Карла Неггерс - Опьяненные зноем
Шарлотта со злостью швырнула на стол прихватку.
— Значит, все это время вы торчали здесь?
— Конечно, я подслушивал. Никогда не думал, что узнаю так много полезного о кукурузной муке и лепешках. Вы не могли бы намазать мне маслом несколько штучек? Я ужасно проголодался. — Дункан обезоруживающе улыбнулся. — Так вернемся к Ричарду.
— Да, — мрачно согласилась Шарлотта, кидая три кукурузные лепешки на тарелку, — вернемся к Ричарду. Чего там еще наболтал вам этот проходимец? Я вовсе не такая. Я очень даже практичная.
— Вероятно, именно поэтому вы и поселились в полуразвалившемся доме и позволяли генералу конфедератов изводить вас.
— Мне лучше знать, зачем я живу здесь! — огрызнулась Шарлотта.
— Потому что, если верить Ричарду, вы — простофиля.
— Потому, что я приняла здравое, деловое решение. Единственное, чего я не понимаю, мистер Толливер, — так это зачем вам преследовать меня, зачем вы сейчас здесь и зачем вам понадобились мои братья…
— Между прочим, Ричард был весьма польщен тем, что я к нему обратился. Он даже называл меня "сэр". — Дункан вытянул ноги и с удовольствием отметил, как ладно сидит на Шарлотте вишневое платье, подчеркивавшее высокую грудь и тонкую талию, и как блестят ее глаза. Он знал, что не должен обращать внимания на подобные вещи, но ничего не мог с собой поделать. Он непрестанно думал о ней целый день, так чего ж бросать это дело сейчас, когда она всего в двух шагах от него. — Ваш брат убедил меня, что я был полным идиотом, когда принял вас за мошенницу, способную одурачить старую женщину. Как он выразился, вы неспособны обмануть и ребенка.
Шарлотта поставила тарелку с кукурузными лепешками на стол, и Дункан потянулся к ней, чтобы взять одну. Она указала на вазочку с вареньем, предлагая ему отведать, а потом на всякий случай отошла подальше, чтобы он не смог до нее дотянуться.
— Значит, моему брату вы поверили, а мне не верили…
— Ну не мог же я поверить мошеннице!
— Но вы же сами говорите, что я вовсе не мошенница.
— Я должен был сперва сам во всем убедиться. Умоляю вас, Шарлотта, присядьте и вкусите вместе со мной сих божественных лепешек! Я ведь пытаюсь извиниться.
— Правда?! Простите, что не сразу поняла.
— Простите меня, черт возьми!
— Вы говорите как истинный джентльмен. Знаете, генерал, мне кажется, ни за что бы не извинился.
— Почему вы знаете? Бедняга умер сто двадцать лет назад!
— Тельма мне рассказывала.
Дункан впился зубами в намазанную маслом и вареньем кукурузную лепешку, потом, прожевав кусок, сказал:
— Даже Тельма не такая старая.
— Но она помнит все, что рассказывал ей отец, и она знает о Дункане Толливере больше, чем вы.
— Зато меня она вообще не знает! Мы с ней даже ни разу не встречались.
— В таком случае, почему вы решили спасти ее от мошенницы?
— Я не решил! — Он чуть не подавился, но ухитрился все же проглотить очередной кусок, промакнул рот льняной салфеткой и возмущенно уставился на Шарлотту. — Ничего я не решил! Я пытался, я ошибся, а теперь хочу все исправить! О черт, все не так… Черт меня дери, если бы я сам понимал, зачем все это затеял, зачем явился сюда, с чего мне пришло в голову помочь этой старухе и почему я пытаюсь объяснить все это вам! Возможно, потому, что встреча с вами — самое замечательное событие в моей жизни с тех пор, как я поднимался на Гималаи.
Шарлотта насмешливо посмотрела на него.
— Это что, комплимент?
— Еще какой комплимент, Шерл! Еще какой!
— Я совсем растеряна, — ответила Шарлотта, чувствуя, как у нее начинает учащаться пульс.
— Это я растерян, Шарлотта. Я изводил вас с самыми благими намерениями. У меня были веские причины желать, чтобы вы отсюда…
— То есть?
— Зачем теперь во всем этом копаться… Достаточно сказать, что, выпив пива с одним из ваших братьев, я понял, насколько глупыми были мои подозрения и каким идиотом был я сам. Я не был в Нашвилле очень давно, Шарлотта, многое забыл и ко многому должен привыкнуть. Я понимаю, что все, что я сейчас сказал, не слишком серьезно, но давайте пока остановимся на этом. — Запрокинув голову, Дункан захохотал тем самым раскатистым громовым смехом, от которого у Шарлотты по коже бегали мурашки. — Не могу поверить, что я переодевался генералом… Вы рассказали Барнаби?
Она покачала головой.
— Ну что ж, спасибо и на этом. — Встав, он, мягко ступая, приблизился к Шарлотте и взял ее руки в свои. — Простите меня, — искренне попросил он.
Шарлотта улыбнулась и кивнула, принимая извинение. Стоя рядом, Дункан касался только ее рук, но стоило лишь ей взглянуть на его черные как смоль волосы и в его голубые глаза, как она вспомнила генерала… ее призрак, ее фантазию. Ночами, прислушиваясь к его шагам и смеху, она думала о том, что погружение в прошлое, занятия наукой, карьера лишили ее способности радоваться жизни такой, какова она есть. Реальный, живой мужчина — не призрак. Реальные мужчины не любят слишком разумных женщин. Реальные мужчины не любят также практичных и волевых женщин. Реальные мужчины не бывают такими чувственными, как ее привидение… А она живет своими фантазиями. Настоящий Дункан — сильный, привлекательный, у нее захватывает дух от него, но нравится ли она ему? Как может она ему нравиться? Они же едва знакомы.
Тем временем он поглаживал ее плечи, притягивая ее к себе все ближе. Шарлотта облизнула губы. Он коснулся ее волос, и в этот миг Шарлотта почему-то поняла, что все у них началось неправильно и того, что происходит, не должно было быть. Дункан Толливер должен уйти из ее жизни. А она останется ни с чем, даже без привидения.
— Шарлотта…
— Пожалуйста, — попросила она, и голос ее дрогнул, — не надо пустых обещаний, я не стану задавать вам вопросов и распространять слухи о привидении из Толливер-хауса, если вы… если вы не станете давать пустых обещаний.
Дункан нахмурился, стараясь понять, о чем она говорит. Он просто хотел попросить ее начать все сначала, встретиться завтра с ним и поужинать вместе, а потом пойти в театр. Но, возможно, так даже лучше. Ее брат предупредил его, что Шарлотта независимая женщина, которой нравится ее спокойная и одинокая жизнь. У Дункана тоже было одиночество, но покоя он не знал никогда. Какое право он имеет врываться в ее жизнь и нарушать ее покой? Он и так уже много чего натворил. Но разве он теперь оставит ее с этой кукурузной мукой и дурацкими аппликациями на фартуке? Она трепетная, живая, она заставила его кровь закипеть… и будь он проклят, если он уйдет просто так.
В его улыбке были нежность, удивление и решительность.
