Никки Логан - Красивый, богатый, свободный…
– Что?
Таш подняла руки и прижала их к его груди с такой же решимостью, как он целовал ее, вдохнув драгоценного воздуха, проникшего между ними. Немного, но достаточно.
– Мы не можем этого делать.
– Ты имеешь в виду, не здесь?
– Я имею в виду вообще.
– Но ты же не спишь с моим отцом.
Как будто это единственное, что стояло между ними.
– Я сейчас работаю на вас.
– И что?
– Это абсолютно неуместно.
Такая мысль явно не приходила ему в голову.
– И слишком грязно.
Он притянул ее к себе. Улыбнулся как Чеширский кот.
– Я и рассчитывал на то, что это будет грязно.
– Эйден, остановись.
Таш оттолкнула его, он же отстранился всего на дюйм. Но все-таки остановился. Именно тогда, когда это было важно.
– Ты серьезно?
– Конечно, серьезно. Ты думал, я просто разыгрываю недотрогу?
Эйден наморщил лоб.
– Ну да. Что, слишком публично?
Действительно, риск, что кто-то постучит в дверь, способствовал еще большему напряжению, чем было бы при других обстоятельствах. Но не это останавливало Таш.
– Нет, слишком близко. Мы с тобой едва ли придем к соглашению. Плюс я едва тебя знаю.
– Ты знаешь мою семью. Знаешь, где я работаю, что люблю на обед и как пью бурбон. И ты знаешь, что происходит, когда наши феромоны начинают смешиваться. Что еще?
Вероятно, именно так обстоит в его мире, где отношения исчисляются днями.
– Мы никому не скажем. Будем встречаться тайно. Тогда проблем не будет.
Таш уставилась на него. Боже, он умен, красив и совершенно наивен!
– В том-то и проблема. Ее просто не видно.
И нечестно. И дешево. А она покончила с дешевыми чувствами. Его шипение точно отражало выражение лица.
– Ты не привык к отказам, не так ли?
Его смех прозвучал издевкой.
– Я не запла́чу, если ты об этом. И не стану умолять.
– Представить не могу, как бы это выглядело.
Эйден молча уставился на нее. Поправил галстук.
– Ты кажешься одним из тех, кто хочет меня только потому, что не может иметь. – Таш старалась держать дыхание под контролем.
– Это правда?
– Правда.
Его глаза сузились, он свирепо посмотрел на нее, не успев в полной мере запугать. Как ни странно, она поняла, что все здесь в ее власти. Господи, как же он должен ненавидеть! Она наконец нарушила молчание.
– Итак, что теперь?
– Ты выйдешь отсюда первой, я через некоторое время после тебя.
Таш рассмеялась:
– Вдруг забеспокоился о моей репутации?
Эйден улыбнулся и широко распахнул дверь. Достаточно широко, чтобы выйти, но не слишком, и ей пришлось прижаться к нему. Она сделала это с величайшей осторожностью. Но когда протискивалась между ним и дверью, его губы на мгновение коснулись ее уха, теплое дыхание вызвало бунт нервных окончаний.
– Не о твоей, Таш.
Эйден смотрел, как Таш уверенно вышла из тесной раздевалки, и понимал: она притворяется. Она, как и он, потрясена. Интересно, чем? Его или своими действиями?
Видит Бог, в семействе Мур, если ты усердно игнорируешь что-то, оно просто перестает существовать. Статус-кво в конце концов возвращается, и нет необходимости сдирать кожу с эмоциональной раны. Надо переждать.
Эйден только один раз до этого видел мать в таком же состоянии, как сегодня вечером. Точнее, не видел, только слышал через систему вентиляции, как она рыдала в винном погребе, когда он сидел рядом со своей детской кроваткой, обхватив руками коленки и прижав ухо к вентиляционному отверстию. Это было двадцать с лишним лет назад. Поэтому он не знал, что делать сегодня вечером, видя, как мать, которую он обожал, разваливается у него на глазах. Разве что послать ее к чертям и разъяриться. И искать выход. Непогрешимая логика Таш лишила выхода, который он планировал, пришлось менять тактику. Поцеловать Таш – лучшая идея, как ни крути. Воспламенить кровь, подчинить своей воле. Некое интенсивное удовлетворение, селективная анестезия. Правда, невозможно ощущать боль и желание одновременно.
От этого темно-шоколадные глаза Таш сначала загорелись сопротивлением, затем растаяли от страсти. Ему импонировала ее капитуляция, интригующая смесь покорности и ожидания. До тех пор пока она не начала бить противника его же оружием.
– Сынок!
Эйден отвернулся от отца и направился к бару.
– Позже, папа.
– Нам нужно поговорить.
Нет, в действительности не нужно. Лучше надолго отдалиться друг от друга, чтобы раны стали затягиваться.
– Позже.
Отец замедлил шаг, остановился, Эйден почувствовал, как его взгляд прожигает дыру у него в спине, пока он заказывал самую большую порцию бурбона. Тоже неплохая селективная анестезия. Эйден отпил и повернулся лицом к отцу, но тот исчез в толпе. Тогда он просканировал зал в поисках кого-то другого. Россыпи светлых волос. Нашел. Таш превосходно справлялась с задачей игнорировать его, хотя, скорее всего, точно знала, где он находится. Она улыбалась, разговаривая с гостями праздника, склонными к полемике, но даже через зал Эйден видел: ее улыбка лишь видимость. Это доставляло ему удовольствие. Вот ведь каков негодяй, знает же, что в ответе за эту хрупкую улыбку! Не исключена, конечно, изощренная месть за то, что он, отвлекая ее от отца с помощью поддельного интереса, сам попался на удочку.
Глава 5
Таш отвела глаза от футбольного поля за окном и снова сосредоточилась на Натаниэле.
– Значит, вы никогда ему не рассказывали?
Натаниэль резко одернул полы пиджака, взглядом скользнув по многолюдной корпоративной ложе к Эйдену, беседующему за столом с двумя мужчинами.
– Как я мог? Он мой сын.
Таш понизила голос, хотя и знала, что Эйден не услышит их в шумном помещении по другую сторону стекла.
– Но он все равно узнал?
– Эйден был таким тихим ребенком, потому люди говорили больше, чем следовало, в его присутствии.
Тихим? Эйден? Не такой образ складывался в ее воображении.
– А каким еще он был?
Натаниэль прищурил глаза при ее вопросе, но затем выражение лица смягчилось, он предался воспоминаниям тридцатилетней давности, глядя поверх ее плеча.
– Он был потрясающим мальчиком. Вдумчивым и внимательным к другим. Любил учиться. Был сосредоточен, глубоко во все вникал уже тогда.
Вдумчивым и внимательным?
– И что же с ним произошло?
Лишь только эти слова сорвались с губ, Таш поняла, насколько они бессердечны.
– Не стоит его недооценивать, Таш. Эйден эмоционален, у него очень тонкое ощущение добра и зла. Иногда эти чувства вступают в конфликт.
– Это распространяется и на его отца?
Натаниэль опустил глаза.
– Я знаю, вы остановились в гостинице. Избегаете офиса?
