к телефону, в мыслях уже сто раз простив ее.
Но это была не Ксения.
— Роддом? — спросил мужской голос.
Я бросил трубку.
Господи, что за идиотизм! Охватившее меня раздражение требовало какого-то выхода. И, промаявшись до самого вечера, я наконец нашел этот выход.
Надо пойти и напиться.
На улице уже стемнело. Погода была отвратительная. Но далеко идти не пришлось. Прямо через дорогу, в бывшей пельменной, располагался ночной клуб под названием «Карусель».
Внутри все мигало, сверкало и переливалось.
Зеркальные плитки пола. Зеркальная стойка бара. Блестящие белые шары под потолком. Маленькая эстрада, утыканная разноцветными лампочками. Круглые столики с розовыми ночничками…
Ко мне через весь зал суетливо подбежал распорядитель.
— Добро пожаловать в наш клуб, — дежурно улыбнулся он. — Прошу за мной.
Посадив меня за свободный столик, распорядитель деловито осведомился:
— Что будем заказывать?
— Водку, — сказал я. — И чего-нибудь закусить.
На эстраде появились музыканты в сверкающих золотых пиджаках. Последней на сцену выбежала солистка, одетая во все кожаное. Кожаные сапоги до самых бедер, кожаные перчатки до локтей и короткая кожаная юбка с разрезами.
Вся группа разом ударила по инструментам. Девушка тряхнула темными волосами и низким хрипловатым голосом запела в микрофон суперхит: «Там, где кончается розовый мир».
Пела она хорошо. При этом еще извивалась в медленном танце.
Официант принес мне графин с розовой жидкостью и непонятное месиво на большой тарелке.
— Это что еще за гадость? — спросила я.
— Традиционное аргентинское блюдо из фаршированных тропических овощей в кокосовом соусе и с гарниром из маиса, батата и риса, — невозмутимо ответил он. — А также аргентинская виноградная водка — граппа.
— А попроще у вас ничего нет?
— Нет. Сегодня в нашем клубе вечер аргентинской кухни.
— Ну ладно, — сказал я, наливая себе в стакан граппы, — пойдет.
Водка обожгла горло. На душе стало легче.
Дверь, ведущая на улицу, распахнулась. В маленький прокуренный зал ворвался сырой холодный ветер.
— Эй, кто-нибудь! — крикнула девушка, прекратив петь. — Закройте, к чертовой матери, дверь, а то меня ветром унесет.
В разных концах зала одобрительно зааплодировали. Но дверь, похоже, никто закрывать не собирался.
Тогда я встал и подошел к выходу. На улице лил дождь. Так хлестал, что не было видно ни зги. Я закрыл дверь. Тотчас зазвучали резкие, нестройные звуки рояля, хрип саксофона, плач гитары… Девушка, скорее, говорила под музыку, чем пела.
Вернувшись на свое место, я выпил еще граппы и принялся за традиционное аргентинское блюдо.
Зал понемногу заполнялся. Свободных столиков почти не осталось.
Отыграв несколько номеров, музыканты направились к стойке бара. А девушка-солистка подсела ко мне.
— Спасибо, что прикрыли дверь, — сказала она. — А то у меня хроническая простуда. — Девушка вставила сигарету в белый мундштучок и закурила. — Вам понравилось, как я пою?
— Да, — искренне ответил я. — Очень.
— В принципе, голос у меня так себе, но для этой дыры сойдет. — Она прищурилась, глядя сквозь сигаретный дым. — Не угостите девочку коктейльчиком?
Я заказал несколько видов коктейлей. Когда принесли высокие стаканы с насаженными на них ломтиками лимона, девушка первым делом выкинула эти ломтики на стол. А затем опрокинула в себя один за другим сразу два стакана.
— Ну вы даете, — сказал я.
Она взбила свои и без того пышные волосы.
— Я сегодня не в духе. Мой кот Альберт сорвался с балкона. С двенадцатого этажа.
— Тогда мы с вами друзья по несчастью.
— И у вас кот сорвался с балкона?
— Почти угадали. Только не кот, а я сам.
— Не больно-то я вам поверила. — Девушка подняла стакан, третий по счету, и залпом осушила его, словно там был не крепкий коктейль, а молоко.
Музыканты вернулись на сцену и в несколько расслабленной манере заиграли прошлогодний шлягер: «На обратной стороне сердца».
Граппа действовала вовсю. Девушка уже возбуждала меня.
— Какие у вас волосы красивые. — Протянув руку, я коснулся ее волос. — Прямо шелковые. И струятся между пальцами, как вода… как вода…
