Джин Лоррен - Эпидемия IDIC
Обзор книги Джин Лоррен - Эпидемия IDIC
Джин Лоррен
Эпидемия IDIC
Глава первая
В столовой Совета Найсуса были доступны только синтетические продукты. Кухня была закрыта из-за продолжающейся эпидемии. Мастер Корсал набрал на панели репликатора черный кофе, как любила подавать ему Кэти, и отправился к столу, за которым уже сидели двое: вулканец и андорианин.
– Корсал, – мягко прошипел сзади его имя знакомый голос. Это был Борт, орионский представитель в Совете. – Садитесь со мной.
Он оттащил Корсала от стола с двумя людьми и активировал щит секретности. Клингон потянулся к выключателю, чтобы убрать щит и проворчал:
– Нам незачем скрываться от остальных; зачем провоцировать их подозрительность.
Борт блокировал его руку.
– Они и так нас подозревают; какая разница. Я хотел бы знать, что вы планируете делать с этой чумой.
– Я инженер Борт, – ответил Корсал. – Я ничего не могу сделать. Только отдать свой голос за более сильные карантинные меры. Если вы спрашиваете, буду ли я голосовать, чтобы просить Совет Федерации о медицинской помощи, да, конечно я буду.
Орионец покачал головой и с отвращением поджал губы. Плоский головной убор закрывал его глаза, из-за чего он со своей зеленой кожей на первый взгляд был похож на рептилию.
– Нет, идиот. О чем вы сообщите в Клингонскую Империю? Отчеты коммуникаций показывают, что в последние шестнадцать дней вы не посылали никаких сообщений.
– В условиях карантина научный прогресс невозможен. Мне нечего им сообщить.
Корсал сделал длинный глоток кофе, игнорируя тот факт, что оно было слишком горячим. Он не впервые задавался вопросом, почему это горькое варево считают успокаивающим. Он наоборот брал от него силу, и давно понял, что в этом было нечто общее между клингонами и людьми.
– Нет? – продолжил его мысль Борт. – А вы не подумали, что как оружие эта чума могла бы…
– Не продолжайте! – гневно бросил Корсал, и вскочил. Он повернулся лицом к другим столам, затем наклонился вперед и положил руки на стол, и, стараясь держать их в пределах щита секретности, заглянул в холодные желтые глаза.
– Оружие, которое может повернуться против своего хозяина так же легко, как и против врага, не оружие вовсе. Попробуйте продать этот вирус моим людям, Борт, и вы получите Империю Клингонов в качестве личного врага!
Корсал выпрямился, и смял пластмассовый стакан, даже не заметив, как остатки кофе обожгли ему руку. Он бросил его в репликатор, и вышел из столовой.
Не было смысла идти куда-то еще: все помещения в Гражданском Центре как и во всех других общественных зданиях были закрыты – поэтому он вернулся в зал заседаний.
Гражданский Центр, в котором находился зал заседаний Совета научной колонии Найсуса, был расположен около гигантской дамбы электростанции, которая обеспечивала водой и электричеством долину внизу. Дамба была изделием инженерной мысли Земли, технологией прошлого столетия, старой для той водной планеты, но только не для старшего поколения трех клингонских миров, где голод был побежден благодаря такими дамбам уже при жизни Корсала. Инженер клингон подошел к огромному окну, выходящему в долину. Вид гор загораживался огромной массой дамбы. Некоторые говорили, что твердый серый бетон был уродливым, но Корсала привлекала красота его мощи. Он наблюдал как прирученная речная волна кувыркается через шлюзы, и спускаясь под уклон дает управляемую энергию. Ниже поток разделялся в систему ирригационных каналов для обработанных фермерами-геманитами полей для предотвращения эрозии, и в водную систему для маленького городка, в котором жили и работали ученые всех рас Федерации… И не только Федерации.
Корсал был обеспокоен своим положением на совете Найсуса, потому что он был инженером, а не политическим деятелем. Даже не социологом. Даже не лидером среди своего народа, где "стратегия независимости" в сражении или в политике была отличительной особенностью тех, кто стоял у власти.
Его положение на Совете Найсуса доставляло ему неудобство; каждая раса, представленная в научной колонии, выбирала из своих рядов члена, который должен был заседать в Совете. А так как его коллеги возвратились в Империю семью годами ранее, Корсал оказался единственным клингоном на Найсусе.
В зале еще никого не было. В одиночестве Корсал выплеснул свое расстройство, ударив кулаком по окну: не стекло, а прозрачный алюминий – другое изобретение землян. Мало того, что он не смог сломать его; он почувствовал отдачу твердого металла в знак тщетности своей попытки.
