Кристин Лестер - Вместо свадьбы
Шарль вздохнул. Вообще-то они уже пару часов как должны были гулять и «изображать весну в Довиле». Этот Бернар ему уже надоел, почему они вечно оказываются рядом? Интересно, а когда они с Эвелин все-таки доберутся до его номера, сегодня, или завтра, или потом — чтобы предаться наконец любви, — под каким предлогом он придет к ним? Ведь он непременно будет следовать по пятам. Это становится уже не смешно.
— Неудачный сегодня день! — сказал он, скорее в ответ собственным мыслям, чем диалогу.
— Да, пожалуй. Хотя и закончился рано.
Все снова помолчали.
— Вот и медведи не вышли на нерест! — неожиданно мрачно добавила Эвелин и в один глоток допила свое вино.
Мужчины посмотрели на нее, Шарль смущенно откашлялся. Он не знал, что говорить еще. Бернар тяготил его своим присутствием, но он чувствовал, что по каким-то неведомым причинам Эвелин пока не склонна отпускать Бернара. Она словно была в чем-то разочарована или не уверена и держалась за него, как за спасительную соломинку. Он уйдет — и вечер закончится. Так тоже будет плохо.
— Медведи не ходят на нерест, Эвелин. — Мягко поправил Бернар. — Это рыба…
— Да не важно! На нерест ходят все! Особенно весной.
Она хотела добавить «не так ли, Шарль?», но решила, что это будет слишком оскорбительно прежде всего для нее самой.
— Ты видела, какая тут рыба, Эвелин?
— Ни одной!
— Ты многое потеряла! Что, так и не рискнула подойти к воде?
— Вы тоже ездили на реку? — вежливо спросил Шарль и решил, что еще пять минут он терпит это занудство, а потом уходит, если ход беседы не меняется. И черт с ними с обоими, пусть сидят тут и утешают друг друга разговорами о нересте и медведях.
— Что значит «тоже»? Эвелин сегодня ездила со второй съемочной группой. Вы же были там вместе.
Эвелин опустила голову. Сейчас Шарль обо всем догадается.
— Где вместе? — озадаченно спросил Шарль.
— На медведях.
— Вместе?
— Да. Вы разве не виделись?
— Нет. Эвелин, вы были там? Вы видели меня и не подошли?
Она кивнула и отвернулась, обиженно задрав подбородок. Шарль откинулся назад, скрестив руки на груди, немного помолчал, потом тихо сказал:
— Эвелин, посмотрите на меня.
— Зачем?
— Вы все слышали?
— Да.
Он вздохнул, как ей показалось, с облегчением:
— Теперь все понятно.
— Что понятно?
— Почему вы дуетесь на меня весь день и весь вечер.
— Я не дуюсь.
— А почему вы не подошли ко мне?
— А зачем? Вам и так было хорошо…
— Я пойду в бар, — тихо сказал Бернар. — Не стану вам мешать.
Давно бы так! — подумал Шарль. Он придвинулся к Эвелин и заговорил торопливо, приглушенным голосом, словно Бернар был муж, а он — всего лишь любовник и боялся, что тот услышит:
— Простите меня, я просто… Ну что за обиды, право слово? Вы же знаете, как мужчины обычно общаются с любопытными девушками, которые норовят посплетничать. И что при этом болтают и те, и другие…
— Прекрасно знаю. Именно так вы общались со мной. Да?
— Бред.
— Не бред. Впрочем… Едва ли я имею право устраивать вам допрос с пристрастием.
— Эвелин.
— Мы ведь люди посторонние.
— Эвелин, прошу вас!
— Между нами ничего не было и не может быть в принципе.
— Что за чушь?
— Поэтому, наверное, нам лучше прекратить этот разговор. — Она приподнялась, чтобы встать.
— Эвелин, перестань дуться. — Шарль взял ее за руку, пересаживаясь ближе. — Прошу тебя, перестань!
— Мы перешли на «ты»?
Шарль внимательно смотрел ей в глаза. Дыхание его снова стало горячим, Эвелин чувствовала это своей щекой.
— Мне кажется, пора переходить. Часом раньше, часом позже — какая разница?
— Может быть, и пора. — Она попыталась освободиться из его рук. — Но опять же…
— Вот и хорошо… Ну все-все. Тихо.
Он легонько поцеловал ее в губы, мимоходом, как тогда, заставив затихнуть в объятиях. Эвелин сидела ни жива ни мертва: казалось, ее обожгли эти губы. А плечи и руки горели словно огнем, когда он обнимал их.
За стойкой бара за всем происходящим внимательно наблюдал Бернар, только не слышал слов. Увидев, как Шарль поцеловал ее, он попросил еще виски. Двойной.
— Я, наверное, обидел тебя, прости! — горячо говорил Шарль. — Я, правда, не понимаю чем, но, если тебе так кажется, значит, я виноват.
— Виноват, — как эхо повторила она.
— Но я не понимаю.
— Ты не понимаешь? Ты говорил обо мне, как…
— Но я же так не думаю! Это просто… Эвелин, ну хватит, я уверен, что в глубине души ты совсем не хочешь ссориться со мной из-за какой-то ерунды.
— Это не ерунда. Ты оскорбил меня.
— Ну убей меня за это, — нежно шептал он, убирая волосы с ее лба.
Эвелин почувствовала, что плывет:
— Обязательно.
Расстояние между их лицами сокращалось.
— Давай забудем все? Пойдем ко мне, а?
А завтра он будет говорить Мелани, что абсолютно свободен. Ей очень хотелось пойти с Шарлем. Но ей еще три месяца жить тут. А связываться с подлецом, пусть даже с таким красивым, ей не хотелось. Она внимательно посмотрела на Шарля:
— Забудем?
— Забудем.
В эту секунду, словно он мог услышать эти слова, Эвелин зачем-то обернулась на Бернара. Но, перехватив его красноречивый взгляд, непроизвольно отстранилась от Шарля:
— Ты просто хочешь подтвердить свои привилегии насчет меня. Вот и все.
— Нет. Я просто хочу тебя. Вот и все.
Кровь бросилась ей в лицо:
— Шарль.
— Эвелин. Я знаю, что тоже тебе очень нравлюсь…
— Шарль, я…
— Неужели не нравлюсь? — игриво, как человек, который даже не ожидает услышать отказа, спросил он.
— Я тебе не верю. — Она отвернулась.
Бернар хлопнул ладонью по столешнице:
— Еще двойной!
Ярко-красный диск солнца исчез. Вместо него в небе осталась дымка, которая с каждой минутой тоже темнела, превращаясь в сиреневую, а потом — в синюю.
Разочарованный, раздосадованный Шарль сидел возле Эвелин, все еще сжимая ее ладонь в своей руке, и смотрел в стол. Едва слышная музыка доносилась из динамиков.
Что-то он сделал не то. Что-то… да просто надо было взять ее, не спрашивая закинуть на плечо, как индейцы похищали будущих жен, и унести куда-нибудь далеко-далеко, а уж там разговаривать. Если бы у них осталось время на разговоры. И чтоб никаких посторонних людей вокруг! Особенно этого…
Бернар вырос возле их столика, словно его звали, и уселся на место Шарля, напротив них. Если в начале вечера Эвелин сидела с Бернаром рука об руку, а Шарль представлял собой оппонента, то теперь все поменялось.
