Марсия Иваник - О, мой ангел…
5
Надя вздохнула и потерла лицо. Что-то нарушило ее сон. Когда жужжащее насекомое снова село на нос, она выпятила нижнюю губу, сделала сильный выдох и широко открыла глаза. Темно-карие, под цвет шоколада глаза уставились на нее. Это были глаза Оуэна. Надя могла узнать их где угодно.
Она прищурилась: солнце уже проделало половину своего пути.
— О Боже! Почему ты не разбудил меня?! — Она быстро встала и посмотрела на человека, который продолжал лежать на одеяле.
— Ты помнишь, что говорила во сне?
— Конечно нет! — Она пригладила волосы и поправила блузку. — А разве я что-то говорила?
— Хм. — Он пощекотал ее травинкой. Оуэн выглядел так, словно узнал какой-то секрет. Надя не могла догадаться, что он имел в виду.
— Так и не понял большинство твоих слов, — сказал он.
— Неужели я что-то бормотала? — Она старалась вспомнить, что ей снилось.
Перед тем как посмотреть на Надю, он покусал травинку.
— Нет, ты не бормотала. — Ироническая улыбка тронула его губы. — Ты что-то отчетливо произносила на незнакомом языке.
— По-русски?
Он отрицательно покачал головой.
— Или на немецком?
— Нет.
— На польском? Чешском? Или словацком?
Оуэн вопросительно взирал на нее.
— На скольких языках ты можешь говорить?
— Бегло? — Она подняла глаза к небу. — Я клюю бегло на всех этих языках.
— Что ты делаешь?
Он хихикнул и чуть пошевелился. Надя еле расслышала его слова.
— Так не выражаются. Нужно хотя бы сказать: я болтаю.
От его замечания она нахмурилась. Для нее английский был одним из самых трудных языков, однако до сих пор она не сомневалась, что правильно изъясняется на нем.
— Вместе с английским я говорю на восьми языках.
Оуэн присвистнул.
— Ого, в каком университете ты училась?
Сам он целых четыре года зубрил испанский и тем не мене здорово подзабыл его. В Кроу Хеде не очень-то им пользовались.
— Мне не пришлось заниматься в университетах, — смутилась Надя, увидев восторженный взгляд Оуэна. — Я только прошла проверочные испытания два года назад в Нью-Йорке, а времени на учебу в колледже так и не нашла.
— Тогда откуда ты знаешь столько языков? — удивился Оуэн.
— Когда живешь в России, тебе просто необходимо знать русский.
— Ты жила в России? — Он еще ни разу не встречал человека из этой страны.
— Не только там. И в Польше, в Чехословакии, Венгрии, Австрии, Германии, Болгарии, Югославии — и это не все.
— Не все?
— Моей семье пришлось поездить. — Она пожала плечами. — Когда кто-нибудь спрашивает меня, где я росла, я отвечаю — в Европе. Это проще, чем перечислять названия разных государств.
— Но где же был твой дом?
— Мой дом — это мой табор. Табор и кибитка. Мы жили и переезжали в ней из страны в страну. — Она нагнулась и сорвала клевер. Этот день для нее не слишком удачный — у цветка было всего три листика. — Мы же цыгане — ромала, Оуэн, и очень отличаемся от обычной американской семьи.
— Что же заставило тебя покинуть Европу и перебраться в Америку?
— Там было так тревожно. — Она задумчиво посмотрела вдаль, на вершины гор, над которыми проплывали белые пушистые облака. — Я устала: всюду, куда бы мы ни приезжали, люди считали, что если ты не за них, то против них. А мы мечтали только об одном — чтобы нас оставили в покое.
Оуэн сел и придвинулся к Наде. О Боже! Что ей довелось испытать в лучшие годы — годы молодости. Он обнял ее за плечи и тихонько привлек к себе.
— Ну, теперь ты в безопасности.
Она покорно прижалась к нему и закрыла глаза, словно спасаясь от страшных видений прошлого. Двадцать три года, проведенных в Европе, почти четырехлетние страхи в Америке за оставшуюся вдали семью, были живы в ее памяти. Наде пришлось много вынести, чтобы перетащить всех родственников сюда. Они отказывались ехать до тех пор, пока не собрались все вместе. Целых четыре года Надю не покидала тревога — она не знала, в какой стране они находились. Редкие телефонные переговоры, новости, передаваемые по Си-эн-эн, журналистские репортажи из горячих точек мало что могли ей сообщить. В Европе было слишком много горячих точек за минувшие четыре года.
— Почему ты выбрала Америку, а не поехала, скажем, в Канаду или… или в Шотландию?
— Потому, что здесь можно чувствовать себя как дома. — Она посмотрела на него долгим взглядом. — Когда мне было восемь лет, я пошла в школу в Германии и прозанималась там шесть месяцев. Нас учила американка, которая была замужем за военным, служившим в этой стране. Она часто рассказывала интересные истории о Толедо в штате Огайо. Из них я поняла, что она безумно влюблена в Америку. — Надя усмехнулась. — Учительница настолько поразила мое воображение, что я стала постоянно думать о том, как бы попасть сюда.
Теплая рука Оуэна погладила Надину щеку. Он широко улыбнулся.
— Как здорово, — сказал он, — что эта училка была не из Парижа или Лондона.
Он не мог оторвать обжигающего взгляда от алых губ. Надя покраснела. Оба находились в опасной близости друг к другу. Чтобы избежать нежелательного для нее развития событий, она отодвинулась от мужчины и стала любоваться красивым пейзажем. Оуэн был прав: они не увидят тех, кто появился здесь на двух машинах.
— Так где же водопад, о котором ты говорил? — Она видела вдалеке только мостик через ручей — два ствола, переброшенных с берега на берег.
— Если хочешь забраться к нему, мы вернемся к машине.
Он покосился на ее смуглые точеные ноги. Ах, эти ноги! Лучше бы они находились меж его ног, чем топали по лесу.
— Что-то не понимаю, о чем ты. Что значит забраться?
— Мы должны подняться вон на ту гору, — сказал он, указывая рукой на восток.
Надя выглядела такой обиженной, что он засомневался, захочет ли она идти.
— Там, дружок, не гора, а холм.
— Это часть гор Смоуки Маунтинз, значит, это гора.
Она фыркнула и потянулась за сандалиями. Они совсем не подходили для того, чтобы таскаться по лесу. Но когда она пришла к Оуэну утром, о пикнике не было и речи.
— Если бы ты видел Альпы, — хмыкнула она, — ты бы не называл это горами.
Через час Надя изменила свое мнение. Либо это действительно были горы, либо она была не в форме. При каждом шаге икры ног сводило судорогой от усталости, одежда взмокла и прилипла к телу. Но Надя держалась и не спрашивала, как долго еще идти.
Оуэн оглянулся и в восхищении покачал головой. Либо Надя была сверхвыносливой женщиной, либо в ней была заложена сила горной козы. Он часто проходил по этой тропе и каждый раз убеждал себя больше здесь не появляться.