Не один Корсал приходил в очаяние. Совет принял его предложение о перерыве только после четырех часов обсуждений. Наконец в зал начали возвращаться другие представители Совета. Самый большой контингент представляли люди, те, кто последние три столетия осваивали галактику, создавая колонии столь непохожие в управлении и в культуре, что они были не способны договориться о большинстве проблем лучше, чем вулканцы и клингоны.
Вулканцы были второй по величине группой, потому что их родная планета и каждая из их колоний имела своего собственного представителя. Хотя все колонии были частю одного центрального вулканского правительства, их представители в совете не были представлены в справедливой пропорции, и из-за этого население Найсуса было обеспокоено. Наука была сердцем вулканской культуры, поэтому научная колония состояла на сорок процентов из вулканцев, на тридцать два процента из людей, и только на двадцать восемь процентов из телларитов, геманитов, андориан, ригелиан, лемнориан, орионцев, тракескиан, джованиан и… одного клингона.
Корсал вернулся на свое место за столом и сел в кресло, которое напоминало довольно неудобный куб, до тех пор пока человек не садился в него. Тогда оно сканировало размеры, форму, температуру тела, и напряженность мускулов, и делало слепок непосредственно с контуров тела, предотвращая усталость мышц, но не позволяя расслабление, переходящее в сон, потому что оно предназначалось для рабочего места.
Даже Кески, представитель лемнориан в Совете, сел на точно такой же куб. Тот немедленно изменился, чтобы приспособиться под гигантский рост, расширил спинку, чтобы поддержать длинное туловище лемнорианца, который даже сидя возвышался над всеми. Такая мебель была изобретением склонных к комфорту телларитов. Трикодеры на столе были вулканским изобретением.
В то время подобные изделия считались само собой разумеющимся и им не придавали особого значения. Изо дня в день жизнь людей в галактике улучшалась различными технологиями. Сотрудничество среди рас здесь в научной колонии не раз порождало технологические прорывы, доселе неизвестные в галактической истории.
Только теперь… оно породило чуму.
Корсал не хотел ни с кем говорить, не хотел рассказывать кому-либо о своем споре с Бортом, поэтому он достал свой трикордер. Взглянув на свою руку он обнаружил пузырь на ладони в том месте где обжегся горячим кофе. Но это было не страшно.
Он направил на рану трикодер и запустил его. В это время T'Саен, биохимик, начала перечислять имена погибших тем монотонным голосом, каким обычно говорили вулканцы, когда контролировали свои эмоции.
– Мы продолжаем предполагать, что это быстро видоизменяющийся вирус. Пока мы оказались неспособны изолировать его из-за скорости его мутации. Он устойчив ко всем антимутагенам, известным науке.
Потом Териан, андорианский эпидемиолог, выдал статистику о чрезмерно быстром распространении болезни, и о тенденции к увеличению этой скорости.
Корсал покачал головой. Биохимия была не его областью, но математика была проста: в пределах шестидесяти дней каждый человек на Найсусе должен был заболеть. Вирус не выказывал уважения ни к какой расе; он нападал одинаково на существ с кровью, основанной на железе, меди, или кремнии.
Они закрыли школы и отменили все встречи, театральные представления, и другие сборища двенадцать дней назад, но вирус продолжал распространяться. Незначительные общественные здания были закрыты, маски и перчатки стали привычной одеждой, но тем не менее вирус все еще продолжал распространяться.
И убивать.
В своей первоначальной форме болезнь была всего лишь неприятностью. Она проявлялась в лихорадке, головных болях, брюшных судорогах – чрезвычайно неприятных, но не смертельных симптомах. Болезнь шла своим чередом, и через пять дней оставляла свою жертву ослабевшей, но без особых последствий. Биохимики начали работать над вакциной, и никто не волновался.
Потом все повторилось. Вторая волна началась с тех же самых симтомов продолжавшихся три дня, но на четвертые сутки жертва внезапно входила в почечную кому. Больница начала заполняться, но они по крайней мере имели достаточно систем жизнеобеспечения, чтобы спасти этих пациентов.
До того дня, когда одна из жертв, подключенная к системе жизнеобеспечения, забилась в конвульсиях, сопровождавшихся печеночной недостаточностью и остановкой сердца. Первой был десятилетняя девочка землянка. Она была так ослаблена, что даже самых героических усилий врачей не хватило для ее спасения.
