Ксения Любавина - Душенька
Учился Артем шутя, — видимо, проявлялись гены, — а поскольку обладал еще и незаурядной, привлекательной внешностью, то с младых ногтей был постоянно окружен вниманием самых красивых девочек. Темные вьющиеся волосы, карие глаза, смуглая кожа… Волосы он отращивал до плеч, и девицы просто на стену лезли от изнеможения, так уж хотелось сцапать наследничка за вихры, а заодно и просочиться в богатую, могущественную семью. Несмотря на красоту и внешнюю уверенность, с девушками Артем был робок — его скорее пугало такое внимание. И вообще — ему казалось, что он видит их насквозь. Вот интересно, стали бы они так бегать за ним, обрывать телефон, приглашать зайти, строить глазки, соблазнять, если бы он был нищ, сир и гол, как последний вокзальный бомж.
Свой первый сексуальный опыт Артем получил в объятиях лучшей подруги своей матери. Просто надоело быть девственником. Потом появилась другая женщина, тоже старше. Но и эти отношения его не устраивали. Все это было как-то пошло и бесчестно. Да, именно бесчестно. И лишено чистоты, в моральном смысле. Под маской светского льва, повесы и сердцееда скрывался глубоко ранимый молодой человек с душой романтика, которую никто, ну буквально никто из его окружения не был в состоянии понять и оценить. А вообще, по жизни, Артем следовал принципу «так не доставайся же я никому!».
Глава 10
Саня, дочь Людмилы, оказалась сущей бестией. В хорошем смысле этого слова, сказал себе Петр. Ершистая деваха. Впрочем, такие люди ему как раз больше всего и импонировали. Особенно это касалось молодежи. Молодежь, она и должна быть такой. Он вовсе не считал, что, мол, вот были люди в наше время… Тем более что у Саши был за плечами приличный жизненный опыт: она родила ребенка и растила дочь одна, без мужа, а это в наше интересное время как ни крути, а все же подвиг.
Саня постоянно испытывала Петра на прочность, или, как это у них называется, прикалывалась над ним. В их первую встречу, когда Людмила устроила «званый» обед, на который были приглашены, естественно, только свои — то есть он и Александра, для которой все это и затевалось, — дочь сразу задала довольно жесткий тон.
— Надеюсь, вы, Петр Данилович, не будете обижать мою мамулю? — справилась Саня, внимательно глядя на него прозрачными голубыми глазами, ясными, как у праведницы.
— Ну что ты, Сань, конечно нет, — сконфузился он. — О чем ты?
— Ладно. Но знайте, если обидите, я вам в ухо двину, — все с тем же невинным выражением предупредила Саня и, откусив кусок торта, добавила с набитым ртом: — Ногой.
— Саша! — одернула ее Людмила.
— У тебя, наверное, хорошая растяжка, — не обращая внимания на враждебность Сани, заметил Петр.
Она громко отпила чаю из своей чашки и, лукаво поглядев на него, спросила:
— Хотите проверить?
Впрочем, несмотря на эти ее выпады, Петр не отказался от идеи завалить строптивую падчерицу дорогими подарками. И начал, естественно, как и намеревался, с автосалона, где под восторженные визги и прыжки непосредственной и темпераментной Сани выбрал ей «вольво» последней модели. Эта покупка значительно сблизила их, во всяком случае Саня перестала ему выкать и стала называть его дядь Петь. И даже кинулась ему на шею, при всем честном и солидном народе — посетителях автосалона, — и громко, смачно поцеловала в щеку.
Оформив покупку, Петр повез Саню, уже совершенно обалдевшую от счастья, в лучшие магазины одежды и белья, купил ей бриллиантовый гарнитур из последней коллекции в ювелирном магазине, потом они поехали покупать игрушки и одежки для маленькой Танечки и, наконец, сели обмывать покупки в ресторане.
— Знаешь, дядь Петь, — заявила Саня, уплетая под изысканное белое вино коктейль из креветок, поданный в изящной вазочке, — я вообще-то «мажоров» презираю… Но так приятно было сегодня почувствовать себя дочкой олигарха, черт побери!
Людмилу поразил и даже напугал тот купеческий размах, с каким Петр принялся одаривать ее дочь и внучку.
— Петь, ну хватит, а? Зачем ты Саньку так балуешь? Она должна зарабатывать сама.
— Во-первых, Саня — женщина, — резонно отвечал Петр. — А у женщины всегда есть выбор: зарабатывать самой или жить за счет мужчины. Я не вижу ничего зазорного в том, если женщина не зарабатывает. И вообще, на что, интересно, мужик должен тратить деньги? А во-вторых, я всегда мечтал, чтобы у меня была дочь. Но жена не хотела второго ребенка. Так что я предпочитаю думать, что Саня — моя дочь. Мне приятно так думать. И я буду потакать всем ее капризам, чего бы мне это ни стоило.
Впервые за эти двадцать лет он почувствовал себя по-настоящему счастливым. Особенно когда нашел общий язык с этим маленьким трогательным коло-бочком, Санькиной дочурой Танечкой. Оказалось, что он просто воплощение идеального деда. Санька и Людмила хохотали до слез, когда он пел, укачивая девочку, вместо колыбельной: «Шумел камыш, деревья гнулись…» — и Татка тоже заливалась смехом вместо того, чтобы заснуть.
— Дядь Петь, а как здоровье медведя, которому ты в детстве на ухо наступил?! — ехидно спрашивала Саня.
Было лето, и они проводили много времени вчетвером: ездили за город, в зоопарк, ходили друг к другу в гости, сидели на открытых террасах кафе… Петр водил Людмилу в театры и на выставки и сам удивлялся, сколько всего интересного и волнующего было скрыто от него долгие годы…
Как будто он отбыл срок, находясь в одиночной камере, а теперь вышел на свободу, и мир вдруг открылся ему с той стороны, о которой он ничего не знал и даже не подозревал, что так бывает. Казалось бы, он день за днем ездил по тем же самым улицам, того же самого города, бывал в тех же самых местах, но ничего этого не видел. Он ничего не видел и не знал, кроме своих целей, которые постоянно держал в поле зрения, и двигался только вперед, по заданному вектору. Куда, к какому общему, глобальному итогу его в конце концов должны были привести эти промежуточные цели? Вероятно, думал Петр теперь, туда же, куда и всех остальных — кого-то раньше, кого-то позже…
Встреча с Людмилой и возникшие впоследствии отношения между ними изменили все вокруг. Удивительно, сколько тепла и света, радости и неги может привнести в твою жизнь любимая женщина. Ему казалось, что внутри него зажглось огромное горячее солнце с пушистыми теплыми лучами, и в окружающих тоже горят эти солнца, и все светится бесконечным счастьем.
Глава 11
И вот он наконец-то начал писать свой роман…
Начал — громко сказано. Полдня сидел перед экраном ноутбука и писал один абзац. А потом стирал и начинал снова. Самое смешное заключалось в том, что он просто не имел представления, о какой эпохе собирается написать. Все же двадцатилетний перерыв давал о себе знать. Он вдруг с ужасом понял, что не может вспомнить ни одной исторической даты, кроме тех, что всем известны, как «Отче наш». Которые просто стыдно не знать образованному человеку, как даты Октябрьской революции, а также начала и окончания Великой Отечественной войны. Ну, еще, пожалуй, войны с Наполеоном, и то — только год. Но его это не удовлетворяло. Что касается идеи, тут тоже все было скрыто за туманом седых веков. То есть ее просто не было.
