Лилиан Пик - Одинокая девушка
Глава 4
Однажды вечером, когда Лоррен проверяла школьные сочинения, в столовую без стука вошел Алан.
— Заняты?
— По-моему, это очевидно, — огрызнулась она.
— Не очень радушный прием, что и говорить.
Он подошел к столу и встал за ее спиной. Лоррен замерла. Алан через плечо девушки внимательно читал, что было написано в тетради, а его пальцы легко перебирали ее волосы. Последние дни она бросила стягивать хвост на затылке, устав от безуспешной борьбы с Аланом, и они ниспадали мягкой шелковистой волной по ее спине. Лоррен сердито стряхнула его руку. Он удивленно посмотрел на нее и засмеялся. Этот мужчина прекрасно знал, что делает.
Лоррен поняла, что он сменил тактику, период изоляции ее от друзей прошел, и теперь наступил следующий этап: он изводил ее при каждом удобном случае, и для Лоррен уже одно его присутствие стало мучительной пыткой. Как только Алан приближался к ней, она становилась раздражительной и болезненно-чувствительной и уже не могла справиться с собой.
— Это сочинение... вы поставили за него высший балл?
— Да, потому что оно этого заслуживает. — Кто его написал?
— Девочка из моего класса. — Лоррен назвала имя ученицы.
— Знаете, что я бы сделал с этой работой? Взял бы карандаш... — Он вытащил из ее пальцев карандаш и, прежде чем она успела остановить его, быстро исправил почти полдюжины слов. — Вот так и так, — продолжил он и расчеркал еще два или три предложения. — И я бы вернул его назад и велел переписать. Оно просто ужасно! — Он бросил карандаш на стол.
У Лоррен от негодования тряслись руки. Она схватила ластик и попыталась стереть его поправки, но тщетно.
— Что вы наделали! Я не хочу, чтобы вы вмешивались в мои дела! Займитесь лучше своими.
Не обращая внимания на ее резкость, Алан подвинул стул и сел рядом:
— Где остальные?
Лоррен прикрыла тетради руками:
— Вы не имеете права прикасаться к ним! Это моя работа — ставить за них оценки, а не ваша.
— Очень хорошо. Обещаю не касаться к ним карандашом, хотя соблазн слишком велик. Будьте любезны, дайте мне хоть взглянуть на них. Целую вечность я не читал девических излияний вроде этих. Я буду рад, если они освежат мою память. — Он просяще протянул руку: — Пожалуйста!
С большой неохотой Лоррен протянула ему стопку тетрадей. Алан еще ближе придвинул к ней свой стул, и Лоррен, сжав от злости зубы, заставила себя остаться на месте. Она поняла, что он делает все намеренно, стараясь вывести ее из себя. Какое-то время Лоррен тихонько сидела, но вскоре, не вынеся его близости, она начала осторожно отъезжать в сторону. Алан будто невзначай зацепил ногой ножку стула, и девушке пришлось смириться.
— Не дергайтесь, — приказал он, — вы мешаете мне сосредоточиться. — Он вновь приступил к чтению. — А вот и хорошее! — Он перевернул страницу и увидел низкий балл, поставленный Лоррен за эту работу. — Что? Это замечательное сочинение!
— Замечательное? Да оно просто ужасно! Грамматика возмущает, язык берет начало в сточной канаве, все правила нарушены...
— Да откройте уши и глаза: язык на уровне современных требований, острый и едкий. Прекрасные идиомы. Так говорят все вокруг вас, только вы слишком глухи, даже преднамеренно глухи, чтобы услышать это.
— Но повседневная речь — это не язык для сочинений по английскому. Конструкция предложений слишком свободная и часто неправильная.
— Говорю вам — это хорошо. Оно не напыщенное и не лишено оригинальности. Эта девочка, очевидно, всеми силами сопротивляется беспощадным методам ортодоксальных учителей. Я с радостью возьму ее начинающим репортером, если она этого захочет. — Он принялся за следующее сочинение. — А вот это утверждение изначально неверное. Вы разве не учите их пользоваться только проверенными, достоверными фактами? Это одно из первых правил всех описаний и репортажей.
— Но учителя английского не имеют дело с фактами. Для нас важнее творческая фантазия, воображение, удачно выраженное мнение...
— Мнение? Но прежде чем они сформируют свое собственное мнение, вы должны дать им факты...
Лоррен, совершенно растерявшись, покачала головой:
— Если я начну давать им злободневные факты и слишком актуальные темы для сочинений, вызывающие или даже провокационные, их родители очень удивятся и назовут это отклонением от школьных образовательных стандартов, снижением культурного уровня и выразят сомнение в учительской нравственности.
— Тогда надо учить и родителей, не так ли?
Он прочитал еще несколько сочинений и отодвинул кипу тетрадей:
— Ваше отношение к этим работам рассказало все, что я хотел знать о вашей учительской отваге. Абсолютный ноль. Вы просто заучиваете правила по учебнику, подряд, от корки до корки, и не имеете мужества отступить от них ни на йоту. — Алан повернулся и посмотрел на ее вспыхнувшее лицо так, словно она была интереснейшим экспонатом музея. — Вы одно из тех созданий, которых я бы на милю не подпускал к преподаванию из-за их фанатичной нетерпимости ко всему новому.
Не в состоянии больше выносить его издевательства Лоррен ударила кулаком по столу и резко сказала:
— Может, вам стоит уйти отсюда подальше и оставить меня наедине с этими так раздражающими вас работами?
Но ее самоуверенность дала трещину, а прочно укоренившиеся за годы преподавания методы внезапно утратили всю свою привлекательность.
— Уйду, как только закончу, — парировал Алан, зло усмехнувшись ей в лицо, и вдруг заметил на столе нечто, привлекшее его внимание. Он быстро протянул руку и схватил листок бумаги прежде, чем она остановила его. — Ба, что я вижу! Статья? — Увидев имя автора, он уничтожающе взглянул на Лоррен. — Литературное произведение самой учительницы английского! — Он радостно потер руки: — Это должно быть очень интересно!
— Это моя статья как редактора школьного журнала, — сказала Лоррен и попыталась выхватить лист у него из рук, но он сжал ее запястье и, запрокинув голову, расхохотался:
— Вы — редактор? Это сенсация!
— Я не разрешаю вам читать это. — Она все еще пыталась освободиться.
— А я и не спрашивал разрешения, — ответил он и начал читать.
Лоррен тяжело вздохнула и опустилась на стул. Алан, не прерывая чтения, отпустил ее. Она затаила дыхание и выжидающе смотрела на него:
— Ну?
— Что я могу сказать? — Он повернулся к ней и положил руку на спинку ее стула.
— Это... это так ужасно?
Он рассмеялся, увидев ее по-детски трогательные умоляющие глаза.
— Да, — сказал он и протянул руку за карандашом, — это ужасно. Но я и ожидал нечто подобное, хотя некоторые идеи недурны, — подсластил он пилюлю, занес карандаш над первым предложением и вопросительно взглянул на нее: — Можно?
